необычное, почти грубое; казалось, он хотел причинить

ей боль, за что-то унизить ее. Он явно был раздражен,

разгневан и мстил ей. Но какое он имеет на это право, на

глазах всего замка развлекаясь со своей любовницей?!

Впервые Кэтрин не удержалась от слез. Отвернувшись

от мужа, она уткнулась головой в подушку, чтобы

заглушить рыдания.

Донован взглянул на нее. В блеске свечей кожа жены

мерцала, как слоновая кость, ее плач вызвал в нем

жалость, но Донован преодолел порыв приласкать,

успокоить Кэтрин... Он надеялся, унизив ее грубым

обладанием, притушить свою боль от того, что его жена

предпочла его другому, но вместо этого ощутил в себе

холодную пустоту. Своевольная и независимая, она

отдавала ему свое тело, но ее внутренний мир по-

прежнему оставался закрытым для него.

325

Донован встал с постели и начал одеваться; затем,

обойдя кровать, присел на нее. Кэтрин слышала, как

матрас скрипнул и прогнулся от его веса, но по-

прежнему лежала, уткнувшись лицом в подушку.

Вытирая глаза, она с ненавистью думала о своей

слабости.

Донован

вспомнил

ее

порывистые

ласки,

непроизвольные движения гибкого тела, когда она,

позабыв обо всем, отдавалась ненасытной, неутолимой

страсти с таким самозабвением, что, казалось, ничего

кроме желания для нее в мире не существует...

—

Посмотри на меня, Кэтрин, — сказал Донован.

Он почувствовал, как напряглось ее тело, но она не

подчинилась.

—

Черт возьми, взгляни на меня!

Она быстро перевернулась на спину и обратила на

него свой сверкающий вызовом взгляд.

—

Завтра ты распорядишься перенести все свои

вещи обратно в нашу спальню. Ты моя жена, и тебе

полагается быть с мужем.

—

А если я не подчинюсь?

—

Тогда я сам отдам такое распоряжение и силой

заставлю тебя идти туда, где тебе надлежит быть. Мне

не хотелось бы при людях уязвлять твое самолюбие, но,

можешь не сомневаться, в случае надобности я сделаю

то, что сказал. Так как, Кэтрин? Будем упорствовать в

своей гордыне или поступим как разумные люди?

«Ну почему, почему я позволяю ему так обращаться

со мной?! Да потому, что я его люблю, — бессильно

подумала Кэтрин. — Потому, что я никогда не

перестану его любить, пусть даже он не любит меня».

326

—

Зачем я тебе нужна? Разве мало тебе того, что

ты проводишь время со своей любовницей на глазах у

всех?!

—

Между мной и Дженни ничего нет; ты затеяла

все эти дурацкие перестановки, а не я.

—

Было бы лучше, если бы я забеременела. Тогда,

может быть, ты оставишь меня в покое и будешь

развлекаться с другими леди.

Донован взял ее за подбородок рукой; глаза его вдруг

потеплели. Нагнувшись, он быстро и крепко поцеловал

жену, так что она не успела увернуться и лишь издала

придушенный

вскрик,

шокированная

таким

обращением. Затем Донован встал и направился к двери.

— Завтра, Кэтрин!.. И запомни: мои слова не пустая

угроза!

Он распахнул дверь и вышел. Кэтрин в ярости глядела

ему вслед, чувствуя, как в ней закипает беспомощный

гнев; схватив со стола книжку, она запустила ее вслед

мужу.

Стоявший за дверью, Донован улыбнулся и пошел по

коридору. Пусть злится сколько хочет, все равно выбора

у нее нет. Как он сказал, так и будет...

21

Кэтрин поднялась на следующее утро чуть свет и

первым делом приказала немедленно перенести вещи

обратно в их с Донованом апартаменты. Все эти

переезды вызвали праздный интерес среди обитателей

замка и породили волну сплетен. Несколько дней только

и говорили что о нешуточной размолвке между двумя

неуживчивыми супругами.

327

Кэтрин поведала Энн, что и она неспособна

разрушить ту гранитную стену отчуждения, которая

возникала всякий раз, когда она заговаривала с мужем

об Эндрю.

—

Я совершенно его не понимаю. И дело тут вовсе

не в том, что пленник — английский шпион. Такое

впечатление, что он ненавидит Эндрю как своего

личного врага.

—

Но почему?

—

Не знаю.

—

Но должна же я что-то сделать! — в отчаянии

воскликнула Энн. Кэтрин с сочувствием взглянула на

нее. — Не могу я дать ему умереть! Не могу!

—

Остается

последнее:

непосредственно

обратиться к королю.

—

Ты думаешь, он милосерднее Донована?

—

Не знаю, — тихо сказала Кэтрин.

Прошло почти две недели, а Эндрю ни разу не

вызвали на допрос, не говоря уже о том, чтобы вынести

ему приговор. Энн больше не могла ждать. Бесшумно,

как привидение, она проскользнула вниз по винтовой

лестнице и осторожно постучала в большую

зарешеченную дверь; когда ее открыли изнутри, в свете

факела она увидела вопросительное лицо стражника.

Энн вынула из кармана золотую монету.

—

Умоляю вас, мне нужно войти. Всего на пару

минут.

Стражник вкрадчивым движением руки схватил

монету и распахнул дверь шире; он сразу понял, кто и к

кому пожаловал в застенок.

—

Там, внизу, — прошептал он.

328

Посмотрев, нет ли кого на лестнице, он пропустил

Энн и захлопнул дверь, заперев ее на засов, затем

торопливо заспешил вниз по ступенькам. Энн, подобрав

юбки, сбежала вниз. В камере, расположенной сразу по

входу в коридор, лежал на охапке соломы Эндрю.

Услышав звук шагов, он приподнял голову и вскочил,

встав у двери, а руками ухватившись за толстые прутья

решетки.

—

Эндрю! — вырвалось из уст Энн.

Она встала по другую сторону решетки, лицом к лицу

с Крейтоном. Оторвав взгляд от девушки, тот взглянул

на стражника:

—

Ни звука об этом! Ни теперь, ни когда-либо в

жизни!

—

Конечно. — Стражник отпрянул назад. — Вы

могли бы мне и не говорить этого. Я никогда бы не

поставил под удар леди Энн!

Эндрю вновь повернулся к Энн.

—

Не стоило тебе приходить сюда! Тебе надо

остерегаться,

иначе

у

тебя

будут

огромные

неприятности!

Энн коснулась его руки:

—

Неужели не стоило, Эндрю?

—

Пара слов, и уходи. Ради Бога, Энн, ты же

подвергаешь себя смертельной опасности.

—

Нет, нет, — возразила она. — Я должна была

тебя увидеть, Эндрю, должна, слышишь?

Обе ее руки сомкнулись вокруг его запястья, а

секундой позже легли в огромные ладони. Крейтону

было стыдно за свой внешний вид: небритый, обросший

грязью, в этой мрачной камере, предназначенной для

политических узников. Но он продолжал оставаться

329

сэром Эндрю Крейтоном, а потому держался с чувством

собственного достоинства.

—

Любимая, — сказал он тихо, — ты должна

успокоиться. Не надо волноваться обо мне.

Эндрю ободряюще улыбнулся.

Казалось, не было дней разлуки, и они вновь могли

наедине говорить друг с другом о своей любви. Но ее

последующие слова были для него совершенно

неожиданными:

—

Я пришла, чтобы помочь тебе бежать.

—

Господи сохрани! — прошептал он. — Это

невозможно. Энн, любовь моя, достаточно того, что я

могу, пусть на короткий миг, вновь увидеть тебя.

Он крепко стиснул ее пальцы.

Энн повернулась к стоящему в отдалении стражнику.

Ее фиалковые глаза умоляли:

—

Можно мне немного побыть в самой камере...

Пожалуйста! Не может быть, чтобы вы были таким

черствым и не поняли меня!..

—

Конечно, конечно, миледи, — улыбнулся тот.

Разве мог кто-то на свете отказать Энн? А тем более

он, знавший хрупкую и добрую девушку многие годы.

Эндрю, наблюдавший за лицом стражника, не мог не

улыбнуться. Миловидность и доброта порой могут

оказаться сильнейшим оружием!

Стражник, избочась в полупоклоне, ибо он питал

должное уважение к силе и характеру пленного

английского лорда — отпер замок. Энн проскользнула

внутрь, после чего дверь была закрыта и заперта.

Послышались

удаляющиеся

шаги

стражника,

означавшие, что они снова оказались наедине — может

быть, в последний раз в жизни.

330

—

Эндрю, — сказала Энн, — ты должен быть на

свободе.

—

А ты через две недели должна будешь выйти

замуж.

—

Да, и твое бегство ничем не может мне помочь...

Наступило молчание. Руки Крейтона судорожно

сжались, и он прошептал:

—

Я его убью!

—

Нет, — выдохнула девушка. — Я не допущу,

чтобы из-за меня погиб невиновный. Но ты должен

всегда помнить: я тебя люблю.

Эндрю прошелся по камере, затем обернулся к

девушке и спросил:

—

Ты сказала, что пришла помочь мне бежать. Что

ты имела в виду?

Энн сунула руку в складки платья и вытащила тонкий

позолоченный кинжал. Эндрю ошеломленно уставился

на него, затем от души рассмеялся, хотя его положение

не располагало к веселью: о, эта красивая, пугливая,

робкая и вместе с тем бесконечно храбрая Энн Мак-

Леод! Он подошел к ней, взял кинжал и спрятал его за

пазухой. Затем снова стиснул ее руки.

—

Знай: как только я вырвусь на свободу, твоему

жениху конец!

Энн грустно улыбнулась:

—

Неужели сэр Эндрю Крейтон способен на

убийство? Ни за что не поверю. Сделай ты так, как

грозишь, и мы больше не сможем спокойно жить на

свете. Эндрю, я не люблю его. Я люблю тебя. Я здесь, и

мы вместе, даже если речь идет всего о нескольких

минутах и это последняя наша встреча.

В глазах у нее сверкнули слезы.

331

Забыв о том, что он небрит, грязен, в соломе, Эндрю

простер к девушке руки. Энн всхлипнула и послушно

шагнула в его объятия.

—

Я вырвусь на свободу, обещаю тебе. Клянусь!

Энн не могла ничего сказать. Он дарил ей надежду, но

если они сбегут, то станут отверженными сразу в двух

странах. Но сейчас никто не смог бы убедить Эндрю.

Она прижалась к нему и проговорила сквозь слезы:

—

Ты должен забыть обо мне, Эндрю.

—

Что? Ты бы еще попросила меня не дышать.

Господи, как ты можешь любить меня и говорить такое!

—

Я ничего не могу сделать для тебя! — в

отчаянии вскрикнула она и уткнулась лицом ему в

грудь. — Я пыталась, пыталась Кэтрин, и все напрасно!

—

Прости меня! — прошептал Эндрю,

обуреваемый гневом и душевной болью

—

Я люблю тебя. Знай: никто и никогда не

прикоснется ко мне.

—

И все же я вырвусь отсюда, — повторил

Крейтон, — запомни это. Сегодня, завтра или через

несколько дней я окажусь на свободе и буду с тобой. —

Он оборвал речь, услышав шаги возвращающегося

стражника. — Все, наше время кончилось. Но запомни:

каждый прошедший день приближает мгновение, когда

мы будем вместе. Прощай, моя хорошая.

Он крепко поцеловал Энн, затем подвел ее к

решетчатой двери.

Энн

не

забыла

улыбнуться

стражнику

и

поблагодарить его, когда они вышли из подвала. Она