– Вот мы и погрузились. Полный порядок. Прости!.. – уже тише продолжал Роберт. – Вчерашний сон совсем выбил меня из колеи. Пусть это останется в прошлом. Давай не будем сейчас ссориться и простимся по-дружески.

– Роберт, прошу тебя, останься, – прошептала она, заливаясь слезами, хлынувшими из карих глаз.

– Довольно, Эми. Ты знаешь, что я должен отплыть. Все свое жалованье я буду отсылать тебе. Надеюсь, ты благоразумно распорядишься деньгами и присмотришь ферму, которую мы затем купим. Жена моя, мы должны снова возвыситься, и я очень рассчитываю на твою житейскую мудрость. Это лучшая помощь, которую ты можешь мне оказать.

Она попыталась улыбнуться.

– Ты же знаешь, я никогда тебя не подводила и впредь такого не допущу. Просто…

– Королевская барка! – воскликнул Генри.

Все, кто был на пристани, торопливо стаскивали шапки и шляпы, склоняли головы в приветствии.

– Прости нас, – только и сказал Роберт жене, и они с братом поспешили на борт личного корабля короля Филиппа, чтобы получше разглядеть подплывающую барку.

Королева сидела на корме, под навесом, повторявшим государственные цвета, тогда как двадцатидвухлетняя принцесса Елизавета, сверкая белыми и зелеными одеждами – цвета Тюдоров, – с веселой дерзостью стояла на носу и приветственно махала собравшимся.

Гребцы подогнали барку к самому борту королевского корабля и теперь удерживали ее на одном месте. Братья Дадли, перегнувшись через перила палубы, смотрели вниз. Роберт надеялся, что принцесса его заметит. Долго ждать ему не пришлось.

– Эй, Дадли! – крикнула Елизавета, задирая голову.

Ее звонкий голос перекрыл гул толпы. Елизавета лучезарно улыбнулась Роберту.

– Приветствую вас, принцесса, – официально поздоровался он, наклоняя голову, затем взглянул на королеву, которая не узнала его. – Приветствую вас, ваше величество.

Мария холодно подняла руку. Ее шею окутывали нити жемчуга, в ушах сверкали брильянты, а капюшон сплошь был расшит изумрудами. Но все это великолепие не могло скрыть печальных глаз королевы, потускневших от горя. Скорбные морщины вокруг рта наводили на мысль, что Мария разучилась улыбаться.

Елизавета сделала пару шагов, взялась за перила барки.

– Роберт, и вы отправляетесь на войну? – спросила она. – Никак решили стать героем?

– Надеюсь! – крикнул он в ответ. – Готов послужить королеве во владениях ее мужа и вернуть себе ее благорасположение.

– Уверена, что у королевы не будет более верного солдата, чем вы! – Елизавета так и стреляла в него глазами и почти открыто смеялась над Марией.

– И более прекрасной подданной, чем вы, – подхватил Роберт.

Елизавета изо всех сил сдерживалась от хохота. Роберт видел, каких усилий ей это стоило.

– Как поживаете, принцесса? – уже не столь громко спросил он.

Этот невинный, вполне официальный вопрос таил в себе сразу несколько других, уже не продиктованных светской любезностью, обращенных к спутнице своих детских игр, которую он не привык называть на «вы». «Как твое здоровье?» – спрашивал Роберт, зная, что от испуга у Елизаветы начиналась водянка. Ее пальцы и ступни распухали, вынуждая принцессу лежать в постели. «В безопасности ли ты?» – так звучал другой его вопрос. Находиться вблизи трона Марии так же приятно, как стоять возле плахи, а король Филипп – ее единственный союзник в Тайном совете – покидал Англию. Наконец, третий, самый главный и потаенный вопрос был таким: «Ждешь ли ты, как и я, наступления лучших времен и молишься ли, чтобы они наступили как можно раньше?»

– Благодарю, Роберт. Я прекрасно поживаю. Как всегда. Неизменно. А вы?

– Я тоже. Неизменно, – ответил он, глядя на нее с высоты палубы.

Другие слова им и не требовались.

– Да благословит и хранит вас Бог, Роберт Дадли, – сказала Елизавета.

– И вас, принцесса, – отозвался Роберт, мысленно добавив: «И да ускорит Он твое возвращение к величию и власти, чтобы через тебя и я занял подобающее место при дворе».

Судя по дерзкому, почти наглому блеску ее глаз, Роберт понял, что она прочитала его мысли. Каждый из них всегда точно знал, о чем думает другой.

ЗИМА 1558 ГОДА

Всего через полгода после торжественного отплытия из Дувра Эми, сопровождаемая своей подругой Лиззи Оддингселл, стояла на пристани Грейвсенда и смотрела на корабли, входившие в гавань. Они двигались тяжело, словно хромали. Куда только делся их горделивый вид! Дырявые паруса, обугленные перила. На палубах лежали раненые солдаты вперемешку с их убитыми товарищами, а живые и здоровые стояли с понуро опущенными головами, стыдясь проигранной кампании.

Корабль Роберта пристал самым последним. Эми прождала целых три часа, все более проникаясь уверенностью в том, что уже не увидит мужа живым. Но по прошествии этих долгих трех часов небольшое судно, на котором он плыл, нехотя заняло свое место у причальной стенки.

Поднеся к глазам ладонь, чтобы не мешало солнце, Эми вглядывалась в людей, стоявших на палубе. Она очень боялась этого момента, зная, что он неминуемо настанет. Женщина не плакала и даже не всхлипывала, а с предельным вниманием обводила глазами палубу, забитую людьми, ища Роберта. Эми понимала: если она не увидит мужа, значит, он либо в плену, либо мертв.

Но потом она его заметила. Роберт стоял возле грот-мачты. Судя по позе, он не бросился к перилам, когда вдали замаячил английский берег, да и сейчас не торопился к сходням, чтобы сбежать по ним и обнять жену. Рядом с Робертом стояли двое мужчин – явно не солдаты – и женщина с темноволосым младенцем, которого она прижимала не к груди, а к животу. Генри рядом с ними не было.

Портовые матросы шумно приладили к кораблю сходни. Эми хотелось взбежать на палубу и поскорее обнять мужа, но Лиззи Оддингселл удержала ее.

– Обожди, – посоветовала ей старшая и более опытная подруга. – Вначале приглядись к нему.

Эми оттолкнула сдерживающую руку Лиззи, однако осталась стоять на пристани. Роберт так медленно ступал по сходням, что Эми охватила новая тревога: не ранен ли он?

– Роберт! – крикнула она.

– Эми, – отрешенно произнес он.

– Слава богу, ты жив и в безопасности! – воскликнула она. – До нас тут доходили ужасные новости. Говорили, Кале подвергся жестокой осаде и пал. Мы понимали, что это вражеские слухи, но…

– Это правда.

– Кале потерян?

Такое трудно было себе представить. Среди заморских территорий Англии Кале занимал особое место, по праву считаясь жемчужиной. На его улицах звучала английская речь, его жители платили подати английской королеве. Между Кале и Англией велась оживленная торговля шерстью и тканями. Владение Кале позволяло каждому английскому монарху именоваться королем Англии и Франции. Этот город был витриной Англии. Он показывал всем странам, что Англия – мировая держава. Стоящий на французской земле, Кале считался таким же английским портом, как, скажем, Бристоль. У Эми в голове не укладывалось, что теперь этим городом владеют французы.

– Да, потерян, – после затянувшегося молчания ответил Роберт.

– А где твой брат? – в страхе спросила Эми. – Роберт, где Генри?

– Мертв. В сражении за Сен-Кантен его сильно ранило в ногу. Он умер от заражения крови у меня на руках. – Роберт невесело рассмеялся. – Зато в той битве я был замечен королем Филиппом и за храбрость упомянут в донесениях, отправленных королеве. Мой расчет оправдался. Я сделал первый шаг. Но он стоил мне потери младшего брата. Слишком высокая цена. Ныне я – командир разбитой армии. Сомневаюсь, что королева помнит мою доблесть, проявленную при Сен-Кантене. Потеря Кале перечеркивает все. Удача там была не на моей стороне.

– Разве это важно? – порывисто воскликнула Эми. – Ты жив-здоров, мы снова вместе, что нам еще нужно? Роберт, едем домой. Что нам до королевы? Такая ли уж это трагедия – лишиться Кале? А я тебя сейчас обрадую: мы можем выкупить Сайдерстоун. Едем со мною. Ты увидишь, как счастливо мы заживем!

Роберт покачал головой и упрямо возразил:

– Я обязан вручить донесения королеве.

– Не будь глупцом! – взвилась Эми. – Пусть другие сообщают ей дурные вести.

Это было оскорбление, да еще нанесенное прилюдно.

Темные глаза Роберта вспыхнули, однако он сдержался и ровным голосом произнес:

– Мне жаль, что ты считаешь меня глупцом. Но король Филипп отдал мне личный приказ, и я обязан повиноваться. Ты можешь возвращаться в Чичестер, к Филипсам, пока я не заберу тебя оттуда. Кстати, ты меня очень обяжешь, если возьмешь с собой эту женщину и ее малыша. Она лишилась дома в Кале и нуждается во временном пристанище на английской земле.

– И не подумаю, – ответила Эми, к которой мгновенно вернулось ее былое высокомерие. – Кто она мне? А тебе?

– Ее зовут Ханна Грин. Бывшая шутиха королевы. Она была мне верной служанкой и другом, когда всех своих друзей я мог пересчитать по пальцам одной руки. Прояви милосердие, Эми. Возьми ее с ребенком в Чичестер. Я должен где-то раздобыть лошадь и ехать ко двору.

– Выходит, в довершение к рухнувшим замыслам ты еще и потерял своего коня? – уколола мужа Эми. – Блистательное возвращение! Без брата, без лошади, без денег. Ты не разбогател, а вернулся обедневшим во всех отношениях. Все случилось именно так, как меня предупреждала мачеха. Кто виноват, что леди Робсарт оказалась права?

– Моего прекрасного коня убило пушечным ядром прямо подо мной, – сказал Роберт, словно не замечая колкостей жены. – Конь рухнул на меня и загородил от других ядер. Можно сказать, он отдал свою жизнь, верно служа мне. Я обещал ему быть заботливым хозяином, а вместо этого обрек на гибель. Я назвал коня Первым Шагом, но сам поскользнулся, едва двинувшись вперед. Я потерял все: брата, коня, жалованье. Мне больше не на что надеяться. Можешь порадоваться вместе с мачехой. Возможно, это конец рода Дадли. Сомневаюсь, что мы когда-либо сумеем подняться.


Пути Роберта и Эми временно разошлись. Он отправился во дворец, где его ждал холодный прием, каким удостаивают всякого, кто является с дурными известиями. Эми вернулась к своим друзьям в Чичестер и задержалась там надолго. Однако время шло, и супругам вновь пришлось отправляться в Стэнфилд-холл, в дом мачехи Эми. Оба ехали туда весьма неохотно, но другого жилья у них не было.

– У нас на ферме не хватает рабочих рук, – в первый же вечер без обиняков заявила леди Робсарт.

– Что? – переспросил Роберт, поднимая голову от пустой миски.

– Мы распахиваем луг, – объяснила леди Робсарт. – Сена с него все равно мало, а лишний клочок земли не повредит. Работников, как ты слышал, у нас не хватает. Твоя помощь пригодится. Выходить на работу надо завтра с утра.

Некоторое время Роберт глядел на мачеху жены так, словно та изъяснялась на иностранном языке, потом спросил:

– Вы что же, хотите, чтобы я работал на поле?

– Леди Робсарт имела в виду, что ты мог бы надзирать за работой пахаря, – вклинилась в разговор Эми. – Почему бы тебе не взяться за это?

– Эми, не говори глупостей, – осадила ее мачеха. – Как можно надзирать за работой пахаря? Сомневаюсь, что твой муж вообще знает, с какого бока подойти к плугу. Зато он, кажется, умеет обходиться с лошадьми. Вот и пускай водит их по борозде. Все помощь пахарю.

– По-моему, неплохое предложение, – подхватила Эми, поворачиваясь к мужу.

Услышанное настолько возмутило Роберта, что к нему не сразу вернулся дар речи.

– Вы хотите, чтобы я водил лошадей по пахоте? Как простой крестьянин?

– А чем еще ты способен зарабатывать себе на пропитание? – поинтересовалась леди Робсарт. – Ты, дружочек, похож на полевую лилию. Не сеешь и не жнешь.

Лицо Роберта заметно побледнело, стало цвета упомянутой лилии.

– Я не могу работать в поле, как простолюдин, – прошептал он.

– А с какой стати я должна принимать тебя здесь как лорда? – грубо спросила леди Робсарт. – Ты лишился всего: титула, состояния. Удача в войне и та от тебя отвернулась.

– Даже если я никогда уже не поднимусь, все равно не стану ворочать вилами навоз. Я не могу ронять свое достоинство.

– Ты уже его уронил, ниже некуда, – заявила леди Робсарт. – Король Филипп в Англию больше не вернется. Наша королева, храни ее Господь, настроена против тебя. Твое имя покрыто позором. Доверия к тебе никакого. Единственное, что у тебя есть, – это любовь Эми и мое покровительство.

– Ваше покровительство? – чуть не закричал Роберт.

– Да, любезный. Ты здесь жил и кормился. Задаром. А теперь мне пришло в голову, что молодой здоровый мужчина мог бы отработать свое пребывание в моем доме. У нас тут никто не бездельничает. Эми шьет, управляется с курами и работает по дому. Я веду хозяйство, сыновья мои ходят за скотом и трудятся на поле.

– Скажите лучше, раздают приказания пастуху и пахарю! – бросил ей Роберт.

– Да, поскольку сами дело знают и работать умеют. А ты ни на что не годен. Поэтому придется тебе выполнять чужие приказы.