— Я счастлив нашему знакомству, — как будто так оно и было на самом деле.

Он снова повернулся к Монтдорам и сказал:

— Я так счастлив оказаться здесь.

— Мой дорогой мальчик, мы тоже счастливы. Вы должны были приехать сюда раньше — мы и понятия не имели — мы думали, что вы живете в Новой Шотландии.

Теперь Седрик смотрел на большой французский стол.

— Странно, — произнес он, — удивительное совпадение, леди Монтдор. Вы, вероятно, не поверите, но во Франции, там, где я часто живу, есть совершенно такой же стол. Еще сегодня утром в Шевр Фонтейн я опирался на такую же столешницу.

— Что за Шевр?

— Шевр Фонтейн, дом в месте слияния Сены и Уазы.

— Полагаю, это достаточно большой дом, — сказала леди Монтдор, — раз там стоит такой стол.

— Несколько больше главного корпуса Версаля, и с гораздо большим количеством воды. В Версале всего семьсот bouche[21] (как будет bouche по-английски?), у нас в Шевр их тысяча пятьсот, и они все время играют.

Был объявлен ужин. Седрик задерживался около некоторых предметов обстановки, с любовью касался их и бормотал:

— Вейсвейлер — Буль — Каффиери — Якоб. Как вы собрали эти сокровища, лорд Монтдор, это такая редкость?

— Мой прадед (ваш пра-пра-дедушка), сам наполовину француз, собирал это всю свою жизнь. Кое-что он купил при распродаже королевской мебели после революции, а некоторые предметы пришли через семью его матери, урожденной Монтдор.

— Невероятно, — прошептал Седрик. — Первозданный вид, как при Людовике XV. В Шевр нет ничего подобного. Так прекрасны могут быть только драгоценности.

Теперь мы были в маленькой столовой.

— Он привез их в Англию и построил дом для них.

Лорд Монтдор был доволен энтузиазмом Седрика, он любил свою французскую мебель, но редко встречал в Англии людей, разделяющих его вкусы.

— Фарфор с шифром Марии-Антуанетты восхитителен. В Шевре мы можем предложить мейсенский фарфор, который она привезла с собой из Вены. У нас там есть много ее вещей, бедняжки.

— Кто там живет? — спросила леди Монтдор.

— Я, — ответил он небрежно, — когда хочу пожить в провинции. — В Париже у меня есть прекрасная квартира, просто райский уголок. — Седрик произнес это слова с особым чувством. Леди Монтдор часто использовала это выражение, но придавала ему другой смысл. — На первом этаже отеля Помпонн. Вы его видели? Чистейший Людовик XIV. Совсем крошечная, знаете ли, но в ней есть все необходимое — спальня с кроватью и банкетный зал. Вы должны приехать и остановиться у меня, дорогая леди Монтдор, вы будете спать в моей комфортабельной спальне, а я в зале. Обещайте мне, что приедете.

— Мы должны ее увидеть. Хотя я не очень люблю Францию, люди там так несерьезны. Я предпочитаю немцев.

— Немцы! — воскликнул Седрик искренне, перегнувшись через стол и глядя на нее сквозь очки. — Легкомыслие немцев пугает даже меня. У меня есть один немецкий друг в Париже, более легкомысленного существа, леди Монтдор, не найдете на всем свете. Должен вам сказать, его легкомысленность причинила мне много боли.

— Я надеюсь, вы заведете себе здесь нескольких подходящих друзей, Седрик.

— Да, я жажду этого всей душой. Но, может быть, моим первым английским другом станете вы, дорогая леди Монтдор?

— Я думаю, вы должны называть нас тетя Соня и дядя Монтдор.

— В самом деле? Как это мило, как я счастлив оказаться здесь — вы, тетя Соня, словно изливаете потоки счастья вокруг себя.

— Да, это так. Я живу для других, иногда это так печально. Дело в том, что люди не всегда это ценят, они так эгоистичны.

— О, да, очень эгоистичны. Я всю свою жизнь был жертвой эгоизма людей. Этот немецкий друг, о котором я уже упоминал, его эгоизм превзошел все пределы. Как я страдал!

— Неужели? — казалось, леди Монтдор очень порадовал этот факт.

— Юноша по фамилии Клюгг. Я надеюсь не вспоминать о нем, пока я здесь. Теперь, леди Монтдор, дорогая тетя Соня, окажете ли вы мне честь после ужина? Покажете ли ваши драгоценные камни, я просто вижу, как вы сияете в них.

— Мой дорогой мальчик, они в сейфе. Не думаю, что я еще когда-нибудь одену их.

— О, не говорите «нет», не качайте головой. Как только я увидел вас, я не могу думать ни о чем другом, вы должны выглядеть в них поистине великолепно. Миссис Уинчем (ведь вы же миссис, не так ли? Да, да, я точно могу сказать, что вы не старая дева), когда вы в последний раз видели тетю Соню в драгоценностях?

— Это было на балу… — я неловко замялась, затрудняясь назвать имя, которое здесь никогда не упоминали.

Но Седрик спас меня от смущения, воскликнув:

— Бал! Тетя Соня, как бы я хотел видеть вас на балу. Я так хорошо представляю вас на всех великолепных английских приемах, коронациях, балах, в Аскоте, в Хенли. Что такое Хенли? Все равно — я вижу вас в Индии, верхом на слоне, как богиню. Как они, должно быть, боготворили вас там.

— Ну, знаете, они действительно это делали — откликнулась леди Монтдор радостно, — это было довольно трогательно. Но, честно говоря, мы это заслужили, мы очень много сделали для них, думаю, могу сказать, что именно мы указали место Индии на карте. Вряд ли кто-то из наших друзей слышал об Индии, пока мы туда не поехали.

— Я в этом уверен. Какую замечательно увлекательную жизнь вы ведете, тетя Соня! Надеюсь, вы вели журнал, когда были на Востоке? Пожалуйста, скажите «да», я обожаю их читать.

Это был действительно удачный выстрел. Они и в самом деле заполнили огромный фолиант, на кожаном переплете которого была вытеснена графская корона и заголовок «Страницы индийского дневника М и С.М.»

— Это своего рода альбом, — сказал лорд Монтдор. — Отчеты о наших поездках по стране, фотографии, рисунки Сони и нашего… э… нашего родственника, благодарственные письма от раджей, индийская поэзия в наших переводах — «Молитва вдовы перед сати», «Смерть старого погонщика слонов» и так далее. — она трогала нас до слез.

— О, я должен прочитать все это, каждое слово, я просто не могу дождаться!

Леди Монтдор сияла, она много раз пыталась подвести своих гостей к «Страницам индийского дневника», как лошадей на водопой, и видела, как они пятятся назад едва смочив губы. Ни один человек прежде не жаждал с таким нетерпением увидеть его.

— Теперь вы должны рассказать нам о своей жизни, мой мальчик, — сказала леди Монтдор. — Когда вы покинули Канаду? Ваши близкие по-прежнему живут в Новой Шотлании?

— Я жил там до восемнадцати лет.

— Мы с Монтдором никогда не были в Канаде. Конечно, мы однажды прожили месяц в Нью-Йорке и Вашингтоне, мы даже видели Ниагарский водопад, но нам пришлось срочно вернуться. Мне очень жаль, было бы очень трогательно увидеть вас в детстве, но мы с Монтдором ничего не могли поделать, у нас были свои обязанности. Конечно, это было давно, лет двадцать пять назад, но, полагаю, Новая Шотландия мало изменилась?

— Счастлив сказать, что милосердная природа позволила подняться густому туману забвения между мной и Новой Шотландией, вряд ли я что-то о ней помню.

— Какой вы странный мальчик, — снисходительно сказала она, но туман забвения ее вполне устраивал, последнее, что она хотела бы слушать, это скучные воспоминания о семейной жизни Седрика в Канаде. Все это, несомненно, следовало забыть, и особенно тот факт, что у Седрика когда-то была мать. — Итак, вы приехали в Европу, когда вам исполнилось восемнадцать?

— Да, и сразу в Париж. Мой опекун банкир отправил меня учиться некоторым тонкостям этого ужасного банковского дела, но я очень скоро забыл о нем. Мне не пришлось работать в Париже, благодаря любезности моих друзей.

— Действительно смешно. Я всегда считала французов скупыми.

— Конечно, но не всех. По общему признанию мои потребности скромны, просто их приходится удовлетворять снова и снова.

— И каковы ваши потребности?

— Мне нужно видеть вокруг себя красивые вещи и красивых людей, которые разделяют мои взгляды. И если говорить о красивых людях, тетя Соня, вы покажете после обеда свои драгоценности? Нет, нет, пожалуйста, не отказывайте.

— Ну, хорошо, — сказала она. — А теперь, Седрик, не снимите ли вы очки?

— Наверное, я смогу. Да, я уверен, что моя застенчивость совсем прошла.

Он снял очки, и теперь смотрел на нас, слегка улыбаясь. Это были глаза Полли, огромные, синие и пустые. Они удивили даже меня, думаю, Монтдоры были просто сражены ими, хотя леди Монтдор сказала только:

— Любой человек скажет, что вы настоящий Хэмптон, Седрик. Пожалуйста, никогда не надевайте эти ужасные очки снова.

— Мои очки? Специально созданные ван Клиффом для меня?

— Я терпеть не могу очки, — ответила леди Монтдор твердо.

Наконец горничной леди Монтдор выдали ключи от сейфа и велели достать все шкатулки. После обеда мы вернулись в Длинную галерею, оставив лорда Монтдора с его портвейном, но в сопровождении Седрика, который, вероятно, не знал об английском обычае задерживаться в столовой и следовал за леди Монтдор, как собака. Карточные столы были заставлены лотками голубого бархата, каждый из которых содержал парюры с крупными и красивыми драгоценными камнями. Седрик испустил счастливый крик и сразу приступил к делу.

— Во-первых, дорогая тетя Соня, — сказал он, — это платье здесь совершенно не годится. Дайте подумать, ах, да — он сорвал кусок красной парчи с фортепиано и очень ловко задрапировал его на ней, заколов на плече огромной бриллиантовой брошью. — У вас есть что-то из косметики в сумочке, дорогая? И гребень?

Леди Монтдор пошарила в сумочке и достала маленький тюбик дешевой губной помады и зеленую расческу.

— Ах, вы озорница, — приговаривал он, колдуя над ее лицом. — Только губы! На данный момент ничего больше не требуется. Мы просто подчеркнем красивую форму вашей головы. Итак, смотрите! — он подвел ее к зеркалу на стене.

Она была в восторге, эффект был действительно впечатляющим.

— Теперь моя очередь, — сказал он.

Хотя на леди Монтдор не осталось клочка ткани, не закрытой бриллиантами, их было еще много в шкатулках на столах. Он скинул пиджак, воротник и галстук, распахнул ворот рубашки и застегнул на шее богатое ожерелье из сапфиров и бриллиантов, потом завернул еще один кусок шелка в виде тюрбана и воткнул в него алмазное перо. При этом он болтал, не переставая.

— Вы действительно должны ухаживать за своим лицом, тетя Соня.

— Что?

— Питательный крем. Я покажу вам. У вас такое замечательное лицо, но им пренебрегали, не заботились, оно голодало. Мы начнем ухаживать за ним прямо сейчас. Вы увидите, что все можно поправить. Дважды в неделю вы должны спать в маске.

— В маске?

— Да в маске. Это довольно трудно, к утру вы будете похожи на Командора из «Дон Жуана», поэтому утром вам нельзя будет ни улыбаться ни говорить, пока вы ее не смоете. Вам придется даже игнорировать телефонные звонки, для меня это было невыносимо, но так надо.

— О, мой дорогой мальчик, я не понимаю, что это за маска. И что скажет Гриффит?

— Если Гриффит ваша горничная, то она ничего не заметит. Они никогда ничего не замечают. Зато все вокруг заметят вашу красоту, когда исчезнут эти морщинки.

Они были настолько поглощены друг другом и самими собой, что не заметили пришедшего из столовой лорда Монтдора. Он некоторое время посидел в своей любимой позе, прижав друг к другу кончики пальцев и глядя на огонь, и очень скоро побрел спать. За несколько месяцев после брака Полли он превратился в старика, он усох, его одежда висела на нем мешком, его голос дрожал и жаловался. Прежде чем уйти, он передал Седрику книгу стихов, которая была принята с очаровательной улыбкой признательности. Однако, Седрик не стал ее раскрывать и, когда лорд Монтдор скрылся с глаз долой, резво обернулся к жемчугам. Я уже была беременна и чувствовала сонливость после обеда. Я взглянула на картину лихорадочной деятельности и последовала примеру лорда Монтдора.

— Спокойной ночи, — сказала я, делая шаг к дверям.

Они с трудом отвлеклись, чтобы ответить. Теперь они стояли рядышком перед зеркалом с лампой у ног, счастливо улыбаясь своим отражениям.

— Как вы думаете, что лучше — это или это? — спрашивал один.

— Так намного красивее, — отвечал другой, не глядя.

Время от времени они обменивались драгоценностями. («Передайте мне рубины, дорогой мальчик», «Могу я взять изумруды, если вы закончили с ними?»), теперь у него на голове сияла тиара с розовыми бриллиантами, драгоценности лежали вокруг них на столах, стульях и даже на полу.

— Я должна сделать одно признание, Седрик, — сказала леди Монтдор прежде, чем я покинула комнату. — Мне очень нравятся аметисты.