Теперь у Эндрю не оставалось сомнений, что именно

они причастны к трагедии, потрясшей Эдинбург.

Но он должен был получить ответ на целый ряд

вопросов, а для этого продумать, как заманить своих

лжесоюзников в мышеловку. В случае своего

возвращения в королевский замок он не успеет сказать и

слова, как окажется в тюрьме, и на этот раз его

пребывание там окажется куда более коротким... О

происшествии при дворе слуги не могли сказать ничего

сверх того, что Эндрю уже знал. Да, произошла ужасная

трагедия, подтвердили они. Да, Яков потерял свою

Мэгги... Что с леди Кэтрин и леди Энн?.. Да Бог их

знает!

Он приказал принести вина, коротая время в

ожидании приезда Флеминга и Дугласа, но каждая

минута ожидания давалась ему с величайшим трудом.

Едва он выпил, как пронзительно ясное воспоминание

об Энн заполнило его сознание. С первой встречи он

понял, что встретил красавицу, о которой не смел и

мечтать. Эндрю воскресил в памяти волшебную ночь,

когда девушка пришла к нему, доверилась ему, любила

его сильнее и бескорыстнее, чем могло бы присниться в

самом прекрасном сне...

Эндрю горько посмеялся над своими самоуверенными

и бесполезными обещаниями: «Я вырвусь на свободу, я

вернусь за тобой!» Почему, черт возьми, он не взял ее с

собой? Только в Англии он смог бы укрыть Энн в своем

355

доме и спокойно возвратиться в Шотландию для того,

чтобы закончить свою миссию.

Со двора донесся стук копыт и голоса. Кто-то прибыл.

Во дворе и в коридорах поднялась суматоха, и спустя

какое-то время в комнату вошли Дуглас и Флеминг.

— О-о! Сэр Эндрю! — сказал Флеминг. — Вы... э-

э... уже все уладили в Англии?

—

Да, дело сделано. Король более чем доволен и

известит о своем решении в самые короткие сроки. Я с

минуты на минуту жду посыльного. После этого... После

этого можно начинать.

Эндрю тщательно выбирал каждое слово, избегая в

эти тяжелые для него минуты лгать и притворяться.

Сейчас ему во что бы то ни стало нужно, было, узнать

то, что его интересовало больше всего.

—

Если не ошибаюсь, за время моего отсутствия

при

дворе

Якова

произошло

неожиданное

происшествие?

—

Неожиданное? — криво улыбнулся Флеминг. —

Да, разумеется, всякая смерть неожиданное событие.

—

Но вас оно, кажется, не удивляет, — попытался

улыбнуться Эндрю, с трудом удерживаясь от того,

чтобы всадить Флемингу в грудь кинжал. — Одна

смерть не удивляет. Но тут сразу пять, лорд Флеминг.

—

Пять?

—

По крайней мере, я так слышал, — бросил

Эндрю в отчаянной надежде.

Дуглас и Флеминг обменялись взглядами. Эндрю

готов был на месте убить обоих.

— Мой дорогой Эндрю! Вам следует пойти с нами.

Мы хотим вам кое-что показать.

—

Что именно?

356

—

Сейчас все увидите. Вы будете заинтригованы,

обещаю вам.

Эндрю Крейтон поднялся и прошел за ними. Он был

до крайности озадачен и раздражен, не получив

немедленного разъяснения. Когда они вышли во двор,

Эндрю остолбенел, не веря собственным глазам...

Флеминг хихикнул:

—

Кажется, мой дорогой английский друг, у нас

сегодня гости.

23

Если Эндрю был вне себя от ужаса, что Энн

отравлена, то в не меньшей степени был поражен

Донован, когда ему принесли весть об отравлении жены.

В первый момент он не понял, о чем ему говорят, и на

бесконечное, тягостное мгновение решил, что Кэтрин

умерла. Он бросился к ней, чувствуя, как переполняет

его ярость. Непреодолимое желание убить виновного

жгло его душу. Когда он добежал до комнаты, где

женщины завтракали, Мэгги уже была на руках у

короля, а вокруг Кэтрин и Энн беспомощно суетились

служанки. Растолкав их, Донован подбежал к Кэтрин,

бессильно прислонившейся к дверному косяку, и увидел

ее белое лицо и мелкие капельки пота на лбу. Обхватив

себя руками и стиснув зубы, она раскачивалась от

нестерпимой муки, пронзившей ее тело.

Энн, такая же бледная, сидела на стуле и дрожала,

охваченная ужасом. Лекарь сказал, что они выпили

слишком мало для того, чтобы умереть на месте; но,

может быть, они умрут не сразу, а медленно?

— Кэтрин! — выдохнул Донован.

357

Жена с трудом подняла к нему глаза, в которых

впервые в ее жизни отразился неподдельный страх.

Донован сразу же распознал его и был потрясен. Он не

даст ей умереть! Не позволит! Не может позволить!

Подхватив жену на руки, он пронес ее по коридорам в

свою комнату и положил на кровать, заботливо опустив

голову на подушки. Сознание лихорадочно работало.

Чем помочь Кэтрин, как избавить ее от страданий,

написанных на ее лице?

Донован велел приготовить теплый раствор соды,

чтобы вызвать у нее рвоту: ему никто не сказал, что при

помощи лекаря она уже очистила желудок. Схватив

шерстяное одеяло, он укутал им бьющуюся в ознобе

жену, а сам лег рядом, пытаясь согреть ее теплом своего

тела. Прислуге он приказал удалиться: допустить, чтобы

кто-то посторонний стал свидетелем смерти Кэтрин, он

не мог.

Женщина тихо застонала, и в тишине комнаты этот

звук прогремел для Донована как раскат грома.

—

Кэтрин... Кэтрин, любимая, ты меня слышишь?

—

Да,

—

прошептала

она,

испуганная

непривычной дрожью в его голосе.

—

Ты выпила весь кубок вина?

—

Нет.

—

Сколько ты выпила?

Кэтрин судорожно вздохнула от очередного приступа

рези в желудке.

Донован еще крепче обнял ее.

—

Кэтрин, ты должна мне ответить. Сколько ты

выпила?

—

От силы... глоток... может быть, два.

358

В душе Донована вспыхнула надежда. Если так, он

должен бороться за ее жизнь.

—

Слушай внимательно, Кэтрин, — сказал он

настойчиво, твердо и ласково беря жену за руку. — Мы

еще сразимся со всей этой дрянью, ты и я, и обязательно

возьмем верх. Ты не умрешь. Я этого не допущу. Но ты

должна делать все, что я тебе скажу.

Чуть

приоткрыв

глаза,

Кэтрин

старалась

сосредоточить взгляд на лице мужа и понять смысл

того, о чем он говорит.

—

Я... я попытаюсь.

Кэтрин была во власти страха и боли, но над ней

возвышалась широкоплечая фигура Донована, и она

потянулась к нему как к последней надежде. Он обтер с

ее тела ядовитую испарину, снова завернул в одеяло,

прилагая все усилия для того, чтобы не дать жене

провалиться в смертную дрему: несмотря на все стоны и

попытки сопротивления, Донован поставил Кэтрин на

ноги и, поддерживая под руки, заставил пройтись

несколько раз по комнате.

Так

прошло

несколько

часов,

и

Донован

почувствовал, что к жене начинает возвращаться

жизненная энергия, голос становится громче, слова

более осмысленными; только тогда он позволил ей лечь

в кровать.

Кэтрин впала в тяжелый и беспокойный сон, а он,

бодрствуя, остаток дня и ночь провел у ее постели. Всю

ночь Кэтрин спала, и Донован с облегчением видел, как

на щеки ее возвращается румянец, а дыхание

выравнивается. К утру опасность миновала, и тогда

Донован раздел ее и скользнул под одеяло рядом с ней.

Обвив жену руками, он неотрывно думал о том, что

359

стоял на шаг от того, чтобы навсегда потерять ее. Какое

значение имело, любила она его или нет, любила или

нет Эндрю; все это отступило назад, потому что она

была его женой, и он не мог позволить ей уйти из

жизни. Чего-чего, а уж пресности и скуки в их

совместной с Кэтрин жизни не было, нет и быть не

может, с мрачным юмором подумал Донован. Он

подумал и о детях, которые у них родятся, и мысль эта

необычайно взволновала его: это будут чудесные дети,

если им будут даны хотя бы половина ума и храбрости

их матери.

Странно, но, по мере того, как тревога за жизнь

Кэтрин отступала, у Донована начала кровоточить

старая душевная рана: его жена и Эндрю, английский

агент, красавец и умница. Донован выругался, обещая

себе, что, если им суждено вновь встретиться на узкой

тропе, он не отпустит его живым. «Будь ты проклят,

шпион. Неужели ты, как призрак, до конца дней будешь

стоять между нами? Неужели ты до конца будешь

таиться от меня в том уголке ее сердца, куда она меня не

пускает? Будь ты проклят!»

Кэтрин снились путаные, беспокойные сны. Туманное

утро, звуки музыки и пляски, и она, пробежав сквозь

туман, взбирается на своего любимого черного жеребца.

Кто-то скачет рядом, но кто, не разглядеть.

Единственное, что она слышит, это хрипловатый низкий

смех всадника и свое имя, кем-то произносимое

шепотом. А потом она уже не скакала. Жеребец стоит на

привязи рядом, а она ждет. Чего ждет — непонятно.

Всадник тоже спешился. Вокруг него клубится туман, и

он стоит неподвижно, затем протягивает руки и

360

произносит: «Кэтрин»... Ей хочется идти к нему. Каким-

то шестым чувством она понимает, что сейчас на все

свои вопросы может получить ответы, все проблемы

могут быть решены, но земля между ними вдруг

разверзается и их разделяет глубокая пропасть... Затем

все это исчезает, закружившись, словно узоры в

калейдоскопе, и остается одна боль...

Кэтрин заморгала, потом открыла глаза. Утреннее

солнце струило лучи сквозь стекла. Сперва она ничего

не понимала, и потребовалась минута, чтобы она

вспомнила, где она и что с ней произошло. Повернув

голову, она взглянула на окно и увидела стоящего у него

мужа. Судя по всему, Донован не спал всю ночь. Он был

одет, но с такой небрежностью, что было очевидно:

натягивая одежду, он думал о чем-то совершенно

другом.

Отрывки воспоминаний о вчерашнем дне начали

всплывать в ее памяти, но о самом страшном моменте,

когда она мучилась от страшной боли и страха смерти,

память, щадя ее, отказывалась рассказывать.

Донован наслаждался ясным утром и не замечал, что

жена его пришла в себя. Он знал, что выиграл битву за

ее жизнь, но теперь предстояло выиграть битву за нее

саму.

— Донован!..

Он обернулся, и Кэтрин успела заметить в его глазах

проблеск тепла, желания... и чего-то еще. Но через

мгновение он уже контролировал выражение своего

лица, напустив на себя холодность и отчужденность.

Кэтрин вновь ощутила тяжесть на сердце. Если бы муж

смог отказаться от своей надменной гордости и

361

произнести хотя бы одно слово любви! Увы, она знала,

что это невозможно, а значит, их борьба должна

продолжаться...

Донован подошел к кровати и сел.

—

Кэтрин... Как ты себя чувствуешь?

—

Очень... очень слабой... И пить невыносимо

хочется.

Донован поднялся, подошел к столику, налил воды в

кубок и вернулся. Кэтрин улыбнулась, беря чашу двумя

руками.

—

Да, это получше вина. Не знаю, смогу ли когда-

либо снова пить его. — Она сделала жадный глоток. —

Донован... Мэгги умерла?

—

Да. Яков безутешен. Вы с Энн в рубашке