Эрик поднялся по ступенькам и скрылся за дверью, а на Эндрю нахлынула непреодолимая слабость; он рукой попытался нащупать хоть какую-то опору и нашел ее — стул с высокой спинкой, на который Крейтон опустился в изнеможении, на короткое время впав в беспамятство; когда он очнулся, в камине уже пылал огонь, а на столике стояло вино. Подняв голову, он увидел двух девушек и Эрика, который, стоя рядом, протягивал ему кубок с вином; окружающее его покачивалось, расплывалось, затем снова становилось четким. Приняв кубок, Эндрю обхватил его обеими руками, какое-то время подождал, унимая дрожь, а затем осушил единым духом. Эрик, улыбаясь, налил еще вина — ему и себе.

Затем Эндрю помогли перебраться поближе к огню: видимо, из-за раны его бил озноб; он смотрел на камин и на девушку, склонившуюся над огнем. В какой-то момент она повернула голову и взглянула на него. Эндрю, знавший толк в женской красоте, ощутил, как у него сердце замерло, а затем часто-часто заколотилось в груди. Более очаровательного создания он в жизни не видел. Девушка показалась ему похожей на хрупкую белую розу. Переведя дух, он поспешил развеять страхи, которые могло принести с собой их внезапное вторжение.

— Госпожа, все в порядке, ничего страшного, — сказал он тихо, надеясь вернуть румянец на ее бледные щеки.

— Энн вовсе не испугана, — надменно сказала вторая. — Просто она еще не вполне здорова.

— А-а, — кивнул Эндрю, и глаза его перебежали от старшей сестры вновь к младшей, чтобы еще раз насладиться ее необычайной красотой. — Примите мое глубокое сочувствие.

Энн, подумал он. Имя у нее такое же нежное и красивое, как она сама. Он вновь и вновь повторял его про себя, словно строку из песни. Девушка встрепенулась, ощутив его пристальное внимание к своей персоне.

— Кто вы? — спросила Энн.

Она пристально смотрела на гостя, и Эндрю почувствовал, что тонет в озерах ее глаз.

— Эрик, — обратилась Кэтрин к брату. — Ради всего святого, что этот человек делает здесь? Ты с ума сошел? Привести постороннего в дом!

— Потише, Кэтрин. Эндрю не раз спасал мне жизнь вчера, — сказал Эрик, внимательно разглядывая младшую сестру. — Тебе следовало бы оставаться в постели, Энн. У тебя ужасный вид. Стоило мне уехать на пару дней…

— Вспомни, что это были за дни, — перебила его Кэтрин.

— Эрик, пожалуйста, не надо мне ни в какую постель. Я в полном порядке и хочу тоже побыть здесь. Но и этот бедный человек нуждается в помощи. — Она умоляюще поглядела на брата с сестрой. — И вообще, вам сейчас нужна…

Пошатнувшись, она вдруг замолчала; Эндрю видел, как ее бьет озноб. Первым порывом Эндрю было броситься к ней и подхватить ее, однако он не смог: невзирая на болезнь, у нее сейчас было больше сил, чем у него. Кроме того, она принадлежит стану врага. Глаза его остановились на ней. Господи, и как он только мог употребить такое слово к Энн Мак-Леод! И все же следует быть осторожнее и сдержаннее, сэр Эндрю Крейтон, если ты не хочешь погубить себя и дело, от которого, возможно, зависят судьбы двух королевств.

— Позвольте представиться, — сказал Эндрю. — Меня зовут Эндрю, и лорд Эрик нанял меня для службы в доме на случай, если сам он окажется в темнице. Я буду солдатом, домоправителем, всем, кем вы пожелаете.

— Ты спятил, Эрик! — воскликнула Кэтрин.

— Попридержи язык, сестра! Не обращай на нее внимания, Эндрю, она с детства отличалась своенравием, — попытался отшутиться Эрик, но Эндрю ничего не слышал.

Он смотрел на Энн, на каждую линию ее лица, чтобы удержать этот образ в памяти.

— Кэтрин, — сказал брат, — прояви гостеприимство, принеси поесть и еще вина. Полагаю, нам обоим не грех отдохнуть.

Но прежде, чем та успела ответить, дом затрясся от громовых ударов в парадную дверь и прозвучал приказ: «Открыть именем короля!» Кэтрин немедленно узнала голос Донована Мак-Адама; как разъяренная богиня мести, она бросилась к двери и распахнула ее, оказавшись с ним лицом к лицу, так, что можно было разглядеть свежий рубец, оставленный на лице Донована ее хлыстом.

Эндрю пристально изучал лицо нежданного гостя, подумав, что таких острых пронизывающих глаз ему еще не доводилось видеть. Осознание опасности заставило его подобраться. Перед ним был враг, и враг беспощадный, с которым всегда нужно оставаться начеку, ни на секунду не расслабляясь. Все эти мысли вихрем пронеслись в его мозгу; кроме того, его поразило, как глядели друг на друга незнакомец и Кэтрин.

— Знакомьтесь, Донован Мак-Адам, — дрогнувшим голосом сказала она.

В комнате воцарилось напряженное ожидание. Словно стряхнув с себя оцепенение, Донован перевел взгляд с Кэтрин на ее брата.

— Лорд Эрик Мак-Леод, вы арестованы.

Эрик медленно поднялся на ноги, вновь наполнил вином чашу и, провозгласив тост за Донована, с холодной надменностью выпил ее. Затем вынул меч из ножен и протянул его Мак-Адаму.

— Но имейте в виду — ваша победа временная. Мы никогда не отступим и не предадим нашего короля, — сказала Кэтрин.

— Хорошо, сударыня, — негромко сказал Донован. — Всегда буду помнить о том, что вы только что сказали. — Заметив Эндрю, он спросил: — Кто это?

— Эндрю, наш домоправитель, — холодно ответила Кэтрин.

Эндрю был изумлен: женщина, еще минуту назад не желавшая видеть его в своем доме, теперь его защищала.

— Прошу вас встать, сэр, — сказал Донован.

Кэтрин рассмеялась, наблюдая, как Эндрю с трудом поднимается со стула.

— Эндрю всего лишь слуга, — пояснила она, забавляясь пикантностью ситуации.

Лицо Донована залилось краской: девушка явно намеревалась выставить его круглым дураком, и Мак-Адам заявил:

— Он англичанин.

— Да, — согласилась та, — англичанин. А также мой домоправитель. Куда вы собираетесь увести брата?

Последние слова прозвучали так, словно вопрос о личности Эндрю был исчерпан.

— Он будет содержаться под стражей, пока король не решит вопрос о его участи, — резко ответил Донован.

Стража окружила Эрика, и тот неторопливо попрощался с сестрами столь непринужденно, будто собирался на небольшую прогулку и не понимал, что она могла оказаться для него последней.

Донован повернулся, собираясь уходить, и тут услышал, что Кэтрин быстро назвала его по имени. Он остановился в дверях, не поворачиваясь.

— Я смогу вечером отнести брату провизию?

— Да, — последовал ответ.

— И вина?

— Да.

Она играла ва-банк, словно стремясь проверить, где кончается граница его терпения. Донован повернулся; лицо его не сулило ничего хорошего. Впрочем, только Эндрю успел заметить в его глазах нечто помимо злобы, — сама Кэтрин была слишком ошеломлена происходящим. Да, ей по силам вывести из себя самого хладнокровного человека, подумал Эндрю. Очень полезное качество. Всякий имеет свои слабости, и, кажется, Эндрю начал догадываться, где можно найти трещину в круговой обороне Донована Мак-Адама.

— Не думайте, что нас легко разбить, — выпалила напоследок Кэтрин.

— Да, это было нелегко, сударыня. Но, хотите вы это признать или нет, вы разбиты. Теперь я буду решать, что с вами делать.

— Негодяй! — выкрикнула Кэтрин.

Ее сестра онемела, и даже Эндрю не мог сейчас поручиться за жизнь девушки: за меньшие оскорбления в адрес этого человека люди попадали в могилу. Но тот лишь зловеще усмехнулся.

— Нет, мисс. Я из семейства, может быть, и не столь знатного, как ваше, но уж, во всяком случае, не менее благородного. А что касается положения при дворе и титулов… В наше время все так быстро меняется. Вспомните мои слова, когда вам придется просить прощения за свою невоспитанность и несдержанность.

— Прощения? Уж не полагаете ли вы, что я когда-либо стану о чем-то просить вашу милость?

— Между прочим, именно это вы сделали минуту назад, или уже забыли? — вкрадчиво заметил тот.

Кэтрин лишь бессильно опустила руки; в глазах ее горела нескрываемая ненависть.

— Так вы мне отказываете?

— Должен ли я понимать это как просьбу? — небрежно бросил тот.

Будь у Кэтрин в руках палаш, Донован уже лежал бы на полу с раскроенным черепом. Эндрю с интересом следил, как девушка старается взять себя в руки. А девица-то с толком, подумал он, и уверена, что впереди новое сражение, а в таких случаях, уступив сегодня, можно выиграть завтра.

— Да, — сказала она, стиснув зубы.

— О, леди не подобает в такой манере просить джентльмена об услуге. Уверен, вы способны быть гораздо вежливее.

Эндрю с трудом удержался от того, чтобы не расхохотаться: леди Кэтрин не осталась в долгу. Она шагнула к Доновану, и, к величайшему изумлению последнего (впрочем, это заметил один только Эндрю), упала на колени перед незваным гостем, умоляюще заломив руки.

— Милорд, умоляю вас о великодушии и прошу вашего соизволения отнести моему брату немного съестного!

Донован не был лордом, и прекрасно знал, что девушке это хорошо известно. Он сдержал бешенство, и рука, которой он попытался поднять ее с колен, дрожала, — редкий, почти невероятный для него случай: Донован ясно прочел издевательский смех в глазах девушки у своих ног.

— Можете принести своему брату все, что сочтете нужным, но не потому, что ваша мольба меня тронула: просто я не питаю к нему никакой личной вражды. Он предстанет перед парламентом, и там уже ответит за все свои преступления.

— Преступления? Сражаться на стороне своего короля теперь называется преступлением?!

— Вы сражались на стороне не того короля, а проигравший, как известно, платит.

Кэтрин вдруг поняла со всей отчетливостью, что угроза в его голосе обращена не к кому-нибудь, а именно к ней. Ей безудержно захотелось вывести его из себя до такой степени, чтобы он проговорился о той участи, которая ей предуготована.

— Мы будем сражаться до конца, пока на престоле вновь не воцарится законный король! — заявила она.

— Сударыня, Яков III убит. Два часа назад его тело нашли у Битонз-Милл.

Лицо Кэтрин посерело, и даже Эндрю невольно привстал; его ум работал вовсю: он послан сюда, чтобы выяснить, есть ли хоть малейшая возможность для заключения мира между Англией и Шотландией, и вот теперь он знает, кому в Шотландии принадлежит реальная власть. Теперь он должен найти людей, через которых можно было бы прощупать почву для переговоров. Тот человек, что стоял в дверях, судя по всему, решительно не подходил для этой роли: игра с ним могла иметь самые печальные последствия.

Кэтрин молчала. Зато Донован, которого она все же сумела вывести из себя, бросал ей в лицо все новые и новые слова:

— Уже обещана награда за поимку убийцы: пять тысяч крон за любые сведения, которые помогли бы его найти. Вы еще не поняли, в чьем королевстве вы теперь проживаете, сударыня? Или вас что-то не устраивает, не таких вестей вы хотели? Соберется парламент, и те, кто был верен королю, получат заслуженные почести. Земли, титулы… жен! Вам все понятно, или мне выразиться более ясно?

Кэтрин побледнела, ибо слишком хорошо понимала, о чем идет речь. Но ошеломление прошло так же быстро, как наступило, и ярость в ее душе сменилась ледяным спокойствием.

— Вы рассчитываете заполучить меня в качестве трофея. Напрасно. Я скорее умру.

Донован широко усмехнулся, довольный тем, что наконец сумел задеть за живое эту не в меру языкастую красавицу.

— Успокойтесь, сударыня. Пока еще ничего не решено и никто не обрекает вас на такую почетную участь. Спокойной ночи.

С этими словами он, поклонившись, удалился; вслед за ним вывели Эрика.

— Будь ты проклят! Будь ты проклят! — в отчаянии проговорила девушка.

Затем, вспомнив, что она не одна в комнате, Кэтрин повернулась к Эндрю и сестре.

Ни у кого из них больше не оставалось сомнений: Джеми-младший, он же Яков IV, отныне король Шотландии, но каждому из присутствующих эта новость сулила совершенно разное.

4

Эндрю начал привыкать к неспокойной тишине, оставшегося без хозяина, дома. Ему выделили комнату, примыкавшую к спальням Энн и Кэтрин; впрочем, смежные двери были предусмотрительно заколочены. И первую ночь, проведенную под кровом Мак-Леодов, он на удивление себе даже поспал — вещь непростая, когда знаешь, что она в двух шагах, за стеной. Энн, красавица Энн! Как хотелось ему утешить и успокоить се! Он сам себя не понимал; ни одна женщина не производила на него такого впечатления.

Ночь напролет он слышал ее шаги за дверью; впрочем, точно такие же звуки доносились из комнаты Кэтрин.

Все, что он мог сделать в создавшейся ситуации, — позаботиться о их безопасности, и сестры прекрасно осознавали это.

«Король умер, да здравствует король!» — этим возгласом из века в век поминали старого и восславляли нового монарха. Зная обычай, горожане ждали дня, когда на носилках пронесут накрытый черным балдахином гроб Якова III и бывший монарх проделает свой последний путь в Кэмбускеннетское аббатство, место захоронения шотландских королей.