Барбара Картленд - Любовь всегда выигрывает

И все же альтернативы нет! Как бы на это ни смотреть, ее окружает огромная стена. Дрожащим голосом Тина сказала:

— Надеюсь, вы простите меня, сэр Маркус, но прежде, чем вы получите мой ответ, я должна поставить вам условие.

— Условие? — удивился он. — Что ж, уверен, это не очень сложно. Я хочу вас, Тина. Поэтому выполню все, что вы ни пожелаете, если, конечно, ваше условие не будет слишком обременительно.

— Спасибо, сэр Маркус, — чопорно произнесла Тина. — Только сначала лучше выслушайте меня, прежде чем давать обещание.

— Хорошо, — с улыбкой победителя отозвался он. Тина знала, что его огромные руки дотянутся до нее и он притянет ее к себе, а горячие, жадные губы будут искать ее губы — это только вопрос времени.

Сначала ей казалось, что она упадет в обморок, однако нечеловеческим усилием воли заставила себя произнести:

— Вот мое условие, сэр Маркус. — И от возбуждения она даже встала. — Если я пообещаю выйти за вас замуж, вы без всяких оговорок дадите мне сто тысяч фунтов, прежде чем мы отправимся в церковь, где нас объявят мужем и женой. — Сказав это, Тина не могла осмелиться взглянуть на него.

Сэр Маркус медленно поднялся; выражение его лица было серьезным, но глаза горели любопытством. Тина быстро предупредила:

— Я не могу — это часть моего условия, — я не могу и не стану отвечать на ваши вопросы!

Примерно с секунду он молчал. Тина даже успела решить, что в конце концов он отклонит ее предложение. Она разрывалась между желанием освободиться от него и страхом, что если он сейчас откажется, то ей не удастся спасти лорда Уинчингема. Затаив дыхание, Тина ждала и только теперь до нее дошло, насколько дерзко ее требование. Осмелились бы другие женщины просить так много? Но чем рисковали бы другие женщины, потеряв блестящую партию? А для нее деньги важнее человека, у которого она их требует.

Однако сэр Маркус помолчал, обнял ее и крепко прижал к себе.

— Ах вы маленький чертенок! — пробормотал он. — Вы дразните меня, не так ли? Вы играете в какую-то непонятную игру и испытываете мою преданность? Что ж, если вы требуете заплатить сто тысяч фунтов за вашу благосклонность, я не дрогну! Мне кажется, это еще дешево!

По его голосу Тина поняла, что его желание становится все сильнее. Ей хотелось уткнуться в его плечо, но он поднял ее подбородок и повернул ее лицо к себе.

В его глазах горел огонь, и она почувствовала на свода: губах его губы. В этот момент ей показалось, будто он вторгается в святая святых ее души. Она даже не Пробовала сопротивляться, а его страсть разгоралась все жарче. Он целовал ее бешено, неистово, причиняя боль ее губам, глазам, щекам и мягкой белой шее.

Ей казалось, что даже в аду она не испытывала бы больших мучений. И более сильного унижения ей еще ре приходилось переживать. Но, сообразив, что ниже опуститься она уже не может, Тина наконец освободилась.

Сэр Маркус отошел к окну.

— Тина, вы вскружили мне голову! — произнес он густым, почти неузнаваемым голосом. — Но мне не придется долго ждать! Скоро вы станете моей, а там уж я научу вас отвечать на мои поцелуи, желать меня так же сильно, как я желаю вас! — Он коротко рассмеялся. — Вы, безусловно, умеете привлекать мужчин! Я всегда любил непокорных лошадей и женщин!

Тина стояла, словно окаменев. Она была оскорблена его словами, но это не имело значения. В ее сердце жила тайная, неразделенная любовь, и только она одна властвовала над ней.

Поцелуи сэра Маркуса были ей неприятны, но она уговаривала себя, что это можно пережить. То, что для нее важно, остается нетронутым. Он может овладеть ее телом, мучить и осквернять его, но он никогда не тронет ее сердце!

Она закрыла глаза, чтобы не видеть его, и услышала смех.

— Вот уж не думал, что стрела Купидона пронзит мое сердце! Но я страдаю от любви, как любой неотесанный деревенский мужлан, влюбленный в первую попавшуюся девчонку!

Он подошел к ней.

— Вы получите деньги, и я не буду задавать вам никаких вопросов, по крайней мере, сейчас, но я тоже поставлю условие! Мы поженимся в течение недели! Договорились?

Вначале Тина заколебалась, однако вовремя вспомнила, что, согласившись с требованием сэра Маркуса, она облегчит участь лорда Уинчингема. Он заплатит долг мистеру Ламптону, а потом, продав часть своего имущества, удовлетворит и требования остальных кредиторов. В Уинче много картин и серебра, за которые можно получить тысячи фунтов, сумму достаточную, по крайней мере для того, чтобы расплатиться с мистером Хантом и более крупными кредиторами. Он обещал расплатиться с ними через две недели. Что ж, они свое получат! Как только лорд Уинчингем отдаст карточный долг мистеру Ламптону, у него уже не будет причин скрывать, что он может: удовлетворить своих кредиторов, расставшись с некоторыми семейными сокровищами.

Тина глубоко вздохнула и чуть слышно пролепетала:

— Я согласна.

Сэр Маркус хотел снова поцеловать ее, но она уклонилась.

— Я должна пойти и сообщить ее светлости о своем решении! — заявила Тина и выбежала из комнаты прежде, чем он сумел ее поймать.

Она слышала, как он звал ее, пока бежала по лестнице, но не обернулась. Лишь добежав до последней площадки, брезгливо вытерла рот, стремясь стереть следы не только прикосновений его губ, но и его богатства, положения, власти и желания обладать ею. Боже правый, как же она его ненавидит!

В этот момент в конце коридора открылась дверь, и из спальни лорда Уинчингема вышел доктор. Это был пожилой, седовласый человек, и шел он очень медленно. Тину охватил ужас, что он несет герцогине дурные вести. Увидев Тину, доктор вежливо поклонился. Они уже встречались в ночь, когда ранили лорда Уинчингема.

— Как состояние его светлости? — дрожащим голосом поинтересовалась она.

— Ничего внушающего опасения, — ответил доктор. — Рана заживает прекрасно, но со стороны его светлости было неразумно возвращаться в Лондон так скоро. Однако он молод и силен… ему это не повредит.

Тина почувствовала огромное облегчение.

— С ним все будет в порядке?

— В полном порядке! Даю вам честное слово, его светлость скоро будет на ногах! Ведь на карту поставлена моя репутация! — По засверкавшим глазам девушки доктор понял, чего она боится, и поэтому добавил: — Простите мое стариковское предсказание, мисс Крум, но я уверен, вы оба будете очень счастливы!

Его слова застали ее врасплох. Тина не нашлась что ему ответить, а пока придумывала, как отреагировать, доктор медленно удалился к спальне герцогини.

Тина задумчиво посмотрела ему вслед. Если бы, как подозревает доктор, они были помолвлены с лордом Уинчингемом, насколько иными были бы ее чувства! На ее глаза навернулись слезы. Одно дело — принести великую жертву ради любимого человека, и совсем другое — знать, что придется жить без него. Невозможно представить себе будущую жизнь с тем, кого ненавидишь, а не с тем, кого любишь!

Почти не сознавая, куда ведут ее ноги, она направилась к спальне лорда Уинчингема. Оттуда с подносом вышел Джарвис и пошел к задней лестнице. Тина проскользнула в незапертую дверь. Жалюзи были опущены наполовину, и Тина увидела темную голову лежащую на подушке. Она догадалась, что доктор да., раненому что-то успокоительное, чтобы уменьшит; боль и быстрее отдохнуть с дороги.

В комнате было очень тихо, если не считать пчел жужжащих у окна. Тина подошла к постели; лорд Уинчингем мирно спал. Повязка слегка выглядывала из под одеяла. Другая рука неподвижно лежала на белых простынях. Она с любовью долго смотрела на него, испытывая почти физическую боль в сердце от мысли, что через неделю он навсегда исчезнет из ее жизни.

Тина думала, что никогда больше его не увидит и никогда не даст ему узнать о своей любви. Будет тяжелее, гораздо тяжелее, если ей придется видеть его с другими женщинами. Какая мука знать, что его жизнь будет продолжаться, как и раньше, а ее прервется… Она не могла, не осмеливалась-думать о сэре Маркусе!

Пчела сердито жужжала у окна. Лорд Уинчингем беспокойно дернулся; его губы пошевелились, словно он хотел что-то сказать. Из глаз Тины покатились слезы. Она наклонила голову, на мгновение прижалась губами к его руке и выбежала из комнаты. Ей было необходимо отчаянно, бешено и слепо выплакать всю бурную страсть, бушевавшую в ней и ставшую наконец невыносимой!

Дни летели с ужасающей скоростью. Тина чувствовала, что у нее нет времени думать, нет времени даже чувствовать. Казалось, она жила в состоянии, граничащем с гипнотическим, от примерки к примерке. Вот и сейчас она долго стояла, так как на ней закалывали белое подвенечное платье.

Потом еще час, пока на ней распарывали редингот и сшивали снова, потому что герцогиня придралась к неправильно вшитому поясу.

Теперь у нее были дневные платья, шляпки с перьями, настолько тонкие неглиже, что казалось, будто их выткали чьи-то волшебные пальчики, и груды белья из настоящего кружева.

Сначала Тина протестовала против таких трат, но потом, обратив внимание, что никто ее не слушает, смирилась с безудержной расточительностью герцогини.

— Наследница, выходящая замуж за одного из богатейших мужчин Англии, должна быть одета соответственно своему положению! — то и дело повторяла та. Тина была слишком утомлена и подавлена, чтобы спорить. Она безвольно соглашалась со всеми сумасбродствами старой леди, с каждым новым ее предложением: французским газом, бархатом из Лиона, лендами из Парижа…

Иногда ей казалось, что все происходящее с ней — это кошмар, снящийся в страшном сне, и только ночами, оставаясь одна и понимая, что от стыда не убежать, осознавала: это не кошмар, а реальность.

С лордом Уинчингемом Тина виделась редко: врачи велели ему отдыхать, кроме того, его ежедневно посещали массажисты, поэтому если он и появлялся за едой, то только на короткое время, чтобы сказать герцогине, что у него встреча, или пожаловаться, что ему не принесли бокал портвейна.

Иногда Тина думала, что ей легче бы было вообще не видеться с ним. Когда он входил в комнату, сердце у нее начинало колотиться, все тело напрягалось, пальцы холодели. Она с нетерпением ждала, пока лорд заговорит, и ощущала внезапный прилив радости, когда он ей улыбался, и полное отчаяние, когда хмурился!

Вероятно, лучше было бы не видеть его, представить, что он уже исчез из ее жизни, и смириться с фактом, что будущее, мрачное и ужасающее, станет только еще тяжелее и мучительнее от его постоянного присутствия. Но когда он не выходил к обеду, а дворецкий торжественно докладывал:

— Его светлость шлет вам привет, ваша светлость, и с сожалением сообщает, что он задержался в клубе и не придет к обеду, — эти слова звучали для нее похоронным звоном, и Тина спрашивала себя, как ей скоротать долгие часы, чтобы дождаться его.

Все это было безумно и безнадежно, и все же в глубине ее души теплилась какая-то неугасимая надежда. Что-то должно произойти, что-то должно предотвратить окончательную катастрофу!

Одно было хорошо: ее избавили от слишком частого присутствия сэра Маркуса. Когда он заявил вдовствующей герцогине, что хочет постоянно видеться с будущей женой, та очень строго усмирила его нетерпение:

— Чушь и чепуха! Когда поженитесь, будете видеть ее сколько угодно. Я не хочу, чтобы она шла по проходу с приданым, которого устыдилась бы и бедная деревенская девушка! Она выйдет за вас как подобает или вообще не выйдет! Это мое окончательное слово!

— Я женюсь на Тине, а не на всех этих бессмысленных рюшках и оборках! — угрюмо возразил сэр Маркус.

— Невесте подобает появляться во всем блеске, и если у нее нет «бессмысленных рюшек и оборок», как вы их называете, то после замужества ее будет ждать скорая расправа всякий раз, когда она попросит о них, — едко ответила герцогиня.

Я хотел вас обеих отвезти сегодня вечером в Воксхолл, — рассердился сэр Маркус, — а теперь вы говорите мне, что Тина слишком устала от подобных развлечений.

— Разумеется, она слишком устала, — отрезала герцогиня, — вы бы тоже устали, если бы с раннего утра часами стояли на ногах, заколотый булавками! Я должна гордиться Тиной в день ее свадьбы. Я ненавижу этих бледных, хныкающих невест, которые выглядят так, словно упадут в обморок, прежде чем дойдут до алтаря; а медовый месяц — тяжелое занятие, особенно в обществе такого фата, как вы, сэр Маркус!

С этими словами герцогиня похлопала его по руке : веером с рукояткой из слоновой кости, и они оба засмеялись понимающим смехом опытных и искушенных людей, всегда готовых оценить хорошую шутку.

— Вы, безусловно, укрощаете меня, — запротестовал сэр Маркус с ноткой невольного восхищения в голосе.

— Это мой последний шанс, — парировала герцогиня, — ведь кто вас удержит, когда меня не будет? Уж не вы сами, конечно!

— Вам не следует слушать сплетни, — вкрадчиво произнес сэр Маркус.

Герцогиня сжала губы и на мгновение стала серьезной: