были...

—

Сударыня!

—

Я просто немножечко пошутила.

—

А я немножечко смягчился. Сколько вам лет?

—

Девятнадцать.

—

Вы посидите со мной, Мэгги?

Яков уселся в большое кресло и бросил на пол перед

собой подушку. Мэгги уселась у его колен. Он легко

нагнулся и, ухватив ее за плечи, повернул лицом к себе.

Ни звука протеста не последовало с ее стороны, когда он

погрузил пальцы в ее золотистые волосы.

Умиротворение окутало Мэгги, спокойное

и

дремотное, как озеро в знойный летний день, и то же

чувство охватило Якова. Он так нуждался в этом покое,

так нуждался в той, что присутствовала бы в его жизни,

ничего не требуя, ничего не желая от него! Такой, с

которой он мог бы свободно говорить, зная, что его

слова не будут тут же переданы кому-то, кто

воспользуется ими в своих корыстных целях. Свет

свечей был уже бледнее, чем лунные лучи, падающие на

пол из длинного узкого окна.

Воздух ночи был сладким и чистым, а из сада

проникало жужжание насекомых и пение птиц. Мэгги

кусала губы, пытаясь удержать жгучие слезы, чувствуя,

как ночь вбирает ее в себя, растворяя ее волю. Девушка

понимала, что пробудила в этом сильном человеке

216

страсть. Она пыталась понять и простить его, но это не

означало, что она сдалась.

Положение ее в любом случае было незавидным. Она

отлично понимала, что ее брак с Яковом весьма

маловероятен. Что она могла ему принести? Толику

богатства, никаких новых земель, никаких реальных

политических связей. Нет, такой брак не для Якова, и

эту муку — состоять в его любовницах, любить его,

чтобы однажды потерять для другой, — она бы не

перенесла.

—

Завтра я уезжаю, — сказал король тихо, словно

рассчитывал услышать слова протеста и просьбы

остаться.

—

Знаю, — прошептала она.

— Я хочу, чтобы ты поехала со мной.

Он подождал, чувствуя, как замерло у него дыхание,

надеясь, что ответ Мэгги станет концом затянувшегося

недоразумения и началом его новой и блестящей связи.

Но девушка не пошевелилась; более того, от своей

дерзости она не посмела на него, взглянуть.

—

Не могу, милорд.

Яков не поверил собственным ушам и по инерции

продолжил:

—

Мое

желание,

чтобы

вы

постоянно

присутствовали при моем дворе.

Мэгги встала.

—

Мне очень жаль, что я вынуждена отказаться.

Она стояла прямо, словно приготовившись отразить

удар.

Яков поглядел на нее, не сразу поняв, что получил

отказ.

—

Господи Иисусе, мисс, я не ослышался?

217

Мэгги сдавленным голосом сказала:

—

Мне позволено будет уйти, ваша милость?

—

Нет! — Его темные глаза сверкали как две

молнии. — Вы пришли сюда...

—

Потому что вы приказали! — быстро закончила

за него девушка; глаза ее горели возмущением.

—

Да, сударыня. Я привык к повиновению и точно

так же не терплю, когда кто-то за меня принимает

решения. Вы, наверное, решили, будто перед вами

бандит с большой дороги, а не ваш король, и заявляете

мне, что не желаете иметь со мной ничего общего! —

Яков обиженно насупился. — Я готов дать вам времени

сколько угодно, чтобы вы собрались с духом.

—

Мне нужны не неделя или месяц, а годы.

Позволено мне будет вернуться к себе, ваша милость?

Яков шагнул к ней.

—

Я устала, милорд, — сказала она тихо,

решившись стоять на своем до конца.

Ее прямой взгляд остановил короля.

—

Вы свободны!

Девушка облегченно вздохнула.

—

Позволено мне будет взять мой чепчик?

—

Нет.

Он смял его в своих руках.

—

Спокойной ночи, милорд.

Мэгги ушла, и Яков, которому никогда никто не смел

перечить, которому ни разу в жизни не приходилось

просить или умолять о чем бы то ни было, уставился

пустыми глазами на закрывшуюся дверь.

Потом легкая улыбка коснулась его губ. Яков считал

себя — и не без основания — мастером стратегии.

Теперь он составлял план очередной боевой кампании, в

218

положительном

исходе

которой

был

весьма

заинтересован.

Яков со вздохом отошел от окна и вернулся к кровати,

улыбаясь при мысли о борьбе, которую он вел за Мэгги

Драммонд,

вспомнил

день

окончательной

и

решительной победы. Криффа отослали в дальний

гарнизон и пообещали в скором будущем богатую

невесту. Тот, понимая бессмысленность и опасность

соперничества с королем, не сопротивлялся. Однако

сама Мэгги твердо стояла на своем, и чем дальше, тем

больше король влюблялся в эту девушку. Кончилось все

тем, что он вломился в ее комнату без всякого

объявления, и приказал помертвевшим от ужаса

служанкам удалиться. Затем он сгреб девушку в объятия

и поцеловал, несмотря на бурное сопротивление; и

Мэгги вернула ему этот поцелуй. Замкнутая в объятиях

Якова, девушка, казалось, потеряла ощущение самой

себя, растворившись в нем; Мэгги обвила шею короля и

прижалась к нему. Рука его скользнула к ее крючкам и

застежкам, и она услышала его тихий шепот: «Я люблю

тебя, Мэгги... люблю».

И он действительно ее полюбил, подумал король,

полюбил настоящей любовью. И пусть даже весь двор

будет против этого их брака. Сегодня она приедет,

пропела его душа, и кончатся эти мучительные,

бессонные предрассветные часы...

Яков вновь заснул и проснулся, когда в замке уже

зашумела утренняя жизнь. Скоро он будет окружен

219

придворными и челядью, и его уединение и покой будут

разрушены.

Одной из первых стояла на очереди беседа с сиром де

Монкрессо, представителем герцога Бургундского.

Аудиенция продолжалась около часа, и беседа носила

сугубо частный характер. Сразу после ее окончания в

замок был вызван Донован, и тот без промедления

прибыл, застав Якова в одиночестве, расхаживающим

по кабинету. Сняв со стены меч короля Брюса, он

приказал Доновану стать на одно колено.

—

Ты был и остаешься моим преданным слугой;

таковым ты был в битве, таковым остаешься в мире. —

Яков коснулся лезвием плеча Донована, производя его в

рыцари. — Встаньте, милорд!

Донован, тронутый высокой честью, принял от Якова

кубок вина.

—

Выпьем! За Шотландию!

—

За Шотландию! — эхом отозвался Донован.

Отставив кубок, Яков указал рукой на вскрытое

письмо, лежавшее на письменном столе. Донован взял

его в руки и медленно, стараясь не упустить ни слова,

прочел, сопоставляя то, что он знал об английских

делах, со сведениями, содержащимися в послании.

Это было письмо от герцогини Бургундской, ярой

сторонницы английской династии Йорков, женщины,

люто ненавидевшей Тюдоров, нынешних правителей

Англии. Она жила с уверенностью, что Генрих,

представитель династии Ланкастеров, занимает ее

престол.

—

Сила притязаний Генриха на престол состоит в

том, что все остальные претенденты были казнены,

220

отравлены, пали в битвах, — заметил король, когда

Донован закончил чтение.

—

Но до сих пор никто не мог ему возразить по

существу, — озадаченно ответил Донован.

—

Вот именно: до сих пор.

—

То есть?

—

Когда Эдуард, — я имею в виду Эдуарда IV,

представителя Йорков, — занимал трон, у него было два

сына, девяти и двенадцати лет. Еще у Эдуарда был брат,

Ричард, лицемерный и беспощадный. Поговаривают, что

Ричард убил своих племянников и тем самым проложил

себе дорогу к трону, став Ричардом III.

—

А в битве при Босворте Генрих убил Ричарда.

Прямо скажем, очень зловещая история, — задумчиво

сказал Донован.

—

Генрих получил трон благодаря браку с

принцессой

Елизаветой.

Редкий

везунчик,

—

ухмыльнулся Яков, и Донован понял, что король чем-то

чрезвычайно доволен. — Никакого расследования по

поводу убийства Ричардом его племянников не

проводилось и никаких материальных доказательств не

существует. Принцы просто сгинули, и все.

—

Я внимательно выслушал этот урок истории,

ваша милость, но так и не понял, что вызвало такой

необычный интерес вашего величества.

—

Подумай, Донован. Встревожился бы ты на

месте Генриха, если бы узнал, что герцогине

Бургундской удалось отыскать человека, который

именует себя, чудом уцелевшим от смерти, принцем

Йоркским?

—

Да, милорд, — ухмыльнулся Донован. — Я бы

лишился сна от такого известия.

221

—

Да, это была бы щепка в глазу. Не смертельно,

но неприятностей — сверх головы.

—

Может это оказаться правдой?

—

До тех пор, пока останки двух принцев не будут

найдены. В конце концов, именно они были законными

наследниками английского престола. И мы... да кто

угодно, можем предположить что кто-то из них по

какой-либо причине уцелел.

—

И ваша милость собирается оказать спасшемуся

поддержку?

—

Да.

—

Независимо от того, принц он или нет?

—

Да, милорд, — со смешком отозвался Яков. —

Отчего бы не насыпать перцу под хвост Генриху?

—

Вы собираетесь воевать с ним?

—

Да, — ответил Яков.

—

Есть ли иные пути, менее кровопролитные и

более надежные?

—

Нет.

Яков сощурил свои темные глаза.

—

Вы позволите мне сказать, ваше величество?

—

Все, что желаешь. Я буду внимателен.

—

Завтра высокое собрание и парламент будут

обсуждать ваш возможный брак. Речь пойдет о двух

английских принцессах. Ваш с принцессой наследник

мог бы заполучить оба королевства.

—

Выбрось это из головы, Донован. Я не женюсь

на английской принцессе.

Никогда прежде не слыхал Донован этой ноты в

голосе Якова. Она прорвалась из глубин его сознания

как проклятье и угроза тем, кто принуждал его к браку

222

по расчету именно тогда, когда вот-вот должна приехать

его любимая.

—

Боже мой! — тихо сказал Яков. — Донован,

неужели я не могу хотя бы чуть-чуть принадлежать

самому себе? Могу я хотя бы жениться по своему

выбору?

—

Я имел опыт любви, ваше величество. Брак по

расчету — лучшее, что может быть. В таком союзе

каждый соблюдает взаимные интересы и не остается

места недоразумениям.

Яков пристально посмотрел на Донована: он знал, в

чем причина сухости его друга в отношении к

женщинам. Но на этот раз он не стал напоминать ему

имя Дженни.

—

Да, я стремлюсь к тому, чего нельзя купить:

преданность, душевное тепло и немного нежности от

женщины, которая делит с тобой твое ложе.

—

И вдруг окажется, что как раз этими качествами

ваша избранница не обладает, — упрямо сказал

Донован.

Яков улыбнулся, и его легкомыслие озаботило

Донована: упорство короля могло стать причиной

осложнений в парламенте.

—

Ну, ладно, мой друг. Не об этом у нас сейчас

должна болеть голова. Необходимо переправить принца