— Проверка документов. Всем оставаться на своих местах. Поезд отправиться через несколько минут.

Я до боли сжала пальцы. Мне казалось, я лечу в пропасть. Страх и паника сковывали все мое тело. Мне было страшно. Так страшно, что я не могла вздохнуть, а перед глазами плыли разноцветные круги.

— Я могу выскочить в окно. Вы останетесь одни. Тебя никто не тронет с ребенком и другими документами, а я могу скрыться от них.

Мне захотелось заорать, ударить его просто биться в истерике. Неужели он думает, что я пойду на это? Оставлю его, откажусь от него в последний момент? Неужели, Артур так и не понял, что я люблю его настолько сильно, что без него моя жизнь не стоит и ломаного гроша?

— Ты никуда не пойдешь. Мы вместе. И если нас поймают, то тоже вместе.

Артур протянул руку и сжал мои ледяные пальцы.

— Я люблю тебя.

— Я знаю.

Мы прощались. На всякий случай. Возможно, нам больше не удастся сказать эти слова друг другу. Я поцеловала Танюшу. Дверь купе открылась, и мне показалось я сейчас упаду в обморок.

— Проверка документов.

Молодой лейтенант зорко окинул взглядом купе, заметил ребенка, потом перевел взгляд на меня. Наконец-то посмотрел на Артура.

— Ваши документы, пожалуйста.

Артур достал паспорта, ободряюще посмотрел на меня и протянул документы лейтенанту.

— Пожалуйста.

Полицейский долго смотрел на паспорт Артура, потом на мой, потом бросил взгляд на Танюшку. От напряжения меня колотило и я сплела пальцы, чтобы не видно было, как дрожат мои руки. Лейтенант молчал, снова и снова смотрел на документы. Потом на нас.

— Куда едем?

— В столицу. Должность новую получил, вот переезжаем с семьей.

Полицейский бросил взгляд на наш единственный чемодан.

— Переезжаете? А что вещей так мало?

Я судорожно глотнула воздух.

— Так я уже все перевез на грузовике товарища, а теперь вот самое драгоценное в комфорте везу.

Артур усмехнулся и лейтенант, как ни странно, тоже.

— Да, драгоценней не бывает.

В этот момент к нему подошел еще один полицейский:

— Ну что у тебя? Чисто?

Я снова напряглась. По моей спине градом стекал пот.

— Чисто. Ничего. Как и вчера.

Лейтенант повернулся к нам.

— Девочка, мальчик?

— Дочка, — с гордостью сказал Артур.

— И у меня дочка. Береги драгоценности. Счастливого пути.

Он вышел и захлопнул дверь купе. Мы все еще молчали, а меня начало трусить с такой силой, что зуб на зуб не попадал. Когда поезд снова тронулся, я зарыдала, громко, истерически. Задыхаясь, захлебываясь. Артур бросился ко мне, прижал к себе сильно, до боли в костях.

— Ну что ты, милая? Что ты? Все. Все позади. Тише.

Он целовал мое лицо, мои руки, глаза, волосы, что-то шептал, а я его не слышала. Я просто прижималась к нему всем телом и дрожала как осиновый лист на ветру.

***


— Я закрываю это дело.

Пунцовый как рак, с нервно подергивающимся взглядом Фомин смотрел на своего непосредственного начальника.

— Что значит закрываете? Мы их уже третьи сутки ищем. Парни с ног сбились. Побег из тюрьмы. Из моей тюрьмы. Да я найду их и лично расстреляю.

— Успокойся, Гришка, уймись. На вот. Почитай на досуге. У Чернышева влиятельные покровители и они нашли то, чего следаки разгильдяи так и не нарыли. Им бы повесить обвинение, да дело закрыть, чтобы "висяка" не было.

Начальник протянул папку Фомину:

— Чернышев невиновен. Да и нет его уже на территории страны. Поверь мне. Они уже далеко.

***


Через десять часов мы сели на самолет. Вместе. Втроем. Но я успокоилась лишь тогда, когда мы благополучно приземлились в Британском аэропорту. Я вдруг, неожиданно для самой себя спросила у Артура:

— Как мы поженимся, если по документам мы и так женаты?

Артур посмотрел на меня и вдруг тихо и на полном серьезе ответил:

— Мы обвенчаемся.

В этот момент проснулась Танюшка и громко и требовательно заплакала. Она проголодалась. Жизнь продолжается. Жизнь прекрасна. В ней больше нет яда. Осталась только любовь.


ЭПИЛОГ

Спустя семь лет. Англия.


— Танюш, ты все собрала? А бутерброды?

Я бегала по дому как ненормальная, держась за огромный живот. Кот сновал у меня под ногами и постоянно мяукал, а семилетняя Танюша гордо собирала свой рюкзак. Первое сентября. Сегодня наша дочь идет в школу первый раз. Артур спустился со второго этажа.

— Ну что принцессы вы готовы?

Я посмотрела на мужа и улыбнулась. Красавец. Ему шел элегантный костюм. Он возмужал, повзрослел, выглядел уже не как избалованный подросток, а взрослый, серьезный мужчина. Еще бы — Артур главный директор компании "Трастинг", которую мы открыли пять лет назад в Лондоне.

— Готовы. Нервничаем, — сказала я и обняла его за плечи. Потом поправила белоснежный воротник рубашки.

— Ты будешь самым красивым папой во всей школе.

Муж нежно поцеловал меня в губы, потом тронул мой живот ладонью.

— А как поживает мой наследник?

— Ждет, когда его выпустят на волю, — усмехнулась я. Наш сын должен родиться меньше, чем через месяц. Еще одно чудо. С моим страшным диагнозом ждать второго ребенка просто фантастика. Врачи разводили руками и смотрели на меня как на неопознанный летающий объект.

— Доброе утро всем!

Мы обернулись, и я почувствовала, как защемило сердце от любви и нежности. Иван Владимирович выехал к нам на инвалидной коляске тоже в парадном костюме.

— Папа, ну что же вы сами?

— У моей внучки такое знаменательное событие, а я буду валяться в кровати? Кто знает, сколько мне осталось. Пока могу хоть минутку с вами прожить, подышать вашим счастьем. Что еще старику надо? Вот внука, может, еще увидеть успею. А вообще — партизаны не сдаются.

Ивана Владимировича я забрала к нам год назад. Не выдержала разлуки с ним. Да и заслужил он в старости быть под присмотром детей, а не наемной няньки. Когда он находился рядом, мне было тепло и спокойно, как в детстве. Иногда я читала ему вслух, и он снова и снова рассказывал нам истории о войне, о голоде, а мы вместе с Танюшкой слушали допоздна.


День прошел великолепно, волнительно. Мы знакомились с учителями, с директором частной школы. Я чувствовала себя на седьмом небе от счастья. Все эти семь лет, я каждый день молилась богу и благодарила его за эту радость, за то, что у меня есть семья. Настоящая. Счастливая семья. За то, что все неприятности, горе и отчаянье остались позади.


Артур остался на улице покурить вместе с Иваном Владимировичем, а мы с Танюшкой гордо зашли в класс и…И мне стало плохо. Меня затошнило с такой силой, сто перед глазами поплыли круги.

Я увидела Германа и Галину. Они разговаривали с учительницей, а рядом с ними стоял мальчик возраста моей дочери. Герман обернулся, посмотрел на меня довольно безразлично, словно не узнал, а потом что-то ответил жене. Я медленно села на стул. Дочка протянула мне свою бутылку с минеральной водой, и я автоматически сделала несколько глотков. Он меня узнал или нет? Может я все же изменилась и мне посчастливится остаться неузнанной? Вдруг и такие чудеса бывают?

Весь оставшийся день я ходила как в воду опущенная. Я боялась. Снова это липкое чувство страха, ужаса. Артур не понимал, что со мной происходит. Иван Владимирович пытался его успокоить, объясняя мое состояние беременностью, а я ждала. Если Герман меня узнал, то очень скоро мы встретимся.


И я была права. Мы встретились на следующий день. Утром, когда я отвезла Танюшу в школу и возвращалась обратно на своей машине, дорогу мне преградил черный джип. Я сразу поняла кто это. Бесполезно прятаться и пытаться скрыться. Если он хочет поговорить, он меня из-под земли достанет. Я сидела за рулем, так и не решаясь выйти, зажмурилась, ожидая чего угодно — даже выстрела в голову. Но вместо этого дверца автомобиля открылась и Герман сел на соседнее сиденье.

— Ну, здравствуй, Инга.

— Здравствуй Герман, коли не шутишь, — ответила я и почувствовала, как беспокойно зашевелился малыш в животе.

— Боишься?

Он усмехнулся.

— Видеть не особо рада, скажу честно.

— Провела ты меня, плутовка. Эх, провела. Только раскусил я тебя еще в тот же день. Галина во всем призналась.

Я в удивлении посмотрела на него.

— Что не веришь? Да я знаю тебя, как облупленную. Кстати охранник живой остался. Правда, на инвалидности теперь, но живой.

Я стиснула челюсти и до боли прикусила губу.

— Ты, правда, считаешь, что могла просто так от меня сбежать? Эх, девочка, глупая ты. Я позволил тебе это сделать. Любил я тебя. Знал, что насильно не удержу. Знал, что ребенка ждешь. Я просто тебя отпустил. Вот почему тебя не искали. Я все о тебе знал, о каждом твоем шаге. О том, чем ты дышишь, что ела на завтрак и как пахнут твои духи.

Я молчала, и мне становилось все страшнее. Герман все это время следил за мной. Зачем? Вынашивал планы мести? Ждал, чтобы ударить побольнее?

— Только я во всем виновата, меня и наказывай. Семью только не трогай, Герман. Они здесь ни при чем.

Бывший любовник вдруг повернул меня за подбородок к себе. В серых глазах Новицкого не было ненависти, только сожаление:

— Любишь его? Как и раньше? Как и всегда, правда?

— Люблю, — ответила я и смело посмотрела ему в глаза. Если станет убивать, слез моих не увидит, унижаться не стану. Пусть убивает — заслужила.

— Дурочка, ты Инга. Маленькая дурочка. Ты и, правда, считаешь, что я могу причинить тебе вред? Единственной женщине, которую я когда-либо любил? Ты думаешь, что тебе удалось вытащить Чернышева из тюрьмы и безнаказанно скрыться, потому что ты такая умная? Или ты веришь в чудеса и добрых волшебников?

Я быстро заморгала и вдруг все поняла. Вся картинка сложилась как детский пазл.

— Это ты? Ты сделал так, чтобы нас не искали? Но почему?

— Узнал про вас все. Начиная с первой встречи. Абсолютно все. И про Рахманенко с его интригами. Про шантаж, про труп, подброшенный под колеса машины. Все узнал, птичка моя.

Я почувствовала, как дрожит мой подбородок. Мне захотелось расплакаться, но я не могла. Смотрела на Германа и понимала, что я была слепа в своей ненависти, в своей жажде отомстить, в своем горе. Для Новицкого я не стала очередной любовницей и красивой игрушкой. Он меня любил. По-настоящему, преданно, самоотверженно. Любил меня даже после того, как я его предала.

— Плачешь? Не надо, птичка. Не жалей меня. Я счастлив. Правда, счастлив. Я научился многое ценить и понимать. У нас с Галиной родился сын. Мы снова вместе и дети довольны, а что мне еще от жизни нужно желать? Да и за тебя душа уже не болит.

И тут я заревела в голос, громко. Герман привлек меня к себе, поглаживая по спине, голове как когда-то.

— Не плачь. Тебе нельзя нервничать. Эх, доктора, доктора. Бесплодие. Приговор.

Я его не слышала, я рыдала, обнимая его за плечи, склонив голову ему на грудь.

— Это наша последняя встреча, Инга. Наши дети случайно попали в одну школу. Мы уже забрали документы и переведем Макса в закрытый лицей в другом городе. Все, птичка, мне пора. Прости за все.

Он выпустил меня из объятий, вытер слезы с моих щек и ушел.

Я смотрела вслед уезжающему джипу, потом повернула ключ в зажигании и тронулась с места.

В эту ночь родился наш сын. Видно сильно я перенервничала. Ровно в полночь Мишка прорезал тишину сердитым криком и оказался на руках у медсестер. Я этого не видела, мне делали кесарево под общим наркозом. Перед самыми родами Мишка перевернулся головкой вверх.

Германа я, правда, больше никогда не видела. Только один раз в год, на мой день рождения мне приносили на работу огромную корзину белых роз с маленькой карточкой, на которой неизменно было написано: "Для самой красивой певчей птички"


КОНЕЦ