противника. Мак-Адам левой рукой нанес удар по плечу

Эндрю; тот извернулся, так что удар пришелся вскользь,

и немедленно ответил правой. Удар пришелся в грудь

Донована, и человек менее крепкий оказался бы на полу.

Секунду спустя оба уже утирали кровь; Эндрю слизывал

ее с губ, не намереваясь отступать. Ни он, ни Донован

не пытались уклониться от ударов друг друга,

предпочитая боль трусости отступления. Эндрю мстил

за Энн, за свои унижения, за неприятности последних

недель и дней, Донован — за Кэтрин. Через несколько

секунд Крейтону удалось сбить Мак-Адама с ног; он

стоял, тяжело дыша, чувствуя, как сочится кровь из

разбитой губы. Донован рухнул на тяжелое кресло,

которое с грохотом опрокинулось на пол вместе с ним.

Он медленно поднялся, не спуская глаз с Эндрю и

сжимая кулаки. В этот момент англичанин опомнился;

он решил поддаться противнику: пропустил первый же

удар Донована и рухнул на пол, оставшись лежать

недвижимым.

Правый глаз Донована заплыл; коснувшись руки, он

обнаружил, что ладонь вся в крови. Вытерев руку о

камзол, он подошел к двери и открыл ее.

Два стражника за дверью слышали шум, но, зная нрав

начальника, не осмелились войти. Не обращая внимания

на их вытянувшиеся лица, Донован приказал:

—

Принесите воды, — и вернулся в комнату.

Принесли воду, и Донован смыл кровь, ожидая, когда

Эндрю придет в себя.

318

Подождав так минут пять, он потерял терпение и

скомандовал:

—

Еще воды.

Второй кувшин был вылит на Эндрю. Англичанин

зашевелился, словно пытаясь подняться, и со стоном

приложил руку к виску. Крейтон желал одного: чтобы

его актерство произвело убедительное впечатление на

проницательного шотландца.

Донован махнул рукой стражникам:

—

Отведите его в камеру.

Он подошел к упавшему креслу, поставил его на

ножки и утомленно сел.

Стражники поспешили выполнить указание. Но

оказалось, что англичанин не в состоянии ходить после

нокаута. Одному пришлось поддерживать его за пояс и

перекинуть руку Эндрю через плечо, другой открыл

дверь. Они считали его беспомощным, и это была

последняя возможность попытаться бежать, но момент

был упущен, и через несколько минут его швырнули

обратно в камеру, отпустив ему в спину несколько

крепких словечек.

Донован долго сидел в кресле, погруженный в

невеселые мысли. Он нисколько не сомневался, что

король в конце концов прикажет казнить англичанина,

но не чувствовал от этого удовлетворения: ему хотелось

задушить Эндрю Крейтона собственными руками, но

сперва услышать его признание в том, что он уже и так

знал от Кэтрин. Донован тщательно умылся, морщась от

резкой боли, когда вода касалась ран, затем переоделся.

Из комода он извлек маленькую коробочку, после

чего вышел и решительно зашагал в сторону новой

319

спальни Кэтрин. Но едва он взялся за ручку двери, как

та открылась изнутри и перед ним возникла Кэтрин,

собравшаяся куда-то выйти. Оба ошеломленно глядели

друг на друга, не в силах выговорить ни слова. Первой

нашлась Кэтрин.

—

Милорд, — сказала она, — вам нет нужды

скитаться по коридорам: предмет ваших поисков

находится в двух шагах от вашей комнаты. Или мне

привести вам ее прямо в постель?

Донован взял жену за локоть и протолкнул обратно,

захлопнув за собой дверь. Кэтрин держала в руках что-

то полотняное, вызвавшее смутный интерес Донована;

только когда жена отложила предмет в сторону, он

осознал, что это мужская рубашка, и едва не задохнулся

при мысли, кому она могла предназначаться. Кэтрин

смотрела на борьбу чувств в его глазах и ничего не

понимала.

—

Милорд! Вы, кажется, пережили сражение за то

недолгое время, пока мы не виделись. Вы... не очень

серьезно пострадали?

Донован побагровел. Он бы скорее проклял себя, чем

рассказал жене о своей стычке с Эндрю.

—

Куда ты собиралась? Хотела вернуться туда, где

тебе и полагалось быть?

—

Боюсь, втроем там будет тесновато, милорд.

—

Тогда куда же ты шла? — настаивал он.

Кэтрин вызывающе подняла подбородок, не желая

доставлять ему удовольствие сообщением, что она

хотела проверить, один он или с Дженни. Ее упрямство

лишь еще больше укрепило Донована в подозрении, что

рубашка предназначалась Эндрю Крейтону и что

именно к нему Кэтрин и шла.

320

—

Вам нужно поскорее вернуться к любовнице,

пока постель еще не совсем остыла.

—

Я никому не позволю решать, с кем мне делить

постель. Сейчас я предпочитаю разделить ее с

собственной женой, — заявил Донован и, отпустив руку

жены, начал стягивать с себя камзол.

—

Но почему?..

—

Что «почему»?

Он непонимающе приподнял брови.

—

Почему бы вам не пойти туда, где вас ждут?

—

Заруби себе на носу, Кэтрин: никто не вправе

диктовать мне что либо... А тем паче, — с усмешкой

добавил он, — не моей жене выступать в роли моей же

сводни. Это просто неприлично, мадам. Да, кстати, я

принес тебе маленький подарок. Я купил его некогда в

Париже.

Он протянул ей коробочку, руки их на какое-то время

соприкоснулись, и это взволновало обоих. Кэтрин была

сбита с толку. Поистине, ее муж был самым

непредсказуемым человеком, которого она когда-либо

знала. Именно тогда, когда Кэтрин считала, что видит

его насквозь, он одним словом нарушал все ее

построения.

При взгляде на сверкающее ожерелье из изумрудов

она невольно вскрикнула от восхищения.

—

Я принес его, чтобы тебе было в чем показаться

на свадьбе твоей сестры.

—

О-о!

—

Как понимать твое «о-о!»? Как-то безрадостно

оно прозвучало.

Кэтрин уклончиво пожала плечами.

321

— Не так давно, — ты, наверное, об этом даже не

помнишь, — я сказала в часовне в Сконе, что никогда в

жизни не попрошу тебя об одолжении.

—

Помню, конечно.

—

Сейчас я умоляю тебя сразу о двух одолжениях.

Присядь.

Донован отрицательно покачал головой:

—

У меня ощущение, что я должен выслушать это

стоя.

Кэтрин набрала побольше воздуха, пытаясь сохранить

спокойствие.

—

Ну, же, мадам?

—

Я прошу тебя предотвратить свадьбу Энн.

И вновь Донован утомленно покачал головой:

—

Ты не могла бы попросить о чем-нибудь

другом?

Драгоценности,

титул,

помощь

твоим

родственникам? Свадьбу же теперь уже невозможно

отменить.

—

Но почему?

—

Почему? Господи Святый, если бы ты

попросила меня об этом пару недель назад! Ну, а вторая

твоя просьба?

Кэтрин молчала, но Мак-Адам догадался сам:

—

Эндрю Крейтон? — грозно спросил он.

—

Я знаю, кто он на самом деле.

—

Да уж не сомневаюсь.

—

Что ты с ним сделал? Что?! Ты!..

Она оборвала фразу. Спрашивать, где Эндрю, смысла

не было, она и так об этом знала, и хотя англичанин

находился совсем рядом, помочь ему Кэтрин ничем не

могла.

—

Он умрет?

322

—

Очень может быть, — ответил Донован, с

замиранием сердца следя за тем, какое действие

произведут его слова.

Он почувствовал, как участилось дыхание у Кэтрин,

увидел боль в ее глазах, не догадываясь, что это боль за

сестру, а не за себя.

—

Можешь взять свой подарок обратно. Я никогда

им не воспользуюсь.

—

Воспользуешься! Я хочу видеть ожерелье на

тебе. Для того чтобы удовлетворить мое тщеславие,

чтобы все видели, что ты — моя собственность.

—

Не воспользуюсь, — прошептала Кэтрин.

—

Тогда твоему Эндрю конец.

Кэтрин взяла коробочку со стола.

—

Он же ничего не сделал, — прошептала она. —

Не убивайте его, милорд, будьте милостивы.

Кэтрин взглянула на мужа и прочитала на его лице

ожесточение, безжалостность и страсть. Донован был

намерен изгнать Эндрю из сердца и памяти жены.

Вычеркнуть его имя раз и навсегда из жизни, из этого

мира. Его, и любого другого, кто станет между ним и

женой.

Сделав два шага вперед, он подхватил Кэтрин на

руки, и ей показалось, что комната закружилась; она в

порыве страсти прижалась к Доновану, который в

несколько шагов оказался около постели. Кэтрин уже

знала всю тщетность попыток противостоять ему. Он

был властелином ее чувств, и женщина чувствовала свое

бессилие. Кроме того, в самой глубине ее сознания

теплилась мысль, что если он с ней, то, значит, не

находился в постели с Дженни Грэй.

323

Казалось, он целовал ее впервые в жизни.

Зеленоглазая чародейка, она всякий раз умудрялась

пробудить и его гнев, и его страсть, доводя до

беспамятства! Соблазнительница, она дразнила, бесила,

но в следующую минуту заставляла его забыть обо всем

на свете.

«Я никогда не смогу приручить ее», — мелькнуло у

него в голове. Всякий раз она ускользает из-под его

власти, и теперь Мак-Адам вновь оказался в плену ее

жарких, полуоткрытых губ... Кэтрин, в свою очередь,

ощущала, что нуждается в нем, нуждается безумно;

супруги все сильнее зависели друг от друга. Она

чувствовала прикосновения его рук: они ласкали ее

тело, затем Донован освободил волосы Кэтрин от

заколок, распустив их по плечам. Не отнимая губ ото

рта жены, он расстегивал ее платье; Кэтрин вскрикнула,

когда пальцы мужа коснулись ее груди. Теперь он

целовал ее груди, языком щекоча упругие, розовые

соски, лишая Кэтрин последних остатков воли. Донован

уловил этот миг полной и безоговорочной капитуляции.

Откуда-то, словно издалека, она расслышала его тихий

смех, затем Донован прижался к ней всем телом. Рукой

он ласкал ее бедра, мягко, медленно, дразняще

раздвинул ноги Кэтрин, и пальцы его нашли жаркое,

влажное, чувствительнейшее средоточие ее чувств.

Губы его проложили огненную тропу по ее телу к этому

пылающему, содрогающемуся уголку и нашли его; он

сжал ее ягодицы, приподнимая их к своему

неутомимому ищущему языку. Кэтрин застонала,

пытаясь избежать этой сладостной муки, но Донован

удерживал ее, дразня, покусывая, пронзая ее, доводя до

крайней степени чувственного восторга.

324

И снова его рот метнулся к ее губам, и Кэтрин

задохнулась, простонав что-то. Руки ее судорожно

охватили его широкие плечи, а Донован мучил ее,

извлекая из нее всю, до последней капли, страсть.

Наконец он пронзил ее плоть, услышав сладостный

вскрик. Он двигался все быстрее, а Кэтрин оплела его

ногами и прижалась к нему, содрогаясь всем телом.

Вознесенная к высотам, она словно падала затем вниз,

вновь взлетая и достигая пределов страсти... Никогда

еще в жизни она не испытывала таких перепадов

ощущений, такого захватывающего дух восторга.

И вновь реальность, остудившая ее распаленное тело

и сознание, пронзила Кэтрин болью. Опять Донован

доказал, что он полный хозяин и повелитель ее тела; но

на этот раз в его порыве она ощутила что-то новое и