— Очень интересно. — Вадим уселся обратно, уставившись на нее с преувеличенным вниманием. — Я слушаю.

— Что ты думаешь о своем будущем?

— У меня прекрасное будущее.

— Не уверена. Твой станкостроительный — это, конечно, очень хорошо, но чем ты собираешься кормить семью? Мы, конечно, не бедные, и пока мы в институте, нам помогут, но потом?..

— Что потом? — засмеялся Вадим.

— Ты что думаешь, твои сто двадцать…

— Я ничего не думаю, что ты взъелась?!

— Очень плохо, что не думаешь, — Марина повысила тон. — Иногда надо думать, не только трахаться.

— Я пойду. — Вадим встал. Марина вскочила, преградив ему дорогу.

— Ты что, совсем идиот, так и сгниешь в каком–нибудь КБ. Ты как хочешь, но меня это не устраивает! Вадик, пойми, ну надо же иметь хоть каплю честолюбия!..

— Иди ты!.. — огрызнулся Вадим.

Она вцепилась в его рубашку и перешла на визг.

— Как тебе не стыдно, взрослый мужик на содержании тестя! Твои папа и мама ни копейки, никогда, будто их не существует!..

— Не трогай мою мать! — Вадимом овладело бешенство. Он швырнул ее на диван, склонился над ней и с искаженным злобой лицом повторял: — Не трогай, не трогай мою мать! Сука, не трогай мою мать!..

— Ты сволочь, и родители твои сволочи! — закричала ему в лицо Марина.

Он несколько раз ударил ее по лицу. Марина закрывалась руками, кричала:

— Подонки, мразь, подонки! Семья подонков!

Зазвонил телефон. Вадим дрожащей рукой схватил трубку.

— Да, я… — задыхаясь, проговорил он. — Саша, да, я тебе перезвоню… Я перезвоню… Да, ты позвони!.. Потом…

Он бросил трубку и повернулся к Марине. Она плакала, съежившись на диване. В дверях стояла бабушка.

— Молодой человек, выйдите вон, — сказала старуха и указала на дверь.


Был теплый майский вечер. Они бродили по городу.

— Что сказал Вадим?

— Потом позвонит. Что–то у него там…

Сидели на лавочке в темном сквере. Молча смотрели на проходивших мимо людей. Загорались фонари. Красными пятнами мелькали автомобили.

Саша сказал:

— Пойдем?

— Куда?

— Не знаю. Пойдем ко мне. Чаю попьем. Ты же не была, у меня хорошие родители.

— Я не сомневаюсь, — сказала Маша.

— Только ты им не говори ничего. Не поймут.


Пили наливку. Через трубочку наливку откачивали из тридцатилитровой бутыли, установленной на полу, и уже из кувшина разливали по чашкам. Отец Саши сидел в одной майке, положив руки на кухонный стол, крытый клеенкой. Мать, в ситцевом халатике, смеялась, и вино чуть–чуть выплеснулось из ее чашки.

Отец говорил тост:

— …И я думаю, жить вы будете хорошо. Все женятся, ругаются, а зачем?..

— Зачем женятся? — удивилась мать.

— Тьфу, черт, зачем ругаются, я говорю!.. Да что вы смеетесь, уж и оговориться нельзя… — Но отец и сам смеялся, и вино в его чашке ходило ходуном. — Я же вижу, какая хорошая девочка. Губа не дура, Сашка… Я красивых женщин за километр вижу…

— Ах ты!.. — мать, улыбаясь, показала ему кулак. — Нет, мы не выпьем! Маша, девочка, имейте в виду, он если уж заговорит, то потом…

— Что заговорит? У меня, собственно, все. — Отец оглядел стол. — Будьте счастливы… — Он задумался.

— Вы ведь такие хорошие, молодые… — вставила мать.

— Рожайте детей… — продолжил отец, не слыша ее. — Насчет детей не бойтесь, двоих как минимум. Я, например, до сих пор не могу простить, что у меня только один…

— Отец, — Саша поднял чашку, — мы все поняли. Спасибо. Давайте выпьем наконец…

— Да, давайте!.. — подхватила Маша.

В тишине пили вино. На экране маленького телевизора появился портрет немолодого человека в траурной рамке.

— Кто умер? — поинтересовалась мать. — Сделайте звук.

Включили звук. Говорил диктор: «…На ответственных постах, которые доверяла ему партия и правительство, Иван Николаевич Сидоров проявил себя как…»

— Кто такой Сидоров? — сощурился отец.

— А кто его знает… — сказал Саша.

— Ну и выключи… Давайте выпьем… И вновь откачивали вино из бутыли. Говорил Саша:

— …Летом можно будет пожить на даче, а осенью переберемся к нам. На время…

— Почему же на время?.. — удивился отец.

— На время, отец! — с упорством говорил Саша. — Будем жить отдельно, так лучше. Вначале снимем, а потом как–нибудь с квартирой… или комната… вначале.

— Нет, я не согласен! — Хмельной отец уставился на сына. — Я не хочу с вами расставаться!

— Но нельзя же вечно… — говорил Саша.

— Не согласен!.. — не слушая его, повторял отец.

— Но если дети, вы представляете этот сумасшедший дом? — рассудила Маша. — В двух–то комнатах? Есть еще квартира у моей мамы, я уже думала, если удачно разменять, а она очень приличная, может достаться однокомнатная нам… — Маша загибала пальцы: — Маме с бабушкой двухкомнатная в приличном месте. Только ни в коем случае нельзя самим этим заниматься, тут нужен маклер…

— Я и без маклера обменяю! — слишком громко заявил Саша. — Они только деньги берут и ничего не делают…

— Не согласен! — выпив рюмку наливки, заявил отец.

— А ну посмотри на меня! — повернула его к себе мать. — Боже мой, да он совсем пьяный! Нет, ты не прячь глаза, посмотри–ка…

И все вдруг увидели, что, действительно, отец пьян. Да и сами они сидели раскрасневшиеся, с блестящими глазами, говорили слишком громко и возбужденно.

— Ну и что? — сказал отец. — Не каждый день сын женится. Сашка, есть там еще?…


…Отец спал, откинувшись на стуле. Говорила Маша. Язык ее заплетался. Слезы наворачивались на глаза.

— …Вы — такие люди, понимаете?.. Вот я сижу, как будто всю жизнь с вами знакома… Нет, я знаю, так принято обычно говорить, а я — искренне, честное слово, я это чувствую… Давайте за вас выпьем, так мало хороших людей, вы даже не знаете, какие вы!.. Я вас так люблю… Нелли Павловна, можно я вас поцелую?..

— Девочка моя!.. — сказала мама. — Давай я тебя обниму!

Маша неожиданно разрыдалась на груди у Сашиной мамы. Мать тоже заплакала.

— Что это вы? Что вдруг такое? — говорил Саша, пьяно уставившись на них. И вдруг икнул.

— Боже мой, и этот напился! — сквозь слезы сказала мать.

— Ну и что, ну и напился! — сказал Саша. Он поднялся, пошел из кухни. Остановился. Приложил палец к губам: — Маша, слушай, скажу по секрету… Мама, ты тоже слушай… — улыбаясь, выдержал паузу. — Мама, я Машу очень люблю!


Зазвонил телефон.

— Это меня, — Саша взял трубку. Молчание.

— Это ты, старуха? — спросили на другом конце провода. Говорил мужчина, по голосу молодой. Саша молчал. Он растерянно посмотрел на Машу, которая вязала, сидя в кресле.

— Что, старуха, соскучилась? — сказал мужчина.

— Это кто? — сказал Саша.

На другом конце провода замолчали и, решив, что попали не туда, положили трубку.

— Кто–то хамит, — сказал Саша.

Маша бросила вязание, быстро подошла к нему.

— Выдерни из розетки, — сказала она.

— Зачем?

— Не надо, с ним бесполезно разговаривать.

— С кем с ним?

Звонок. Саша сорвал трубку. Услышал шепот:

— Сдохнете, сдохнете все, все сдохнете…

— Кто это? — сказал Саша. — Что за бред? Я сейчас пойду и засеку ваш телефон.

— Испоганили страну… — зловеще шептал человек в трубке. — От вас воняет, жидовская вонь…

Саша поднял глаза. Все, кто был в доме, окружили его. Ревекка Самойловна, Маша, Михал Михалыч и Ирина Евгеньевна. Ирина Евгеньевна нажала на рычаг:

— Саша, это звонит какой–то больной человек. Это уже давно, мы привыкли. Выключите телефон.

Саша долго смотрел на них и вдруг закричал:

— Выйдите отсюда! Все выйдите, ну что вы смотрите на меня? Идите!

Неожиданно они подчинились. Он задержал только Машу.

— Стой здесь.

Он уселся в кресло, на колени поставил телефон и впился в него глазами. Звонок.

— Ты думал, я тебя оставлю в покое? — сказал мужчина. — Сегодня мы придем. Пусть девочка раздвинет ножки.

— Ты подонок, подонок, понял?! — закричал в ярости Саша. — Сука, я тебя найду, сука!!!

Он прикрыл ладонью трубку и показал Маше на дверь:

— Иди к соседям, позвони на станцию, я буду с ним говорить…

— Я не знаю номер…

— Узнай!

Маша выбежала за дверь.

— Ну, что же ты не приезжаешь? — говорил Саша в трубку. — Ты ведь трус, трус, жалкое ничтожество, которое только по телефону может пугать… Ну, давай, приходи, я тебя жду, мы все тебя ждем. Что, пересрал, подонок? Где же ты?! — Саша истерически захохотал. В трубке замолчали.

— Ну что же ты не идешь?

— Ты кто? — спросил мужчина.

— Я — жид. Самый пархатый жид, и я орал на тебя, понял? — закричал Саша.

— Я хочу разговаривать со старухой, — сказал мужчина.

— Со мной не нравится? Ты хочешь, чтобы тебя боялись, а я тебя не боюсь, тварь ты такая!

В комнату вбежала Маша, кивнула утвердительно.

— И знаешь, что я тебе еще скажу? — Саша смеялся. — Мы поймали тебя, мы засекли твой номер, подонок, теперь все, ты обтрюхался, теперь я тебя повешу за яйца! Ты обтрюхался, гад!

— Я звоню из автомата, — сказал голос. — Ты засек автомат, дурак.

И засмеялся.


Михал Михалыч уходил. Он неловко поцеловал Ирине Евгеньевне руку.

— Ничего не могу, ждут… — бормотал он.

— Иди. — Она закрыла за ним дверь. Обернулась к растерянно стоящей в коридоре Ревекке Самойловне: — Мама, спать. Я говорю, иди спать.

— Боже, как молодой человек ругается… — сказала старуха и пошла в свою комнату…

— …Ты можешь объяснить, что ты хочешь? — уже другим тоном спрашивал Саша своего собеседника.

— Чтобы вы все сдохли.

— Понятно. Очень хорошо. Ты позвонил, а теперь все лягут и начнут дохнуть. Тебе не кажется это забавным? — Саша деланно засмеялся.

— Вы будете бояться, — сказал голос. — Вам будет страшно выходить из дома. Вы перестанете спать. А потом мы придем и перережем вам глотки. Или вы уберетесь из нашей страны.

— Они–то уберутся. А я останусь, — сказал Саша.

В трубке замолчали.

— Хочешь, встретимся? — неожиданно предложил мужчина.

— Когда?

— Сейчас.

— Где ты?

— Здесь, — в трубке хмыкнули.

— Где здесь?! — крикнул Саша.

— Подойди к окну.

Распутывая телефонный шнур, Саша подошел к окну. Маша шла за ним по пятам. Во дворе была ночь, ветер.

— Где ты? — Саша вглядывался в темноту, пытаясь что–либо разглядеть.

— Телефонный автомат, — сказал мужчина, — я там.

Автомат был совсем близко, в десятке метров от подъезда. В темноте белела его крыша, но разглядеть человека внутри было невозможно.

— Я сейчас приду, — сказал Саша.

— Я хочу, чтобы ты был один, — сказал мужчина.

— Хорошо.

Мужчина повесил трубку.

— Ты никуда не пойдешь, — сказала Маша.

— Пойду, — сказал он. — И не мешай мне. Я говорю, не трогай меня.

Он вышел в коридор. Здесь была Ирина Евгеньевна. Из комнаты выглядывала старуха.

— Дайте мне ключ, — сказал Саша. — Дверь закройте. Не открывайте никому.

Он прошел на кухню. Взял нож для хлеба с деревянной ручкой. Лезвие было тонким, с пятнами стертой ржавчины. Саша положил нож на место. Взял точильный камень и сунул его за пазуху. В коридоре старуха дала ему связку ключей. Маша плакала.

Он вышел на лестничную площадку. Вызвал лифт. Загорелась красная лампочка. Из двери квартиры на него смотрели три женщины.

— Никому не открывайте, — сказал он. — И закройте дверь!

Пришел лифт. Саша взялся за ручку, но раздумал и пошел по лестнице. Громко раздавались его шаги. Он спускался все ниже и ниже, пока не оказался рядом с почтовыми ящиками на стенах. Лампочка не горела. Саша на ощупь добрался до двери, мгновение постоял, с силой распахнул ее и вышел на улицу.

Впереди, в нескольких шагах, видна была телефонная будка… Три женщины смотрели на него из окна… Медленными шагами он приближался к телефонной будке. Он достал из–за пазухи точильный камень и сжал его в руке. В трех метрах он остановился. В будке было темно.

— Я здесь, — сказал Саша.

Тишина.

Света не было. Саша сделал еще шаг. Еще. Взялся за ручку и распахнул дверь будки. Здесь никого не было.

— Где ты?! — закричал он в темноту. Тишина. Саша бросил камень и побежал к подъезду. Он хотел вызвать лифт, но кнопочка горела, и Саша, перепрыгивая через две ступеньки, побежал наверх. Он звонил в дверь, пока не сообразил, что есть ключи. Их было несколько, и Саша дрожащими руками пробовал один за другим.