Теперь она избрала новую тактику: выстроить между ними стену из льда, ранить его своим молчанием, отвернувшись с презрительным пожатием обнаженного, блестевшего, как шелк, плеча, играя серебряной ложкой. Черт ее побери! Да она ничего больше как девчонка, — неряха, аморальное создание с красивым телом, которым она явно умела пользоваться в постели, чтобы добиться для себя выгоды. Как она смеет разрушать его жизнь — выказывать такое упрямство, что ему пришлось прибегнуть к крайней мере и привезти ее сюда? Она, конечно, играла с ним в какую-то игру, то увлекая его своей притворной скромностью и кокетством, то затем отгоняя проявлением своего нрава или адскими сдержанными манерами.

Он хотел ее безусловной капитуляции. Заставить ее признать, что ее странные нежеланные фокусы заставляют даже воздух между ними дрожать от напряжения. И затем… затем он сможет поставить ее на место; доказать, как слаба ее яростно декларируемая верность его брату Карло, которого она упорно называет своим женихом.

Все, что ему хотелось в данный момент, так это крепко прижать ее стройное распутное тело к своему, вынудив ее губы охотно раздвинуться под его, в то время как он погрузит свои пальцы в густую массу ее блестящих красивых волос. Вот что ему следует сделать, покончив раз и навсегда с этим бесцельным фарсом, который она пыталась продлить. И затем, как только она будет принадлежать ему и ей будет указано ее настоящее место, он сможет вернуться к своим делам и к Франсине, своей любовнице, которая ожидала его в Париже.

— Вы сидите и смотрите на меня по меньшей мере целых пять минут. Не лучше ли вам глядеть на картину, которая не сможет ничего сказать вам в ответ? Честно, я действительно слишком устала и, если вы не возражаете, мне на самом деле хотелось бы уйти… наверх.

Он заметил, как она поперхнулась словом «постель» и вместо него сказала «наверх». Что и говорить, ее настойчивое желание играть роль робкой маленькой девственницы было слегка нелепо!

Сара не осознала, что задержала дыхание, когда увидела, что он встал с преувеличенным поклоном в ее сторону, сопровождавшимся почти презрительным взглядом его глаз.

— Конечно. Вы, должно быть, нашли здешнюю тихую жизнь довольно скучной, а?

Было ли это доказательством того, что все может повернуться иначе и он настаивает на том, чтобы самому проводить ее наверх? Сара слишком хорошо отдавала себе отчет в его мрачной мужественности — его пальцы, сильно сдавив ее локоть, казалось, предупреждали о крайней тщетности попытки убежать от него. Понимал ли он, в свою очередь, что существо рядом с ним охвачено примитивным страхом утратить контроль над собой, потерять часть себя и все свои невероятные романтические девичьи мечты, с которыми она выросла? Если этот высокомерный сардинский герцог овладеет ею, как он угрожает, это произойдет без любви и уважения. Он хочет использовать свое тело в качестве инструмента, чтобы наказать ее, и даже если он прошепчет «Дилайт», как раньше, то это будет совсем не ее собственное имя!

Сара боролась против внезапного чувства фатализма, нахлынувшего на нее. Нет! Она не должна сдаваться, она не сдастся, плевать на неуместные чувства, которые возникли у нее, угрожая ей и покоряя ее.

— Очень любезно с вашей стороны сомневаться, что я найду дорогу к себе, но я могу теперь обойтись одна, благодарю вас. В моей комнате горит свет, и…

— Не хотите ли выйти на террасу и немного посмотреть на звезды? Они всегда кажутся отсюда чрезвычайно яркими.

Итак, теперь он старается быть очаровательным, не так ли?

— Нет, спасибо, — сказала Сара твердо, добавив с ударением: — С разрешения вашей светлости, конечно, ваша гостья, действительно, предпочла бы удалиться для отдыха.

Позволит ли он мне уйти? — со страхом думала Сара. Покончит ли он с этой глупой игрой, в которую они играли, прямо сейчас или же решит продлить ее еще немного? Глаза Марко слегка сузились, при виде ее вызывающе замкнутого лица он подумал, а затем мысленно пожал плечами. Зачем торопиться? Она здесь, и знает об этом или нет, но никуда не денется, пока он сам не отпустит ее. Слишком легкая победа в соревновании всегда кончается скукой.

— Итак… может быть завтра? — Он сказал эти слова громко, умышленно позволив ей выбрать свою собственную интерпретацию того, что он имел в виду. — А есть ли у моей восхитительной гостьи все, что ей нужно, на сегодняшнюю ночь?

— Ваша экономка очень предусмотрительна. Благодарю вас… — ответила Сара с умышленной бесстрастностью, отчаянно желая, чтобы он устал от этого словесного поединка и оставил ее.

— Ну, тогда доброй ночи… Дилайт.

Легкое дразнящее прикосновение его пальца к ее щеке и затем к губам и насмешливая улыбка, когда она откинулась назад, как будто он обжег ее.

— Если вы передумаете и захотите посмотреть на звезды, то я буду работать допоздна в своем кабинете внизу. Вам надо лишь поднять телефонную трубку рядом с вашей постелью и набрать номер семь. Доброй ночи еще раз. Спите спокойно!

И с этим последним довольно язвительным советом он и на самом деле покинул ее.

Не заботясь о том, что он подумает, Сара почти влетела в свою комнату, прислонилась к двери, которую не могла запереть на замок, и почувствовала, как дрожат от слабости ее колени. И ничего больше, напомнила она себе сурово. Если она не сдастся и будет оставаться так же холодна, она, несомненно, отыщет путь, как ей вырваться из этой нелепой средневековой ситуации. В конце концов, это лишь вопрос времени, пока ее злобный герцог (она не смогла удержать кривую улыбку, показавшуюся на губах) не обнаружит, что его драгоценный сводный брат больше не живет один в Аргентине и что он сам в действительности похитил не ту сестру! И тогда без приглашений к ней пришла другая мысль: о Господи — он, вероятно, убьет меня в любом случае, чтобы никто не обнаружил, как его одурачили!

Напуганная тем, что он может передумать, Сара вымылась так быстро, как только могла, и скользнула в тонкую белую льняную ночную сорочку, которая доходила ей почти до лодыжек и была сшита по фасону девятнадцатого века с камизоловым верхом и отделана кружевами и голубой лентой.

Посмотреть с ним на звезды, как же! Сара громко фыркнула, когда начала расчесывать волосы. Это приглашение могло бы привести к катастрофе. В Джованни Марко Рикардо Маркантони, герцоге ди Кавальери, как звучало его полное имя, не было ничего романтичного или деликатного. Разве он не глумился сегодня над проявлениями нежности? Нет, он не был нежным — он был грубым, требовательным, жестоким и безжалостным человеком, который явно привык брать то, что хочет, не гнушаясь средствами, которыми он пользовался. Если бы ему было надо, он взял бы ее прямо на маленькой террасе с выложенным кафелем полом.

Она, должно быть, сошла с ума, раз позволяет своим мыслям следовать в этом опасном направлении. Вскочив на ноги, она отбросила щетку. Лучше подумать о том, как бы ухитриться уклониться от него завтра, предостерегла она себя злобно, пока включала ночник. Она сама может посмотреть на звезды, если захочет — это намного безопаснее!

Здравый смысл уложил ее в постель и заставил снова вскочить, чтобы откинуть тяжелые занавески, которые днем не давали солнечным лучам проникнуть в комнату; она поколебалась, стоя на пороге перед теплой ночью, наполненной ароматом ночных цветов. Да, пол был теплым под ее ногами, и звезды были почти ослепительно яркими крошечными точками в черноте неба. Волны необъяснимого горячего желания потрясли ее, но она пока еще не осознала его. Вероятно, ей лучше и не знать. Или же то, что она чувствовала, было не томлением, а ощущением уже виденного? Внезапно ею овладело странное чувство, что все это уже происходило раньше, а она стоит, колеблясь, разрываясь между желанием пойти вперед и удержаться от этого. Сара хотела выйти на террасу, прислониться спиной к теплой каменной стене и смотреть на звезды, воображая, что летит среди них. И если кто-нибудь свистнет или тихо позовет ее снизу, конечно, и головы не повернет, останется стоять, где была, глядя прямо на звезды, похожие на капли ртути, которые ей никогда не поймать.

Сара двинулась вперед как бы против своей воли. Ощущение чего-то странного окрепло в ней, как будто каждый шаг, который она делала, каждое движение уже совершались ею когда-то раньше. В теплом воздухе было легкое ощущение влаги — слабый запах моря смешивался с другими запахами ночи. Прислонившись к древней стене и повернув лицо к звездам, Сара обнаружила, что ждет какого-то сигнала. (Почему она подумала такое?) Ждет чего-то или кого-то.

19

Свист, от которого она вздрогнула, мог принадлежать ночной птице. Сара проигнорировала его, хотя по телу пробежали мурашки. Она начала смущаться странного порыва, приведшего ее на балкон. Тихая трель раздалась снова, и ладони ее руки стали холодными и влажными на ощупь. Это, должно быть, птица. В любом случае она возвращается в постель.

Пс-с-с-с-т!

Это была не птица, от этого звука в голове у нее застучало, а ноги показались прикованными к месту.

— Не визжи, ладно? Все, что я хочу, это поговорить — поверь мне!

Сара крепко закрыла глаза и снова широко их раскрыла, чтобы убедиться, что это не плод ее воображения. Из темноты сардинской ночи вдруг донесся говор Бруклинского района Нью-Йорка. Этот негодяй Марко, вероятно, приказал добавить в ее вино наркотики, и теперь у нее наркотический бред или что-нибудь не менее опасное…

Принадлежал ли этот голос кому-то или он был как улыбка у Чеширского кота[12]? Затем краем глаза Сара увидела тень, отделившуюся от самого темного места на крыше и легко приземлившуюся у ее ног.

— Привет! — сказал голос тихо и нелепо бодро. — Было очень мило с вашей стороны не завизжать. Догадываюсь, что вы хотите знать, кто я и что здесь делаю!

По крайней мере он держался на расстоянии и не делал никаких попыток напасть на нее. Эта мысль настолько подбодрила Сару, что она смогла робко промямлить:

— Ну, я полагаю, что так и должно быть в начале разговора. Вы… вы меня очень напугали, знаете ли? Я полагала, что этот герцогский дворец неприступен.

— Вы меня также напугали, позвольте вам сказать. На мгновение мне показалось, что вы — ее призрак! Но!… Вы, конечно, не призрак, и я пришел к вам с визитом. Только поболтать, конечно! Я обещаю вам, что никогда не попытаюсь сделать что-либо большее — я не такой парень, который воспользуется чем-то… знаете. О’кэй?

— Если вы не скажете мне…

— Конечно, конечно, я пришел для этого, мисс Адамс. Вы ведь мисс Дилайт Адамс, не так ли? Одна из малышек мисс Моны Чарлз? Ну, а я — родственник герцога! — Саре показалось, что она слышит тихий беззвучный смех, прежде чем он добавил: — Меня зовут Анджело, хотя некоторые говорят, что это имя вряд ли мне подходит. И если вы удивлены, почему я так хорошо говорю на американском английском, то скажу, что меня посылали учиться в Штаты. У меня дядя в Нью-Йорке, и мы с отцом также решили в свое время перебраться туда. Семья оплатила нашу дорогу. Я имею в виду семью моей матери. У них есть связи. Я жил в Нью-Йорке более пятнадцати лет до того, как решил вернуться домой. И теперь мне не разрешают никуда уезжать — ха!

Сара увидела, как сверкнули белые зубы, и осознала, что ничего не поняла.

— Ну… э… Анджело. — Она постаралась аккуратно выбирать слова, потому что не хотела оскорбить его, кем бы он ни был. — Что бы мне действительно хотелось понять: кто это — они и почему они не разрешают вам уехать отсюда, если вы хотите?

— А… я полагаю потому, что меня считают одним из тех бандитов, о которых всегда пишут в газетах, — быстро добавил он, как бы успокаивая ее. — Вот почему вам лучше не слишком рассматривать мое лицо, понимаете? Но каждый говорит, что я похож на Марко — герцога. Он, знаете ли, мой сводный брат.

— Нет… я не знала. А ему это известно?

Саре хотелось понять, не звучит ли ее голос слишком истерично, выдавая ее чувства.

— Марко? Конечно, знает. Но есть некоторые вещи, которые ему не нравится признавать или даже думать о них, как я догадываюсь… учитывая обстоятельства моего рождения!

Снова тихое, почти неслышное хихиканье.

— Не то чтобы я действительно обвинял его; это, должно быть, приводит в замешательство, когда тебе напоминают, что один из твоих родителей не был удовлетворен другим и стал искать себе другого партнера. Вы понимаете, что я имею в виду?

— Да, по меньшей мере, я так думаю. Но почему…

Вдобавок к тому, что он был акробатом, способным преодолевать парапеты, покрытые черепицей крыши, а также стены, на которые невозможно было забраться, этот Анджело, должно быть, умел также читать чужие мысли.