– Папашину надень! – хохотнул Раскоряка.

– Так она на мне будет как халат! У меня папа ростом под два метра! К тому же, белых у него нет! Не носит!

– Все равно! – не сдавался Джек. – Пусть у девчонок будут не рубашки, а какие-нибудь кофты… я не знаю, как они называются, но чтобы светлые, не в цветочек и без этих ваших всяких бусиков, бантиков и цепочек!

В конце классного часа еще немного промаршировали, пару раз спели все ту же «Катюшу», поскольку ни на какой другой песне так и не смогли остановиться, и разошлись на выходные до понедельника, когда с самого утра уже надо будет выступать строем перед всеми классами, играющими в «Зарницу».


Когда в понедельник седьмой «Д» подошел к физкультурному залу, где должен был проходить смотр строя и песни, ребята приуныли. Оказалось, что другие классы подошли к делу более серьезно, чем они. На седьмом «Б» были надеты настоящие матросские гюйсы. Девятый «А» где-то раздобыл вполне приличные гимнастерки, не чета дрянным списанным пилоткам седьмого «Д». Плечи учеников восьмого «Г» украшали самые настоящие, а не картонные погоны.

Джек с раздражением оглядел свою роту. Раскоряда вообще забыл, что в понедельник с самого утра начинается «Зарница», и явился в школу без погон, в спортивном костюме, под которым была надета цыплячье-желтая футболка с волком из «Ну, погоди!» на груди. Дятлова надела светло-розовую кофточку с опушкой по вороту и рукавам. На вопрос Джека, чего это она так расфуфырилась, Дятлова ответила, что оделась, как просили, – темный низ и светлый верх. Рядом с нежным розовым пушком картонные погоны смотрелись на редкость отвратительно. Еще две красотки из Птичьего базара все-таки напялили туфли на каблуках, а толстяк Сеня Головлев вырядился в белую рубашку, которая, похоже, осталась у него с начальной школы. Она все время вылезала из его брюк, расстегивалась на могучей груди, а рукава пришлось ему завернуть, чтобы не было видно, что они доходят только до локтей.

Пока Джек от расстройства кусал губы, Тася начала перестройку класса, запихивая некондиционно одетых товарищей внутрь строя, чтобы не так бросались в глаза. Джек в очередной раз с уважением посмотрел на Журавлеву, которая всегда почему-то раньше его догадывалась, что надо делать и что говорить. Но даже такие своевременные и единственно правильные Тасины действия уже мало что могли изменить в создавшемся положении. Во-первых, у окна коридора стояла Малинина с лицом, раскрашенным как для дискотеки, и снисходительно улыбалась, глядя на своих одноклассников. Наталья Ивановна вместе с завучем по воспитательной работе пытались ее выгнать из коридора, чтобы она своим легкомысленным видом не нарушала военизированную строгость школьных рядов и не отвлекала на себя внимание молодых солдат, которые пришли помочь в проведении «Зарницы». Люба на это ответила, что ничего плохого не делает, а классная руководительница с завучем нарушают ее гражданские права, а именно: она, Люба Малинина, имеет право находиться в школе, в которой учится, сколько хочет и там, где считает нужным. Наталья Ивановна с завучем не смогли ничего возразить на такую юридическую подкованность Малининой, и обескураженно отошли к классам, а молодые солдаты продолжили подмигивать Любе, игнорируя девочек и в гюйсах, и в гимнастерках, и в погонах, причем как в картонных, так и в настоящих.

Во-вторых, глядя на серьезно экипированных представителей других классов, ученики седьмого «Д» чувствовали себя не в своей тарелке. Их погоны были нелепы, Сеня Головлев смешон, а розовая кофточка Дятловой неуместна. Ротный командир надеялся на то, что на фоне Ольги с Сеней судьи, может быть, не заметят, что на Раскоряде вообще нет погон.

Несмотря на то, что Джек командовал как мог – серьезно, громко и красиво, а Тася изо всех сил тянула в марше носок, выступил их класс отвратительно. Девчонки стеснялись взглядов солдат и тех классов, перед которыми их пришлось маршировать. Они пытались делать вид, что на самом деле им нет никакого дела до этой «Зарницы», что они так только, для смеха тут выступают. Мальчишки стеснялись своих картонных погон, Сени, который изо всех сил пытался сжаться в точку в своей маломерной рубашонке и от этих напрасных усилий без конца сбивался с ноги. Пели нестройно и вразнобой. Вместо третьего куплета Летяга почему-то снова заголосил второй, и классу пришлось снова затянуть «Выходила, песню заводила…», хотя они только что это пропели. Третий куплет спеть вообще не успели, потому что как раз дошли до того места в зале, где должны были остановиться.

После седьмого «Д» свое искусство по части строя и песни показывали еще много классов, и все выступали слаженно и красиво. Семиклассники притихли и вслед за своим ротным командиром нервно кусали губы. Особенно грустно им было смотреть на одетых в гимнастерки ребят из девятого «А», которые, как солдаты на плацу, бодро и нога в ногу два раза обошли зал под марш-попурри из песен группы «Любэ». Когда они пели «И на рассвете вперед уходит рота солдат, уходит, чтоб победить и чтобы не умирать…», им подпевал весь зал и даже воинские командиры, которые, как оказалось, тоже присутствовали на школьном смотре строя и песни.

Из физкультурного зала седьмой «Д» вернулся в раздавленном и уничтоженном виде.

– Ну что?! Довольны?!! – бросил своим солдатам разъяренный ротный. – Хуже всех! Опозорились!!! А все из-за тебя! – Джек с укором посмотрел на Любу Малинину, которая пришла в класс вслед за всеми. Она все видела и теперь уже не выглядела так вызывающе, как до выступления. – Взрослая нашлась! В «войнушку» она, видите ли, не играет! А девятый «А» видела? Постарше тебя будут, и ничего – выступили, не постеснялись! А мы как дураки!

В класс вошла расстроенная Наталья Ивановна.

– В чем дело, ребята?! – спросила она. – В субботу пели прилично и маршировали в ногу! И что с вами сегодня случилось?

– А то, что никому дела до класса нет! Вот что! – ответил ей Джек и обратился к Раскоряке: – Вот ты, Серега, почему вырядился в волка и погоны не надел?!

Раскоряда молча опустил голову.

– А ты, Дятлова! Знала ведь, что твои перья для военной игры не подходят! – продолжил разнос Джек. – Зачем надела?

Ольга тоже не нашла, что ответить, и отвернулась к окну.

– Хорошенькое начало, ничего не скажешь! – горячился Джек. – Если так и дальше пойдет, то мы будем на последнем месте!

– А на что тебе первое? Что ты мечтаешь получить за него? – усмехнулась Малинина. – Картонные медальки?! Такие же, как твои погоны?!

– Вечно ты все перевернешь, Любка! – как всегда бросилась на защиту класса Журавлева. – Разве дело в медалях? Хуже других не хочется быть, понимаешь?! Мы всегда дружными были, и все у нас всегда получалось! В прошлом году заняли второе место! Помнишь, как мы планы строили, что в будущем году поднатужимся и непременно возьмем первое?! И что теперь? В кусты?!

Люба Малинина решила не отвечать разбушевавшейся Журавлевой. К чему? Разве ее перекричишь?! Тася тоже замолчала и с расстроенным лицом села на место.

– Я предлагаю вам все-таки не падать духом, – сказала Наталья Ивановна, глядя на то, как приуныли ее подопечные. – «Зарница» только началась, и вы вполне можете еще отыграться на других этапах и соревнованиях. Что там у вас следующее по «Путевому листу»?

– «Путевой лист» остался в зале, где проходил смотр, – ответил Джек. – Сказали, что отдадут позже, когда подведут итоги. Но я и так помню, что после уроков у нас… ну… у мальчиков – подтягивание, а девчонки в медкабинете будут повязки всякие накладывать… шины…

– Ну, и как вы оцениваете свои шансы? – Классная руководительница с интересом оглядела седьмой «Д».

– Неважные у нас шансы, – вздохнул ротный командир. – По одному разу, может, все и подтянутся, а вот больше одного – всего-то человек пять…

– А как дела у девочек?

Разумеется, отвечать стала Тася Журавлева:

– А у девочек, я думаю, будет все в порядке. Мы на ОБЖ много тренировались. Если Малинина прекратит упрямиться, то мы наверняка сможем обойтись вообще без штрафных очков.

– Ну и что нам на это скажет Люба? – Наталья Ивановна очень строго посмотрела на отступницу.

– Да ладно… – махнула рукой Малинина. – Схожу… Не хуже других…

– Вот и отлично! – подвела итог классная руководительница. – Приступим, пожалуй, к алгебре. Не забудьте, что две недели будет подвергаться штрафу каждый ваш промах, каждая «двойка» и шум на уроках.

– Наталья Ивановна, неужели вы станете нас штрафовать? – хитро улыбнулся Летяга. – Неужели у вас рука поднимется на родной класс?

– Еще как поднимется, Толик! Вот прямо сейчас! Давай-ка к доске!


Митя Толоконников сидел ни жив ни мертв. Никакая алгебра на ум не шла. После пятого урока он принесет классу кучу штрафных очков, потому что подтянуться не сможет. Даже толстяк Сеня Головлев, кряхтя и повизгивая, кое-как один раз подтягивается, а он, Митя, ни разу. Хорошо, конечно, что девчонки как раз в этот момент будут в медкабинете, но все равно ведь узнают. Раскоряка разболтает, не удержится. И Тасе все про него станет известно… Лежание в холодной воде после ее ухода ничего не дало. Митя тогда вылез из воды весь синий, но, похоже, только закалился. Ни кашля, ни насморка, ни покраснения горла. Будто в живой воде выкупался, как Иван-царевич.

– Толоконников! Митя! Ты что? Заснул? – услышал он голос классной руководительницы.

– А? Что? – вскочил он со своего места.

– Ничего особенного! К доске тебя приглашаю. Давно не спрашивала.

Митя поплелся к доске. Наталья Ивановна продиктовала пример. Митя смотрел на цифры с буквами и ничего не понимал. ab2 + 10ab… Какой кошмар! Интересно, сколько из-за него классу дадут штрафных очков? Хорошо, если одно… Если «b» вынести за скобку… «10а»… А если дадут сразу десять очков? Тогда что?

– Что-то ты, Дмитрий, слишком медленно решаешь! – сказала Наталья Ивановна. – Так мы ничего не успеем! И пример-то пустяковый! Повторение прошлого года!

– Да-да… Я сейчас… – Митя быстро застучал мелом по доске.

– Нет! Так не пойдет! Здесь нужен не минус, а плюс… «b» нельзя выносить за скобки… А вот эти коэффициенты складываются… Что с тобой, Митя? Неужели ставить «двойку»? И это в условиях «Зарницы»?

– Не ставьте, Наталья Ивановна! – вскочил со своего места расстроенный Джек. – Ну, пожалуйста! Он потом вам пересдаст! Вы же знаете, что у него всегда было хорошо с математикой!

– Знаю, – кивнула головой учительница. – Я, конечно, не поставлю сегодня «двоек» никому! Но не надейтесь на такое же снисхождение со стороны других учителей! Да и я завтра буду ставить «пары» вам в лучшем виде! Сегодня уж так и быть… Один день на раскачку…

На перемене к Мите подошла Тася Журавлева. Митя заранее сморщился, представляя, что она станет выговаривать ему за алгебру.

– Спасибо тебе, – неожиданно сказала Тася.

– За что? – Митя даже испугался.

– За то, что ты все-таки пришел на смотр строя и погоны сделал. Я думала, что ты, как Малинина… будешь изображать из себя взрослого…

Митя совершенно не знал, что ей на это ответить, а Тася, как-то нервно поправив свои золотые волосы, опять сказала нечто совершенно неожиданное:

– А алгебра… Это из-за меня, да? Ты расстроился, что у нас так все получилось?

Толоконников совершенно растерялся. Конечно, он расстроился, что они плохо расстались, но пример не смог решить совершенно из-за других дум… не о Тасе… Но не говорить же ей об этом. Он промямлил что-то маловразумительное, а она все продолжала произносить неожиданные вещи:

– Я тоже хочу, Митя, чтобы у нас все было как раньше. Пойдем сегодня после школы в парк. Покатаемся на машинках, на колесе обозрения, а то скоро аттракционы на зиму закроют. Пойдешь?

Разве мог Митя отказаться? Конечно, он кивнул головой. Тася отошла по своим делам, а Толоконников подумал, что после уроков ничего хорошего не будет, никаких аттракционов, потому что когда Журавлева узнает о его позоре, то уже никаких машинок не захочет. Какие могут быть машинки со слабаком? Что же делать? Может, сходить в медкабинет и сказать, что болит живот? Наверняка домой отпустят. Как проверить, болит у него на самом деле живот или нет? Да никак и не проверить! Обрадованный найденным решением Толоконников побежал в медкабинет. На лестнице на полном ходу он столкнулся с учителем ОБЖ, Николаем Васильевичем, и тот рассыпал фломастеры, которые держал в руке. Разноцветные трубочки покатились по ступенькам. Когда Митя собрал их, Николай Васильевич велел ему идти за ним к стенду под названием «Мы играем в «Зарницу!» Возле стенда учитель сунул ему в руки листок с цифрами и попросил диктовать баллы, которые набрали роты во время смотра строя и песни. Седьмой «Д» оказался на предпоследнем месте. Хуже них был только восьмой «В», который славился в школе как самый хулиганистый и неуправляемый класс.

– Николай Васильевич, почему у нас так много штрафных очков? – спросил Митя.