Барбара Картленд - Любовь в отеле «Ритц»

Следуя за маркизом, Вильма почти физически ощутила, как де Форэ наблюдает за ней.

Она чувствовала в душе все возрастающую ненависть к нему.

Ей захотелось как-нибудь досадить ему, заставить его почувствовать себя неуютно от ее слов.

Однако пока они с Питером Хэмптоном остановились. Маркиз пошел вперед один, и они только наблюдали за ним.

Баркер стоял чуть поодаль.

В этот момент зажглись электрические фонари. Вильма отметила, как умело была освещена вся лужайка для игры в шары.

Фонари были установлены таким образом, чтобы никого не ослеплять, но на самой площадке было светло, как днем, а вокруг — непроглядная тьма.

Вильма обратила внимание на то, с каким интересом оглядывается вокруг Питер Хэмптон.

Обменявшись рукопожатием с пожилым человеком, который, видимо, был рефери, маркиз, возвратился к ним.

— Они стремятся закончить все, как можно быстрее, — сказал он, — и это меня устраивает.

Граф не сделал ни одного движения, чтобы приблизиться к Вильме или к Питеру Хэмптону.

Рефери обменялся с ними рукопожатием, затем вышел на середину лужайки.

На земле лежали два дуэльных пистолета, и рефери пригласил маркиза выбрать любой из них.

Тот, не спеша, тщательно исследовал пистолеты.

Наконец он протянул один из них Питеру, чтобы тот подержал его, пока маркиз будет снимать свой пиджак.

Пока маркиз готовился, рефери пригласил Вильму присесть на стул, установленный как раз за тем местом, где стоял он сам.

— Это так необычно, мадемуазель, — сказал он тихим голосом, — чтобы дама присутствовала при подобном мероприятии.

— Я понимаю, — призналась ему Вильма, — но я не смогла отказаться, и, если говорить откровенно, мне и не хотелось отказываться.

Рефери, оказавшийся весьма милым человеком, приветливо улыбнулся ей.

— Какая жалость, что мы не встретились при более приятных обстоятельствах, — сказал он галантно.

Вильма смотрела на маркиза и Питера, переговаривавшихся о чем-то вполголоса.

Взглянув в дальний конец лужайки, она поняла о чем — они обратили внимание на черную рубашку графа.

Откуда-то из дальних закоулков ее памяти всплыл когда-то слышанный рассказ о дуэлянтах, испытывающих страх и неуверенность в себе и тогда из предосторожности надевающих неприметную одежду.

Маркиз же совершенно очевидно не имел намерения переодеваться и приехал в том же самом виде, в каком ужинал.

Его рубашка казалась ослепительно белой на фоне темных кустов.

Посмотрев на него, Вильма ощутила, как беспокойно забилось ее сердце.

— Вы готовы, мсье? — обратился рефери к маркизу.

— Я готов! — ответил маркиз спокойно.

При этом он подошел к Вильме, сидевшей за спиной рефери со сложенными на коленях руками. Он бережно взял ее руку и поднес к губам.

— Я люблю вас! — сказал он тихо.

Она попыталась остановить дрожь, но заговорить с ним так и не смогла.

Какое-то мгновение они только смотрели друг другу в глаза. Потом маркиз отошел от нее и встал перед рефери.

Граф присоединился к своему противнику. Одновременно его секунданты, оба еще очень молодые люди, пересекли лужайку и стали на противоположной стороне.

Два дуэлянта стояли перед рефери, а он обратился к ним спокойным и тихим голосом:

— Вы будете стоять спиной друг к другу, до тех пор, пока я не дам сигнал начать движение. Тогда вы пойдете размеренным шагом в разные стороны, при счете «десять» вы можете повернуться и произвести выстрел.

После паузы он добавил:

— Целиться можно не выше плеча вашего противника.

Мужчины встали спиной друг к другу.

Маркиз был на голову выше графа, атлетического телосложения, но тем не менее казался очень гибким.

Рефери дал сигнал, и они начали расходиться.

В этот момент Вильма, будучи не в силах усидеть, встала со стула и стала смотреть на маркиза.

— Один… два… три. — Рефери начал считать.

И тут, словно голос свыше подсказал ей это, она внезапно перевела взгляд на графа.

Он производил страшное впечатление в своей черной рубашке и черном шелковом шейном платке.

— Пять… шесть… семь… — монотонно произносил рефери.

Оба противника почти достигли противоположных концов лужайки для игры в шары.

— Девять!.. — произнес рефери. не успел он сказать «девять», как Вильма увидела, что граф повернулся.

В тот же миг она закричала.

Ее крик прозвучал в тишине внезапно, заставив маркиза инстинктивно обернуться.

За ту долю секунды, которую заняло это движение, он увидел, что де Форэ уже стоит к нему лицом, и тогда маркиз выстрелил.

Пистолет графа разрядился в то же самое мгновение.

Услышав крик Вильмы, маркиз слегка отодвинулся в сторону.

Пуля графа, очевидно, была пущена с таким расчетом, чтобы поразить противника в спину.

Но вместо этого она лишь слегка задела руку, разорвав белый шелк рубашки.

Вильма бросилась к раненому.

Когда она подбежала, то увидела кровь, уже просочившуюся через рубашку. Маркиз левой рукой зажимал рану.

— Какой позор! — громко прокомментировал рефери.

— Проклятый мошенник! — Питер Хэмптон неистовствовал, подбежав к другу. — Он обернулся на счет «девять»!

— Я знаю, — откликнулся маркиз, — но крик Вильмы спас меня.

Баркер, камердинер маркиза, ничего не говорил. Он молча вытащил бинт и кусок ваты из своего кармана и уже оказывал своему хозяину первую помощь.

— Вы лучше бы присели, милорд, — сказал он.

— Со мной все в порядке, — ответил ему маркиз. — Слава Богу, это только царапина!

При этих словах он посмотрел на противоположный конец лужайки и замолчал.

Вильма и Питер Хэмптон проследили за его взглядом и увидели графа, лежащего на земле.

Двое его секундантов склонились над ним, и Питер Хэмптон сказал:

— Вы, должно быть, попали в него, Верной.

— Надеюсь, что это так, — ответил маркиз. — Этот человек — обманщик и жулик, я слышал о его непорядочности и прежде, но никогда не предполагал, что он настолько подлый.

— Кажется, вы ранили его в грудь, — сказал Питер Хэмптон. — Пойду выясню.

Он поспешно отошел, а Вильма заметила, как маркиз слегка качнулся.

В тени деревьев пряталась деревянная скамейка, несомненно, используемая игроками в шары для отдыха.

— Идите сюда и сядьте, — сказала она. — Даже незначительная рана может вызвать шок.

— Это очень верно, мисс, — поддержал ее камердинер, — а его сиятельство теряет много крови.

Действительно, кровь уже просачивалась через вату и повязку.

Чувствуя некоторую слабость. Вернон позволил Вильме подвести его к скамейке.

Он сел, а камердинер тут же достал другой бинт, чтобы повязать его поверх уже пропитавшейся кровью первой повязки.

Вильма молчала и только заботливо держала руку маркиза.

А он смотрел туда, где в дальнем конце площадки стоял Питер.

Спустя несколько минут тот возвратился, по дороге прихватив пиджак маркиза. Верной посмотрел на него вопросительно.

— Ваша пуля попала ему ниже плеча, — пояснил Питер, — и он в плохом состоянии. Они собираются отнести его в дом и послать за доктором.

Маркиз молча кивал.

— Мне показалось, — продолжал говорить Питер, — де Форэ преднамеренно не позаботился о присутствии здесь доктора, так что, если бы он выстрелил вам в спину, а именно это он намеревался сделать, вы непременно бы умерли.

— Я думаю, мне следует отправляться домой, и пусть кто-нибудь из вас позаботится пригласить доктора для меня, — сказал маркиз, — на случай, если моя рана нуждается в нескольких стежках.

Вильма понимала, что он храбрится.

Ведь выглядел Верной очень бледным.

Видимо, он страдал от боли, которая только-только начинала сказываться.

Он не просил о помощи, но когда они шли обратно к карете, девушка видела, что маркизу с большим трудом удается идти прямо без посторонней поддержки.

Они уселись в карету, и Питер дал указания кучеру.

— Я попросил кучера остановиться у британского посольства, — объяснил он. — Я знаю доктора, который лечит посла, будем надеяться, он не заставит нас ждать.

— Я рассчитываю, он будет помалкивать о виденном, — сказал маркиз. — Мне не хочется, чтобы о мисс Кроушоу говорили в связи с дуэлью.

— Конечно, — согласился Питер, — и я гарантирую, что ему можно доверять.

Они быстро добрались до отеля «Ритц». Теперь маркиз был совершенно бледен и с трудом держался на ногах.

Его камердинер настоял, чтобы он оперся на его плечо, скрывая свою запачканную кровью руку под пиджаком, накинутым на плечи.

Затем они как можно быстрее направились к лестнице.

— Не отпускайте карету, Питер, — сказал маркиз, прежде чем он вошел в дверь, — и отвезите мисс Кроушоу домой.

Вильма промолчала.

Она боялась, что они могли сначала завезти ее домой, и тогда она ничего бы не узнала о результатах посещения доктора.

Когда они достигни номера маркиза, Вильма осталась ждать в гостиной, пока Баркер раздевал хозяина и укладывал его в постель.

Ей трудно было усидеть на месте, она ходила по комнате взад и вперед и отчаянно молилась, чтобы Верной не слишком сильно страдал.

Она знала — если в рану попала грязь, у раненного могла подняться высокая температура.

Не успел камердинер сообщить девушке, что маркиз уложен в постель, как появился Питер Хэмптон с доктором. Это был пожилой человек, производивший впечатление весьма знающего специалиста.

Питер Хэмптон представил их друг другу, и доктор вошел в спальню маркиза.

Вильме показалось, будто прошло несколько часов, прежде чем появился Питер со словами:

— Все в порядке. Рана не такая опасная, как мы боялись, но Верной потерял много крови, и он будет чувствовать слабость еще день или два.

Вильма с облегчением вздохнула.

— Я уверена: все, в чем он нуждается, так это в отдыхе, — сказала она. — А теперь, может быть, вы будете столь любезны, чтобы отвезти меня домой.

— Именно это я и собирался вам предложить, — ответил Питер. — Но не хотели бы вы сначала пожелать спокойной ночи Вернону?

Вильма жаждала этого больше всего на свете. Но при этом она понимала, что посольский доктор будет ошеломлен ее появлением в спальне чужого ей мужчины.

— Если вы намереваетесь возвратиться сюда, — сказала она, — передайте ему мои самые горячие пожелания скорейшего выздоровления.

Питер Хэмптон улыбнулся ей.

— Непременно, — заверил он, — и я твердо знаю, что не пройдет и сорока восьми часов, как Верном восстановит свои силы.

Он открыл перед ней дверь номера.

Вильма посмотрена на закрытую дверь спальни.

«До свидания, моя любовь», — прошептало ее сердце.

Вернувшись домой, Вильма сразу же прошла в свою спальню, где ее ждала Мария.

Она не задавала госпоже никаких вопросов, а та молчала, пока горничная, уходя, не пожелала ей спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Мария, — ответила ей Вильма.

Когда дверь закрылась, девушка прилегла на подушки.

Она попыталась проанализировать все произошедшее с ней.

Ее мечтам и ее счастью пришей конец.

Слова маркиза о том, что он никогда не сможет жениться на ней, причем не только из-за неизбежной помолвки с принцессой Хельгой, но и учитывая разницу в их социальном положении, эти слова ранили Вильму, и боль пронизывала ее насквозь, нахлынув, точно штормовая волна.

Ей трудно было допустить мысль, будто он и не задумывается, как может она, при всей своей образованности и явно полученном воспитании, оказаться дочерью простого, пусть и квалифицированного мастера.

Потом она вспоминала, как спасла Вернона от гибели.

Что ж, по крайней мере, думала она, ей удалось весьма убедительно доиграть свою партию в том, что начиналось как игра.

Но эта игра обернулась для нее прекрасной сказкой.

А вот теперь и сказка подошла к концу.

Медленно одна за другой из глаз по щекам покатились слезы.

Мало-помалу ледяная глыба, мешавшая ей дышать и заставлявшая ее почти физически ощущать какое-то оцепенение, растаяла.

Теперь она твердо знала — маркиз для нее потерян.

Любовь, озарившая ее небесным светом, оказалась только мечтой, сном.

— Но я люблю его! Я люблю его! — рыдала она.

Никогда больше она не будет прежней.

Каким волшебством были наполнены ее ежедневные встречи с маркизом!

Говорить с ним, сидя наедине за ленчем или ужином, кататься по Булонскому лесу, смотреть на ночной Париж.

А для него все это было лишь обыкновенным, будничным эпизодом.

Но она-то словно побывала в раю и услышала пение ангелов.

Именно такой Вильма и представляла любовь.

По любовь к этому человеку, родившаяся в ее сердце, совсем не походила на его чувства к ней.

Снова и снова размышляя над его словами, она вдруг поняла, что он причислял ее к той же категории, к какой принадлежала и Прекрасная Отеро.