Остаток дня Сара провела, загорая под благосклонным покровительством дяди Тео. Постороннему могло бы показаться, что она спит под золотистыми лучами солнца, но ее голова была занята вопросами и игрой воображения. Все сосредоточивалось на Гароне… Получится с ним настоящий роман или нет? Под знойным солнцем картины, возникавшие в ее воображении, раздваивались. Сара сама раздваивалась, Убеждая себя, что с Гароном она будет веселой Дилайт, а не робкой Сарой. Давало ли это обстоятельство стеснительной Саре право отмести все барьеры, пока она играла роль Дилайт, каждым поступком оправдывавшей свое имя?

О, да, она могла бы навсегда остаться под солнцем, забыв о решениях, ответах и ограничениях, не утруждая себя более серьезным занятием, чем переворачивание с живота на спину. Могла и осталась бы, если бы на ее расслабленное тело не легла тень и не раздался раздраженный голос:

— У вас такой вид, будто вы приносите себя в жертву солнцу! К сожалению, я не Аполлон, мне приятнее в аду, нежели в раю! Вы не спите?

— Я не сплю — сейчас. Вы Плутон, а не Аполлон. Что вам надо?

— Вас точно не учили хорошим манерам!

— Верно! Я нигде долго не задерживалась, поэтому меня многому не успевали обучить. Я просто эволюционировала. Своим собственным путем.

Она — Дилайт. Именно это и чувствовала Дилайт, только она этого не высказала, сдерживаемая упрямой, ранимой гордостью. Все, чем Дилайт обладала в детстве, было у кого-то занято и не являлось ее собственностью. Ни устроенного дома, ни спокойной Нэнни Стегс, заменившей красивую, порхающую маму-бабочку. Не было даже отца, который потрудился бы признать ее своей дочерью.

Как смел Рикардо или кто-либо другой критиковать ее?

Не желая видеть этого холодного и надменного человека, Сара снова перевернулась на живот, подложив руки под голову. Может быть, он уйдет, если она не будет обращать на него внимания?

— Я уверен, что многие ваши аналитики помогли этой… как вы сказали, эволюции. А может быть, ваши многочисленные приключения? Или вы предпочитаете называть их экспериментами?

— Уходите! — Она гордилась своим ровным голосом. — Все, что я думаю, вас не касается. А поскольку мы откровенны друг с другом, то скажу, что вы мне даже не нравитесь.

— Вы хотите этим поддеть меня? Бросить вызов или возбудить?

Что за человек! Она сердито пошевелилась, потом задержала дыхание, почувствовав, что он опустился рядом с ней. Очевидно, он хотел дать ей бой. Он переходил в наступление, и, чувствуя это, Сара насторожилась. Горячий поклонник превращался в циничного критика. Настоящая заноза!

— Почему бы вам не оставить меня в покое? Я хотела найти место, где смогу побыть одна…

— Бедная маленькая девочка. Здесь на вас напал страшный великан. Или, может быть, в своем воображении вы сравниваете меня с хищным волком?

— Я стараюсь вообще не думать о вас… — сказала Сара ледяным тоном, отворачиваясь, чтобы не слышать его раздраженного голоса, — и обычно мне это удается. Где дядя Тео? Кажется, мне пора домой.

— Как раз поэтому я и рискнул побеспокоить вас… «место», говорите? Нашего хозяина вызвали по срочному делу, и он вернется не скоро. Он просил передать, что вы можете оставаться здесь. А если собираетесь поехать домой, вас в любое время отвезут. — Его голос опустился до обманчивого ласкового шепота. — Боюсь, что я уже отпустил Альберта, запасного шофера Теда, чтобы отвезти мою подругу домой. Он не скоро вернется — она живет в Сан-Диего. Однако я с удовольствием отвезу вас куда бы вы ни захотели… то есть, если вы захотите.

Вот и весь отдых! Сара с напряжением ожидала начала битвы, силой воли заставляя себя не шевелиться. Пока ее ум искал подходящий язвительный ответ, она молчала… а он, очевидно, ошибочно принял ее молчание за капитуляцию, так как его рука почти властно скользнула вниз до изгиба ее бедер и снова вверх — его пальцы исследовали пространство между копчиком и шеей.

— Почему бы вам не перестать бороться со мной… и с собой? Ведь Гарон Хант женат… на стороне он хочет всего лишь немного… вы, американцы, в таких случаях употребляете грубое выражение, которое я не буду повторять. Думаю, вы знаете, что я хочу сказать! Почему бы вам не забыть его?

Теплые сильные пальцы массировали ей плечи и затылок. О Боже, как легко было бы поддаться. Позволить ему и отдаться нарастающему приливу чувств. Добраться до гребня медленно возникающей волны… не думая, только чувствуя. Позволяя этому случиться, пока теплые ручейки чувств не стали бурным потоком. Эта мысль вернула ее к запоздалому отрезвлению.

Тем временем его рука скользнула вниз и проникла под ее бикини. Если бы она не сопротивлялась и позволила чувствам взять верх над собой, тогда, возможно, она узнала бы, как это происходит. Может быть…

Однако внезапный прилив эмоций, которых она раньше не испытывала, заставил ее вскочить, возвращая на место тоненькие завязки бикини.

— Прекратите! Я ничья, вы сами знаете это. Вам пора это знать.

Одетый в полосатую хлопчатобумажную рубашку и облегающие трусы, он сидел на корточках и почти прикасался к ней, как мускулистый зверь, уверенный, что, отпустив свою жертву, все равно поймает ее, и наслаждался ее бессилием, прежде чем…

Сара с гневом посмотрела ему в глаза, бросая вызов их мрачным глубинам.

— Я действительно не знаю, откуда вы… и меня это совсем не интересует. Мне было бы гораздо приятнее, если бы вы оставили меня в покое… capisce?[5] Я типичная противная американская эмансипированная баба, помните? И вы, синьор герцог, можете, я уверена, подобрать страстную, послушную женщину, которая с радостью ляжет и перевернется ради вас. Почему вам не взять то, что само идет в руки?

Рассмеявшись и рассматривая Сару откровенно и презрительно, он вызвал в ней новый прилив гнева.

— Почему? Я уверен, что вы знаете. Вы умышленно ведете себя вызывающе… или это чувство жертвы? Возможно, мне стоит эго выяснить?

Он действительно зашел слишком далеко! Сара чувствовала, что гнев, который она подавляла, обжигает ей лицо, и оно, казалось, горело. И все же она старалась, тщательно подбирая слова, бросать их ему в лицо с расчетливой холодностью, словно пытаясь охладить раздражающие лучи солнца.

— Я всегда считала, что лучший способ узнать что-либо — это спросить! Чтобы избавить вас от необходимости растрачивать свою энергию, могу вам прямо сказать, что и не думаю заигрывать с вами, хотя вам именно так хотелось бы думать. Я не знаю, и мне безразлично, что вы подумаете обо мне, но позвольте вам сказать: я верная женщина. Как ни странно, я люблю другого, кто хочет жениться на мне и… больше ничего не нужно, спасибо!

— А, у вас на уме замужество, не так ли? А в Калифорнии, как я слышал, после развода все общее — фифти-фифти, хотя женщина и пальцем не пошевелила, чтобы заработать деньги, которые, как считает закон, ей положены. Неудивительно, что брак здесь так популярен — особенно среди женщин!

Сара с притворной любезностью сделала большие глаза, главным образом, чтобы скрыть кипевшие в душе страсти.

— Как вы старомодны! Разве вы не слышали об алиментах? Раз я выхожу замуж, это значит, что я отказываюсь от своей свободы и что у меня, вероятно, будут дети. Это налагает определенные обязательства… но вам этого не понять, не так ли? Уверена, ваши умственные способности находятся на уровне средних веков, когда уделом женщины было стоять за спиной мужа на расстоянии нескольких шагов!

Его голос звучал угрожающе мягко:

— Как жаль, что мы не живем, как вы соизволили выразиться, в средние века. Вам не успело бы и пятнадцати стукнуть, как вы оказались бы замужем, а к своему теперешнему возрасту были бы по горло заняты парой-тройкой детей. И именно по этой причине в вас было бы больше женственности!

Это уже была не дуэль, а открытая война. Не робея от его насмешливого взгляда и опасной близости, Сара надеялась, что ее глаза выражают презрение, которое она чувствовала.

— Кажется, я должна радоваться, что живу в более развитом и цивилизованном мире, где мне не надо в шестнадцать лет становиться матерью троих детей, чтобы считаться женщиной! И когда у меня все-таки появится ребенок, это произойдет потому, что так будет угодно мне, а не случайному стечению обстоятельств.

Острая складка на его подбородке предупреждала о нарастающем гневе, и это удержало ее от дальнейших насмешек. Сара нарочно отвернулась, легла на нагретый солнцем топчан и отвернула голову от Рикардо, сказав как можно беззаботнее:

— Пожалуйста, уходите! Вам не надо чувствовать себя ответственным за меня, так же как нам не следует ссориться. В конце концов, мы чужие друг другу, и, думаю, будет лучше, если мы таковыми и останемся!

— Вы уверены, что хотите именно этого?

Его голос вызвал нервную дрожь и небольшое смущение, и, несмотря на деланную неприужденность, Сара не могла сдержать чувства подозрения, от которого задрожала, хотя было жарко. Удивительно, как один и тот же голос может быть раздражающе резким в одно мгновение и ровным и мягким в другое. Этот мужчина — монстр.

— Дилайт… я не хочу спорить с вами, хотя вы постоянно раздражаете меня. Dio mio![6] Я пришел сюда, чтобы передать вам слова Теда и предложить отвезти вас домой, если вы захотите. Или вы предпочитаете остаться со мной здесь? Это очень уединенное…

Сара не смотрела на него, заставляя себя лежать спокойно в нарочито расслабленной позе.

— Да, верно, это уединенное место. Именно поэтому я нахожусь здесь. Благодарю за предложение отвезти меня домой, но, я думаю, что найду дорогу к дому позднее — если только не решусь принять предложение дяди Тео.

Один — ноль в мою пользу, подумала Сара, хотя последовавшая за ее дерзкими словами тишина немного беспокоила ее. Что, если он… чего она боялась? Он был презренным, отвратительным человеком, но он был гостем дяди Тео, и гордый герцог ди Кавальери, несмотря на все свое самомнение, едва ли попытается взять ее силой здесь, на открытом воздухе!

— Очень хорошо.

Его голос был резок от злости и не соответствовал явной вежливости, с которой он произнес:

— В таком случае я не буду терять времени, ожидая, пока вы примете решение. Вы найдете свою машину на улице, если надумаете уехать. Тогда просто сообщите об этом одному из слуг. Желаю приятно провести время вместе с солнцем, мисс Дилайт Адамс.

11

«Желаю приятно провести время вместе с солнцем…» Да, конечно! И как он это сказал, словно рад был к черту послать.

Он, вероятно, хочет, чтобы я заснула и обгорела, как хрустящая палочка, с негодованием думала Сара, представляя, как эта личность с резкими, насмешливыми чертами лица презрительно рассматривает ее останки. Именно это видение вернуло ее к жизни из летаргического состояния вскоре после того, как, украдкой осмотревшись, она убедилась, что его больше не видно…

Она вернулась в свою комнату, желая броситься на свежезастеленную кровать и заснуть… и, Боже упаси, никаких кошмаров! Но дяди Тео еще не вернулся, а мысль, что она останется в доме одна с Рикардо, пугала ее. Лучше уехать, пока еще цела… и, поглощенная этой странной мыслью, Сара приняла душ, живо оделась и позвала Кима, одного из улыбчивых корейских мальчиков-слуг.

— А, да! — отозвался тот, широко улыбаясь, и сообщил, что, когда бы она ни захотела уехать, ее будет ждать машина. Потребуется лишь несколько минут…

Машина стояла перед парадным крыльцом с колоннами. Сверкающая белизной с опускаемым жестким верхом, который для нее уже был опущен. Спортивная модель «Мерседес-Бенц SL-450» — мечта Сары.

Дядя Тео… сюрприз… но как он узнал, о какой машине она мечтала? И почему он…

— Это подарок. Для вас.

Дилайт сбежала бы вниз по белым мраморным ступенькам с криком радости. Сара нахмурилась и спросила:

— От кого? От дяди… от мистера Колера?

Слуга покачал головой.

— О нет, мисс. От другого джентльмена. Он просил передать вам, что ключи в машине.

Сара бросила долгий задумчивый взгляд на новую блестящую машину и повернулась к ней спиной, надеясь, что голос звучит достаточно спокойно и не выдает ее чувств.

— Я не могу принимать подобных подарков. Вы должны передать это джентльмену и, конечно, поблагодарить его за доброе намерение. Ким, пожалуйста, вызовите мне такси.

От удивления его глаза широко раскрылись, он даже затряс головой.

— Сожалею, мисс. Такси сюда въезжать запрещено.

Только сейчас, вспомнив ворота и изощренную систему безопасности, Сара нахмурилась от досады. Такси запрещено — конечно, он знал об этом! Теперь он думал, что загнал ее в угол. Она неожиданно улыбнулась, и озабоченное выражение исчезло с лица Кима.