одиннадцати дней по их получении. Если в течение этих

одиннадцати дней обвинение не предъявлено, то

повестка утрачивает силу. Сегодня, милорды, минуло

одиннадцать и один день со времени объявления. Срок

истек. Мы не обязаны присутствовать в зале.

Донован не мог не оценить гротесковости ситуации,

но внешне оставался невозмутимым. Ох, уж эти

маленькие параграфы больших шотландских законов, на

которые мало кто склонен был обращать внимание! Они

обыкновенно спят, но вот сейчас к ним воззвали, и,

кажется, небезуспешно. Он взглянул на растерянное

лицо канцлера, слывшего знатоком закона. Шум и ропот

наполнили залу. Секретарь Якова вскочил со своего

места и торопливо выбежал. Линдсей и другие лорды,

прибывшие на суд, окружили Эрика, похлопывая его по

плечам и улыбаясь.

Шум еще больше усилился, когда дверь открылась и

Яков в сопровождении секретаря вернулся на свое

место. Судейские глашатаи призвали к тишине.

Донован, не отрываясь, с восхищением следил за

королем, поняв, что все это представление от начала и

до конца поставлено самим Яковом, нашедшим

безупречно красивый ход, дабы сохранить для страны

этих своенравных, но верных короне лордов. Он вовсе

не горел желанием чинить расправу над людьми,

испившими со своим королем до конца горечь

поражения. Они были нужны ему, и он рассчитывал

завоевать их расположение, продемонстрировав свою

справедливость.

157

Канцлер придвинулся к королю, напряженно ловя

каждое его слово, затем улыбнулся и повернулся лицом

к обвиняемым.

—

Вы все продемонстрировали свою преданность

его величеству королю Якову IV, явившись по вызову

на судебное заседание. Его милость не будет судить вас,

поскольку закон оказался на вашей стороне; новых

вызовов не последует...

Радостные крики и торжествующие возгласы

разнеслись по залу. Но не успело воцариться молчание,

как

следующее

объявление

подействовало

на

собравшихся как ушат ледяной воды

—

...Однако,

согласно

эдикту

короля,

вы

лишаетесь имений, наследственных прав и титулов на

следующие три года.

На этот раз Донован не сумел-таки сдержать улыбки.

Наказание пусть и не жестокое, но впечатляющее. Не

мученичество, но для многих бедность на грани

нищеты. Канцлер продолжил:

—

Его величество отпускает вас всех; решение о

ссылке вступает в силу через три дня. Вы получите

официальные сообщения о месте ссылки, причем

каждому будет определено свое место, чтобы вы не

могли собраться и строить заговоры против короля.

Доновану стало ясно: с сегодняшнего дня парламент у

Якова в кармане. После такого приговора его члены не

могли отказать ему в любой его просьбе, а тот уже

задумал грандиозные планы.

Донован всегда ценил безоглядную смелость Якова в

сражении, но сейчас он впервые оценил его качества

политика. Король проявил себя истинным кудесником в

158

деле управления государством. Ох уж эта шотландская

скрытность!

Яков вновь занял свое место в кресле. Прежде чем

повернуться к собравшимся, он поймал взгляд

Донована... и подмигнул ему.

Уайтлоу поднялся с новыми бумагами в руке. Он и

Яков все рассчитали по секундам. Это казалось

невероятным: он явно собирался перечислить все

требования Якова с уверенностью, что парламент

одобрит их. Уайтлоу начал с законопроектов об

образовании: все сыновья в благородных семействах от

восьми лет и старше обязаны изучать математику,

языки, включая латынь, искусства и право. Учреждение

университета в Абердине. Учреждение хирургического

колледжа в Эдинбурге. Реформа законодательства,

упразднение ряда налогов — и так далее, в том же

духе.

Серые глаза Донована встретились с глазами короля:

никогда он не видел монарха таким гордым. Пока

парламент занимался формальностями, мысли Донована

крутились вокруг Кэтрин и Энн. Изгнание брата лишало

их средств к существованию и на три года отдавало их

под опеку Донована. К тому времени, когда Эрик

вернется, Кэтрин станет его женой, хороший муж

найден будет для Энн, ну, и Эндрю Крейтон... с этим

тоже все будет так, как и должно быть.

Сказать, что Донован был сейчас доволен, значило

ничего не сказать — у него буквально выросли крылья.

Заседание парламента было прервано. Завтра он

соберется уже без лордов, подвергнувшихся наказанию.

Яков задержал присутствующих еще на минуту,

чтобы объявить о праздничном пиршестве нынешним

159

вечером. Едва освободившись, Донован направился в

свои покои, понимая, что Кэтрин сейчас изводится,

ничего не зная о судьбе брата. Почему его радует то, что

Эрик избежал смертного приговора, он сам себе не

отдавал отчета; хватало других проблем.

Когда Донован открыл дверь, Кэтрин словно

одеревенела в кресле, где дожидалась его. Глаза у нее

были подозрительно красными, но лицо казалось

спокойно-вопрошающим.

—

Смертный приговор не состоялся, — объявил

Донован и увидел, как румянец заиграл на ее лице. —

Но он будет на три года сослан.

—

Сослан? Куда?!

—

Пока я не знаю.

—

Бедный Эрик, — пробормотала Кэтрин и,

повернувшись, отошла к окну.

Донован с минуту наблюдал за ней. Большинство

женщин, оказавшись в таком незавидном положении,

были бы озабочены исключительно собственным

будущим. В самое ближайшее время она должна была

остаться без средств — до возвращения брата... или до

своей свадьбы. Доновану стало интересно: верит ли она

в возможность бракосочетания с ним теперь, когда она

осталась без пенни в кармане. Разумеется, у нее

остаются ее земли, ее титул. Одно ее имя — это целое

состояние. Донован много бы дал сейчас за возможность

узнать о том, что ее занимало.

Кэтрин отвернулась от окна и спросила:

—

Моя сестра Энн, что будет с ней?

— Насколько я представляю, то же самое, что и с

тобой. Брак. Для нее подберут выгодную партию. Ну а

пока я возвращаю тебя в твой дом. — Мысль эта

160

осенила его, и он увидел, какой радостью загорелись ее

глаза. — Разумеется, с ограничениями. Ты и твоя сестра

получаете известную степень свободы. Но я и часть

моих людей разделим ваш дом с вами. Вы нуждаетесь в

покровительстве, и отныне всеми вашими делами буду

заведовать лично я.

—

Но для чего... для чего ты... вы хотите на мне

жениться? Теперь я неимущая и не представляю для вас

никакого меркантильного интереса. Как человек

расчетливый, вы вполне могли бы просить короля о

другом, более выгодном для вас браке.

—

Опять ты недооцениваешь себя, любовь моя.

Одно только имя Мак-Леодов позволит мне собрать

многих и многих лордов под свои знамена. У тебя

остаются земли и, — улыбнулся он, — целая куча

прочих достоинств, хозяином которых мне просто не

терпится стать.

—

Но мне... — Она казалась обескураженной. — Я

бы хотела попросить тебя об одном одолжении.

Это был сюрприз: Кэтрин, поклявшаяся, что никогда

и ни о чем его не попросит, теперь что-то желала от

него. Он почувствовал себя польщенным, но оставался

начеку.

—

Что ты хочешь?

—

Энн.

—

Что Энн?

—

Она такая чувствительная и нежная... Было бы

жестоко заставлять такую девушку, как Энн, выходить

замуж за человека недостаточно чуткого, неспособного

понять и оценить ее. Это ее сломает. Она этого не

перенесет.

—

Но ей так или иначе придется выйти замуж.

161

—

Но пусть за ней останется право выбора. Чтобы

это не оказался жестокий грубиян или невежа.

—

Не могу обещать.

—

А если я буду умолять тебя об этом? —

спросила она.

Донован видел, с каким трудом ей даются эти

покаянные слова.

—

Мне больше было бы по душе, если бы ты

молила за себя.

Кэтрин печально улыбнулась.

—

Ты меня так часто уверял, что будущность моя

определена, что я невольно смирилась. Я уже

поступилась гордостью, преодолев свой девичий стыд, и

больше не попадусь в ловушку. Нет, я не стану просить,

а тем более молить за себя. Легче добиться сочувствия у

короля, чем у тебя. Я знаю, что по его повелению мы

будем обвенчаны, и не в силах этому помешать. И все

же — позаботься лучше о себе, Донован Мак-Адам. Ты

получишь мое тело, но душа останется моей, и только

моей, и тебе никогда в нее не проникнуть.

—

Ни о чем большем я и не просил, — ответил

Донован, подошел к столу и, налив вина, сел в кресло.

— Если ты дашь мне слово, я отпущу тебя на три дня

домой.

Кэтрин ошеломленно взглянула на него, но ничего не

сказала. Возможно, это одна из его ловушек?

—

Сегодня

вечером

состоится

праздничное

пиршество. Ты оденешься в свое лучшее платье и

явишься туда со мной: на празднестве Яков

торжественно объявит о нашей помолвке. Мои люди

отвезут тебя домой, как только ты соберешься.

162

Вновь он молча изучал ее, затем выпил стакан вина и

поставил кубок на стол. Впервые за все время их

«войны» Кэтрин пристально вгляделась в лицо своего

тюремщика. Морщины усталости пересекли его лоб, и у

него был вид чрезвычайно утомленного человека. Она

вспомнила, что последние дни Донован почти не спал.

—

Тебе нужно хорошенько отоспаться, иначе

празднество и избыток эля добьют тебя.

Он усмехнулся.

—

С чего это вдруг такой супружеский тон? Ты

права, я устал, а твой острый язычок мешает мне

обрести покой. Ступай, твои провожатые внизу.

Кэтрин пребывала в нерешительности. Еще недавно

ей хотелось ударить его, причинить боль. Почему же

сейчас она ощущала необъяснимую потребность

подойти к Доновану, обнять, утешить, согреть его?

Наверняка снова какая-то ловушка, и нужно быть

начеку, чтобы не угодить в нее, думала Кэтрин,

спускаясь.

Донован поднялся со своего сиденья и постоял,

внезапно ощутив, как опустела без Кэтрин комната.

Как он и обещал, два воина терпеливо ждали ее. Оба

были горды тем, что сам Донован Мак-Адам доверил им

сопровождать девушку.

—

Леди Кэтрин, — обратился один, как только та

спустилась, — ваша лошадь стоит под седлом, все

готово к выезду. Для нас огромная радость, миледи,

сопровождать вас до дома.

—

Где вам придется стеречь меня, чтобы я, не дай

Бог, не сбежала, — дерзко парировала она.

Юноша сконфузился.

—

Да, миледи, стеречь и... защищать.

163

—

Простите, я вовсе не желала портить вам

настроение. Вперед, я горю нетерпением снова сесть в

седло и увидеть брата.

Прошло больше десяти дней пребывания Кэтрин в

неволе, и теперь она наслаждалась вкусом свободы.

Девушка

поскакала

очертя

голову,

и

оба

сопровождающих с величайшим трудом поспевали за

ней, про себя подумав, что их начальник не промах,