Барбара Картленд - Любовь всегда права

– Но меня же не понесут в театр на руках, чтобы я сыграла роль в спектакле, – рассмеялась девушка.

– Я хотел сказать, может, не стоит сегодня идти в театр? Может, лучше посидеть дома?

Девушка снова рассмеялась.

– Я появляюсь на сцене всего пять раз и произношу всего несколько реплик, – объяснила она. – На мою роль во втором составе труппы актрисы нет. Если я не приду, меня наверняка уволят.

– В таком случае вы позволите вас навестить?

– Нет, если вы намерены вынести вердикт профессионала, что мне следует лежать в постели.

– Не буду, обещаю! – сказал он. – Я зайду к вам исключительно с дружеским визитом, если, конечно, возможно.

– Приходите на час в полпятого, – пригласила Карлотта.

– Буду с точностью до минуты, – пообещал Гектор с улыбкой.

У него в запасе полтора часа! Гектор взглянул на часы и, сверив время с большими церковными часами, зашагал по грязным, запруженным толпами улицам, окружавшим больницу.

Норман медленно поднялся по лестнице дома номер 225 по Белгрейв-сквер.

Ему были неприятны воспоминания о прошлом, которые вызывал в нем его лондонский дом. Здесь все слишком живо напоминало о покойной жене.

Эвелин подбирала внутреннюю отделку и мебель по своему вкусу, и Норман чувствовал себя чужим в собственном доме, таким же чужим он чувствовал себя и по отношению к женщине, на которой когда-то женился.

Когда Эвелин не стало, он был слишком занят, чтобы часто предаваться воспоминаниям о годах супружества. В те минуты, когда Норман был честен с самим собой, он признавал, что ее смерть не вызвала у него сожаления. Он испытал даже некоторое облегчение.

Эвелин внушала ему ужас. Он никогда в этом не признавался, но в глубине души знал, что это так.

Постоянно испытывая безотчетный страх, Норман не прилагал особых усилий, чтобы разрушить стену непонимания, которая быстро выросла между ними еще во время их недолгого медового месяца.

Леди Эвелин Клив была вдовой, дочерью графа Брора. Граф был уже далеко не молод и владел несколькими фамильными замками с небольшими участками земли, однако, несмотря на преклонный возраст, управлял ими железной рукой истинного диктатора.

Узнав, что Норман ухаживает за его дочерью, граф настоял на браке. Во время Первой мировой войны Эвелин вышла замуж за Колина Клива. На их долю выпал лишь год безмятежного счастья. Увы, вскоре Колина сбил в бою вражеский самолет.

Колин был неординарной личностью, в которой удивительным образом сочетались поэт-романтик и искатель приключений. Он завоевал сердце Эвелин, и она безоглядно полюбила его. После его гибели у нее возникло ощущение, будто у нее отняли все, что имело значение, жизнь утратила для нее всякий смысл. Она сделалась озлобленной и вечно всем недовольной. Дух ее был сломлен. Она даже не могла заставить себя заботиться о ребенке, который родился от брака с Колином. Девочка появилась на свет в начале 1918 года, через семь месяцев после трагической гибели Колина.

Эвелин назвала ее Скай – Небо, – отчасти отдавая дань стихии, где мужа настигла смерть, отчасти из-за того, что самые счастливые дни своего детства она провела на туманных прибрежных островах.

Овдовев, Эвелин Клив вернулась в замок Гленхольм, чтобы помогать отцу вести хозяйство. Жизнь неторопливо проходила мимо, и женщину перестало интересовать все, что находилось за переделами поместья. Из веселой подвижной девушки она превратилась в скучную, сдержанную молодую вдову.

Однако она была миловидна, почти красива, правда, какой-то холодной, неестественной красотой.

Когда Норман Мелтон впервые увидел ее, она показалась ему воплощением изысканного аристократизма, воплощением всего того, чем сам он никогда не обладал. Как-то раз его пригласил погостить в Шотландию один знакомый, который арендовал охотничьи угодья по соседству с поместьем Гленхольм. Как-то воскресным вечером друзья получили приглашение в замок на чай.

Сидя в гостиной, Норман с интересом наблюдал за тем, как Эвелин разливает чай. Ее изящные руки ловко управлялись с дорогим фарфором и старинным фамильным серебром. Норману показалось, будто он перенесся в обстановку исторических романов, которые читал в юности.

На Эвелин было простое темно-синее платье. Она не носила украшений, волосы были гладко зачесаны назад и заколоты на затылке в старомодный узел. Такая прическа ей удивительно шла.

Норман не сводил с Эвелин глаз, пытаясь придумать что-нибудь, что могло бы ее заинтересовать. Неожиданно в голову ему пришла невероятная мысль: вот она, женщина, о которой он всегда мечтал и на которой хотел бы жениться.

С потрясшей его ясностью он понял, что Эвелин являет собой то, чего ему не хватает в жизни.

Я умен, энергичен, богат, сказал он себе. Она красива и происходит из старинной аристократической семьи.

Он не осмеливался признаться даже самому себе, что если они поженятся, у них могут появиться удивительные дети.

Вскоре Норман окончательно утвердился в своем намерении. Он был настроен в отношении Эвелин так же решительно, как и в тех случаях, когда заключал деловые контракты.

«Она мне нужна», – сказал он себе, но чуть позже немного изменил формулировку на другую – «она будет моей».

Норман задался целью быть любезным не только с Эвелин, но и с ее отцом. Со свойственной ему проницательностью он нашел подход и к старику. Он относился к старому графу с внимательным почтением и научился вызывать у него интерес к себе.

Желаемый результат вскоре дал о себе знать – Норман получил приглашение погостить в Гленхольме неделю и поохотиться в здешних местах.

Эвелин была совершенно не готова к «осаде», которую затеял Норман. Она уже привыкла думать о себе почти как о постороннем, неживом человеке.

Каждый вечер она почти по часу молилась, обращаясь к ушедшему из жизни мужу.

Она верила, что сможет таким образом по-прежнему поддерживать связь со своим любимым. Эти молитвы приносили ей утешение. Это было единственным выражением ее чувств, ее единственным желанием. Когда Эвелин молилась, ей казалось, будто Колин где-то совсем рядом. Она верила, что смерть – это не конец существования, что муж ждет ее в загробном мире.

А еще Эвелин бережно хранила его стихи. Это были четыре тоненькие тетрадки, две из которых были написаны во время учебы Колина в Оксфорде, а две позднее – в те дни, когда он раздумывал над тем, чему посвятить свою жизнь.

Эвелин знала его стихи наизусть. Это были драматические откровения человека, который пытается перенести на бумагу то, что он чувствует, при этом сам не до конца понимая свои ощущения.

Когда Эвелин заметила, что Норман не на шутку увлекся ею, она прониклась к нему неприязнью. Ей казалось, будто он нанес ей смертельную обиду, намекая своими ухаживаниями, что она все еще остается привлекательной. Она воспринимала знаки внимания, которые он ей оказывал, как оскорбление памяти Колина.

У меня есть муж, пылко заверяла себя Эвелин. Она никогда не считала себя вдовой.

Однако Норман хорошо видел, когда и где допускает промахи. После первых же попыток он перестал упоминать о симпатии, которую испытывает, тем более о любви. Со стороны могло показаться, будто он предлагает Эвелин ни к чему не обязывающую дружбу.

Эвелин пугала догадка, что Норман ее любит, однако когда он оставил без внимания ее первый отказ, это задело ее самолюбие.

Она сказала себе, что неправильно истолковала его намерения, и, сгорая от любопытства, старалась угадать, ошиблась она или нет.

А тем временем ее отец настойчиво пытался выяснить все, что связано с Норманом, его происхождением, общественным положением и прочим. То, что удалось выяснить, произвело огромное впечатление на лорда Брора. Слухи о блестящем уме Нормана, о его растущем состоянии не были преувеличением.

Все это, несомненно, имело большое значение для потенциального тестя, который в последнее время с великим трудом нес тяжкое бремя непрерывно растущих налогов.

– Мне он нравится, – заявил лорд Брора дочери. – У него есть характер и мозги. Другого такого тебе не найти.

– Я больше никогда не выйду замуж, – тихо ответила Эвелин.

– Когда я умру, – ответил ей отец, – тебе будет практически не на что жить. Этот замок и все мои деньги пойдут в уплату налогов. Ты же знаешь, что я не могу ничего оставить тебе.

– У меня есть деньги Колина, – возразила Эвелин.

– Какие-то жалкие пять сотен в год! – фыркнул старый граф. – Капля в море, особенно если принять во внимание неоспоримый факт, что у тебя есть ребенок.

Эвелин нахмурилась, слегка встревожившись. Она прекрасно понимала, что если рассматривать Нормана в роли отчима Скай, дело о новом браке принимает другой оборот.

Девочка приближалась к тому возрасту, когда либо требовалась хорошая гувернантка, чтобы дать ей домашнее воспитание, либо ее следовало отправить в первоклассную школу. На данный момент не было ни денег, ни возможностей ни для первого, ни для второго.

Образование Скай и беспокойство отца за ее будущее перевешивали чашу весов в пользу брака с Норманом. Эвелин пришла в замешательство и не успела вовремя ответить отказом, что и сыграло решающую роль в ее дальнейшей судьбе.

Она больше не могла выносить настойчивых советов отца. К тому же, следовало признаться, Норман ей нравился. Он казался ей физически привлекательным, хотя про себя она и отрицала это, стараясь убедить себя в том, что ни один мужчина не займет в ее жизни место, которое когда-то занимал Колин.

Наконец Эвелин сдалась, и свадьба состоялась. До дня свадебной церемонии она вела себя покорно и безропотно, как и полагается невесте.

А затем в ее сердце проснулось какое-то злобное и мстительное чувство, нечто такое, что заставляло ее причинять Норману такую же боль, какую испытала она, узнав о смерти Колина. Между Эвелин и Норманом встала стена враждебности, которую никому из них никак не удавалось преодолеть.

Она пыталась справиться со своим характером, старалась быть по крайней мере благодарной новому мужу за его щедрость и великодушие. Однако обнаружила, что не в состоянии избавиться от ненависти, которую испытывала к нему за то добро, что он для нее делал.

Ей были неприятны драгоценности, которые Норман дарил ей без счету, просто потому, что это были подарки не от Колина. Она ненавидела внушительные суммы, которые могла тратить на недвижимость, мебель и одежду.

Она жаждала, сама удивляясь силе этого желания, делить все это исключительно с прошлым, с Колином, которого любила, а не с тем человеком, который предлагал ей все это сейчас.

Эвелин настолько боялась своих бурных эмоций, что изо всех сил старалась контролировать себя, не ослабляя контроль ни на минуту. Скай стала единственным утешением Нормана в его безотрадной жизни с Эвелин. Он полюбил юную падчерицу с той минуты, когда впервые увидел ее. Маленькая пухленькая девочка была нисколько не похожа на мать. У нее были озорные серые глазки и ярко-рыжие волосы, которые она унаследовала от Колина.

В первые месяцы брака Эвелин пыталась приучить малышку, чтобы та называла ее нового мужа beau pere , как и подобает называть отчима, однако Скай настояла на том, что будет звать его просто по имени – Норман.

Ему это нравилось, поскольку заставляло чувствовать себя молодым. Норман всегда чувствовал себя молодым в обществе Скай, с Эвелин же все было совершенно наоборот. С ней он ощущал себя едва ли не стариком. В присутствии жены у него словно засыпали в душе все чувства. Падчерица же, напротив, пробуждала у него вкус к жизни.

До тех пор, пока он не познакомился со Скай, Норману и в голову не приходило, что он любит детей.

После смерти Эвелин он попросил Скай остаться жить с ним, однако лорд Брора настоял, чтобы девочка проводила каникулы в замке, и Норман не осмелился забрать ее из школы.

Ей там нравилось, и Норман продолжал каждый семестр платить внушительные суммы за обучение, хотя тем самым он лишал себя ее общества.

В учебное время он старался навещать ее как можно чаще и всегда с нетерпением ждал встреч с падчерицей, чуть ли не больше, чем она.

Когда Скай исполнилось восемнадцать, она сообщила Норману, что хочет снимать квартиру пополам с одной из своих подруг. Услышав это, Норман страшно огорчился, поскольку собирался снова открыть дом на Белгрейв-сквер специально для нее.

Но ему хватило ума понять, что Скай хочет быть независимой, и он без возражений согласился с ее решением.

Скай неизменно стремилась к самовыражению. Отчасти это было реакцией на суровое отношение к ней матери. Отчим же всегда нравился ей, и она хорошо относилась к нему. Однако сфера ее интересов не пересекалась со сферой интересов Нормана. Он понимал – теперь, когда Скай стала взрослой, они уже не будут так близки, как раньше, несколько лет назад.

Войдя в просторную комнату на втором этаже своего лондонского дома, Норман вспомнил, что в последний раз был здесь во время приема, устроенного по случаю совершеннолетия Скай.