Донован ехал, погруженный в раздумье. Казалось, он

стоял на пороге того, чтобы понять что-то важное... Его

мысли были так далеко, что на повороте он едва не

налетел на всем скаку на женщину.

— Дженни! — воскликнул он, едва успев поднять

лошадь на дыбы.

Та уже успела приготовиться к его появлению. Она

соскочила с лошади, слегка растрепала волосы,

надорвала платье и высыпала на него пригоршню

дорожной пыли.

Весь вид Дженни являл беспомощность, а в глазах ее,

когда она подняла их на Донована, можно было

прочесть почти настоящие боль и отчаяние.

—

Боже, Донован, какое счастье, что ты здесь.

Меня сбросила лошадь, и, боюсь, я повредила себе

голень.

310

—

А где же твоя лошадь?

—

Там, — показала Дженни на поляну, где

животное мирно пощипывало траву. — Я не смогла ее

догнать.

Донован пришпорил своего коня и через минуту

привел лошадь за узду. Спрыгнув на землю, он помог

Дженни забраться в седло, испытывая недоверие к ее

словам и раздражение.

—

Разве мы спешим? — спросила Дженни

голосом, полным обещания.

—

Да, причем я уже опаздываю.

—

Было время, сударь, — улыбнулась она, —

когда вы не следили за часами.

—

И время это закончилось, когда ты предпочла

другого.

—

Но я уже давно не замужем, — ответила

Дженни.

—

Да, — сказал Донован, — зато я женат.

Он шлепнул ее лошадь по крупу и, когда та

поскакала, последовал сзади, чтобы избежать разговора

во время пути. Дженни была взбешена его холодностью,

но его мысли были далеко от нее.

Время шло, и гнев Кэтрин разгорался. На какое-то

время она забыла даже про Эндрю и Энн. Больше всего

ее поразило, что любовники занимаются своим романом

столь вызывающе, у всех на глазах... Ухватившись за

внезапно осенившую ее идею, Кэтрин сделала

необходимые приготовления и вышла во двор

поджидать приезда мужа.

Уже смеркалось, когда Донован и Дженни прибыли в

замок. Донован скакал на некотором расстоянии от

311

своей бывшей любовницы и чуть не налетел на Кэтрин,

ожидающую его прибытия. Сердце у него радостно

забилось. Неужели его желание исполнилось и перед

ним смиренная и кроткая жена? Но, увидев отчужденное

выражение на ее лице, он понял, что ошибся. Только

сейчас до него дошло, как Кэтрин может истолковать

его возвращение с этой женщиной. Он улыбнулся:

немножко ревности не помешает. Но к тому, что его

ждало дальше, он никак не был подготовлен.

—

Добро пожаловать домой, милорд, — сказала

Кэтрин. — А с вами, леди Грэй, стряслось несчастье?..

Жеребец, которого вы выбрали, оказался слишком

резвым даже для вас?

Эти слова задели Донована за живое. Он нахмурился.

—

Лорд Мак-Адам по своей доброте взялся

проводить меня до дома. Боюсь, я действительно

проявила неловкость. Но дело, конечно, не в жеребце.

Нет такого жеребца, — глаза Дженни блеснули, —

которого бы я не приручила.

—

Не сомневаюсь, — парировала Кэтрин и

повернулась к Доновану, который, с трудом сдерживая

гнев, помогал Дженни спешиться.

— Я счастлива узнать, что вы путешествовали в

обществе такой очаровательной леди, — сладко сказала

Кэтрин.

Донован мгновенно подобрался: он и раньше слышал

медовый голос леди Мак-Адам и прекрасно знал, что он

сулит.

Дженни и Донован прошли за Кэтрин в здание.

Внутри она вдруг повернулась к ним лицом.

—

У вас такой... запыленный вид, — улыбнулась

она Дженни. — Специально для вас я переменила наши

312

апартаменты. Вам, леди Грэй, приготовлена прекрасная

комната. Справа от спальни лорда Мак-Адама. Думаю,

он с радостью покажет вам дорогу.

Она посмотрела на опрокинутое лицо супруга и

торжественно удалилась, ни разу не оглянувшись.

Ошеломленный Донован окаменел, не зная, что

предпринять в такой ситуации; Дженни же ликовала.

Она немедленно прошла в комнату, которую ей указала

Кэтрин: она располагалась справа от спальни Донована

и имела смежную дверь. Подойдя к ней, Дженни первым

делом отодвинула засовы со своей стороны.

Мак-Адам тем временем остановился перед дверью,

где разместилась Кэтрин. Он не намерен умолять жену о

возвращении; как ее хозяин, он воспользуется своим

правом на нее в той комнате, в которую она переехала,

— воспользуется, когда придет время. Она хочет играть

с ним? Что ж, пусть убедится, что он остается

победителем даже тогда, когда игра идет по ее

правилам.

Донован вернулся к себе и уселся за письменный

стол, занявшись счетами, чтобы скоротать время.

Чернильница была полна, гусиных перьев — в

избытке; окна занавешены тяжелыми портьерами. Все

— новое, специально для этой комнаты купленное

Кэтрин. Оглядевшись, Донован понял, что каждая вещь

напоминает о жене. Она должна вернуться сюда, ее

место здесь... Когда в дверь негромко постучали,

Донован радостно улыбнулся: наверное, это Кэтрин

опомнилась и вернулась. Он распахнул дверь и с

разочарованием увидел на пороге Энн.

—

Милорд, вы разрешите мне поговорить с вами?

—

Конечно!

313

Он пропустил ее и закрыл дверь.

—

Мне неудобно тревожить вас в позднее время,

милорд. Но вас весь день не было...

Донован взял ее под руку и усадил у камина, а сам

устроился напротив. Энн казалась такой напряженной и

встревоженной, что он решил не тратить время на

вступительные любезности.

—

Прошу, — сказал он коротко.

В

отсветах

каминного

огня

Энн

казалась

необыкновенно красивой, и Донован подумал, что

никогда не видел ее такой.

—

Я хочу знать от вас всю правду, — сказала она

торопливо. — Что случилось с нашим домоправителем

Эндрю Крейтоном?

Донован удивленно приподнял брови:

—

Эндрю — английский шпион.

Энн не стала лгать, что не может в это поверить или

что не знает об этом.

—

Шпион... — эхом повторила она его слова.

—

Да, сударыня, рыцарь из Дорсетшира. Сэр

Уильям Френсис Эндрю Крейтон. Он был вместе с

Генрихом Тюдором в изгнании, причастен к первой

попытке Генриха занять престол, был схвачен, но бежал.

Бог его знает, как, — очень немногим удавалось

ускользнуть от Ричарда III.

Донован нахмурился. Он чего-то не понимал: Энн

была поражена, но что-то вроде гордости мелькнуло на

ее лице.

—

Завидная биография... в своем роде, — сказал

Мак-Адам. — На редкость умен и едва не обвел нас

вокруг пальца.

Энн взглянула ему в глаза.

314

—

И где же он сейчас?

—

Под стражей.

Энн закусила губу. Он жив... и он рядом. Ей

захотелось как можно скорее уйти, чтобы не выдать

себя. Если кто-то заподозрит, что она любит Эндрю...

Энн задрожала при одной мысли об этом.

—

Еще раз прошу прощения, что потревожила вас;

но мне хотелось все точно знать. Вы должны понять

меня, милорд, Крейтон был очень великодушен и верно

служил нашим интересам.

Энн поднялась.

Донован тоже встал, чтобы проводить ее к двери.

—

Леди Энн!

—

Да?

—

Вас... вас послала узнать о нем Кэтрин?

Энн удивилась.

—

Нет, это интересовало непосредственно меня. —

Она протянула руку, и Донован поцеловал ее. —

Спокойной ночи, милорд.

Она ушла, а его разрывали мучительные сомнения.

Правду ли сказала Энн? Неужели ее подослала Кэтрин?

А раз так, значит, она и в самом деле любит Эндрю

Крейтона!

Донован залпом выпил бокал виски, затем еще один.

Так или иначе, он должен получить ответ на свой

вопрос. С этой мыслью он повернулся и вышел из

комнаты.

20

Эндрю стоял перед Донованом в его кабинете. От

долгого пребывания в темноте его глаза никак не могли

привыкнуть к яркому свету, и от этого он щурился.

315

Однако он внимательно следил за Донованом: тот сидел,

откинувшись на спинку кресла, позади него горел

камин, но на огонь Эндрю смотреть не мог.

По кивку Донована один из его людей приказал

Эндрю снять камзол и рубашку. Тот подчинился,

отдавая

должное

проницательности

Донована:

шотландец хотел видеть его левое плечо. На лице

Донована появилась зловещая улыбка: шрам на левом

плече Крейтона был совсем свежим.

—

Одевайтесь, — приказал Мак-Адам.

Шотландец был одет с безукоризненным вкусом, на

поясе у него висел позолоченный, великолепно

украшенный кинжал. Донован был гладко выбрит.

Эндрю остро прочувствовал, сколь различно их

положение: на нем была одежда слуги, лицо обросло,

волосы спутались.

—

Сэр Эндрю Крейтон? — с издевкой спросил

Донован.

—

Да, милорд, — с полупоклоном ответил Эндрю.

—

Можете сесть.

—

Я постою, — ответил англичанин, испытывая

выдержку Мак-Адама: казалось, тот с величайшим

трудом сдерживал себя. Эндрю интересовало, что было

причиной раздражения Донована. — Прошу вас,

милорд, — сказал Эндрю спокойно.

Он небрежно осмотрел свои ногти, затем зевнул,

раздражая Мак-Адама еще больше.

Голос Донована звучал остро, как наточенное лезвие:

—

Вы до сих пор не повешены, сэр, по одной-

единственной причине: я желаю кое-что узнать от вас.

—

К сожалению, ничем не могу вам помочь. Но

если бы и мог, ничего бы не сказал. Вы человек не того

316

ранга, с кем бы я мог иметь дело даже под угрозой

смерти.

—

Завтра я передам вас в руки Якова. Надеюсь, вы

понимаете, чем вам это грозит?

Донован поднялся, с трудом сдерживая гнев.

Услышав это, Эндрю понял, что он — политический

узник, а, стало быть, последнее слово в его судьбе

должно принадлежать Якову Стюарту, враждебно

настроенному к Англии.

—

Не могу сказать, что доволен вашим

гостеприимством, — ответил он.

—

Король окажется еще менее гостеприимным,

смею вас заверить.

—

Это намек на пытки?

—

Да, — отозвался Донован. — Люди более

сильные начинали говорить после этого.

—

Роль истязателя вам очень к лицу, сэр, —

неторопливо ответил Эндрю, осознавая, впрочем, что

говорит неправду.

Но своего он добился: Донован уже достиг высшей

точки раздражения.

Слишком долго Эндрю отказывал себе в наслаждении

выплеснуть свой гнев. Кровь в нем закипела, ему уже не

хотелось думать и изворачиваться, ему хотелось

действовать.

—

Слушай, шотландец. Если бы я тебя встретил на

поле боя, ты бы у меня давно отправился к праотцам.

—

А давно ли ты ползал у меня в ногах? — не

остался в долгу Донован, делая шаг вперед.

Если бы не охватившее их неудержимое желание

излить злобу, они бы смогли оценить, что стоят один

другого. Но кулаки сжались, кровь ударила в голову.

317

Доновану не терпелось вычеркнуть Крейтона из своей и

Кэтрин жизни, однако в глубине его души зародилось

восхищение перед умом, силой и решительностью