– Да, – безрадостно ответила Елизавета. – А если мы проиграем?


В канун Рождества веселья при дворе не ощущалось. Елизавета оцепенело сидела во главе стола. Трудно сказать, слышала ли она, о чем говорили члены ее Тайного совета. Одной рукой она царапала кожицу вокруг ногтей другой. Это было ее давней, еще детской привычкой.

Сесил излагал свои доводы в пользу войны. Они отличались взвешенностью и продуманностью. Их было много. Собравшиеся молча смотрели на длинный список и слушали. Высказываться не торопились. Вначале все хотели услышать мнение королевы.

– А если французы нас разобьют? – вялым голосом повторила она свой главный аргумент.

– В самом деле, что тогда? – подхватил сэр Николас Бэкон.

На лице королевы читался неподдельный страх.

– Слушай, Призрак, – совсем тихо сказала она, обращаясь к Сесилу. – Я уповаю на помощь Бога, но согласиться воевать с Францией не могу. Этим я навлеку беду на Англию. У меня нет уверенности в нашей победе. А без уверенности я не могу согласиться. Как и без… – Она не договорила.

«Да, без поддержки своего разлюбезного Дадли, – сразу же подумал Сесил. – Боже милосердный, почему Ты дал нам королеву, обуреваемую женскими слабостями, когда мы так отчаянно нуждаемся в твердой руке? Она не в состоянии принять решение без поддержки мужчины, который оказался глупцом и изменником».

Дверь открылась. Николас Трокмортон вошел, поклонился королеве и подал Сесилу бумагу.

Тот пробежал глазами содержимое, посмотрел на Елизавету и своих собратьев по Тайному совету, потом сказал:

– Ветер переменился.

Королева не сразу поняла, о чем речь.

– Французский флот вышел в море.

За столом послышались вздохи и восклицания. Лицо Елизаветы стало совсем белым.

– Они поплыли в Шотландию?

– Сорок кораблей.

– А у нас всего четырнадцать, – тихо, с заметным трудом выговорила она.

– Пусть плывут, – мягко и вкрадчиво, словно любовник, прошептал ей Сесил. – Наши корабли должны выйти туда, где они смогут перехватить отставшие французские суда. Но только не держите их в порту, куда могут приплыть враги. Тогда мы начисто лишимся флота.

Опасение потерять флот оказалось сильнее страха войны.

– Да, – неуверенно произнесла Елизавета. – Корабли нужно вывести из гаваней. Нельзя, чтобы их захватили на рейде.

Сесил поклонился, торопливо набросал записку и подошел к дверям, где дожидался посланец.

– Я тебе очень признателен, – сказал он. – Теперь мы должны объявить французам войну.


Когда в первый день Рождества Елизавета шла из своих покоев в королевскую часовню, чтобы принять причастие, вид у нее был растерянный и испуганный. Губы, слегка раздвинутые в улыбке, напоминали две истертые красные ленточки.

Войдя в часовню, она огляделась по сторонам и вдруг увидела Роберта Дадли. Тот смотрел прямо на нее.

– Смелость! – прошептал он и слегка улыбнулся.

Королева глядела на него так, словно во всем мире у нее не было больше друзей. Дадли привстал со скамьи, готовый подойти. Но что им дадут эти минуты? Зато двор получит обильную пищу для новых пересудов. Елизавета покачала головой и отвернулась, чтобы не видеть тоски в его глазах и не показывать ему любовного голода, вспыхнувшего в ней.


В рождественском празднестве было все, кроме неподдельной радости. Певчие пели, слуги подавали череду изысканных и прихотливо украшенных блюд. Елизавета на них даже не смотрела, сразу отправляла дальше. Ей совершенно не хотелось ни есть, ни делать вид, что ест.

Обед сменился маскарадом. Придворные отправились танцевать – не пропадать же костюмам, приготовленным по этому случаю. Сесил подошел к королеве и встал позади ее стула.

– Что тебе? – хмуро спросила Елизавета.

– Посол Габсбурга сообщил мне, что собирается вернуться в Вену, – тихо ответил Уильям. – Он более не питает надежд на брак между вами и эрцгерцогом и не хочет понапрасну терять время.

– Отпустим его? – вяло поинтересовалась она, не имея сил на возражения.

– Но ведь вы не собираетесь выходить за эрцгерцога? – спросил Сесил так, что его слова больше походили на утверждение.

– Я вышла бы, если бы он приехал. Но я не могу стать женой человека, которого не видела. Бог свидетель, я сейчас нахожусь в таком ужасном состоянии, что мне не до мыслей о замужестве. Слишком поздно спасать меня от войны. По правде говоря, я никогда всерьез не думала о браке с ним. Ведь эрцгерцогу нужна не я, а подписанные мною брачные бумаги. Потом он еще будет думать, ехать сюда или нет. Мне нужен не такой жених, а надежный друг. За все это время эрцгерцог ничего не пообещал. Так почему я должна давать ему гарантии?

Сесил не стал возражать. Ему приходилось видеть Елизавету в разные этапы ее жизни, к примеру под домашним арестом или в Тауэре, когда угроза казни была очень ощутимой. Но никогда еще она не выглядела столь безрадостной. Елизавета встречала королевой лишь второе Рождество, а ему казалось, будто она провела на троне полсотни лет, успев устать от всего и всех.

– Слишком поздно. – Елизавета вздохнула так, словно силы англичан уже были разбиты. – Французы теперь плывут невдалеке от наших берегов. Эрцгерцога они никогда не боялись. Знали, что разобьют его, как одолели герцога Арранского. Зачем мне австриец, если французские корабли плывут в Шотландию?

– Не поддавайтесь унынию, ваше величество, – сказал ей Сесил. – У нас остается договоренность с Испанией. Не все так мрачно. Мы можем победить французов и без эрцгерцога.

– Проиграть без него тоже можем.


Через три дня Елизавета созвала новое заседание Тайного совета.

– Я молилась, просила Господа наставить меня, всю ночь простояла на коленях, – сказала она. – Я не могу послать наших солдат в Шотландию, не решаюсь втянуть нас в войну. Корабли должны оставаться в гаванях, иначе мы действительно потеряем флот.

Члены Тайного совета опустили глаза. Сесил напрасно искал среди них хотя бы одного союзника. Все самое тяжелое, как обычно, выпадало на его долю.

– Ваше величество, корабли уже ушли.

– Ушли? – с ужасом повторила она.

– Флот снялся с якорей сразу же, как туда передали ваш приказ.

Елизавета застонала, схватилась за высокую спинку стула, боясь рухнуть, и завопила:

– Сесил, как ты мог это допустить? Почему разрешил им отплыть? Это же настоящее предательство!

Члены совета затаили дыхание, услышав страшное обвинение, которое грозило Тауэром.

Однако Сесил не дрогнул и спокойно ответил:

– Я всего лишь выполнил ваш приказ, – спокойно ответил главный советник. – Совершенно правильный и своевременный.


Двор ждал новостей из Шотландии. Они приходили: отрывочные, противоречивые, сеявшие дополнительную панику и не дававшие даже отдаленной картины реальных событий. Разговоры о войне вытеснили все придворные сплетни и слухи. Многие скупали золото и переправляли его в Женеву и Германию, чтобы было на что жить в изгнании. Вторжение французов воспринималось как неизбежность. Английские монеты обесценились почти до предела.

Никто не верил в королевский флот, уступавший противнику по числу кораблей и вооружению, да и в саму Елизавету, которую от страха охватило помрачение ума. Вскоре пришло ужасающее известие. Все четырнадцать кораблей, над которыми Елизавета тряслась как над собственными детьми, попали в шторм. Дальнейшая их судьба была неизвестна.

– Это все ты! – кричала Елизавета, готовая на глазах Тайного совета вцепиться в Сесила. – Если бы ты задержал их, они спокойно переждали бы бурю в гавани. У меня оставался бы флот, готовый сражаться. Где они теперь, мои корабли? Где?

Сесил молчал, поскольку сам ничего не знал о судьбе кораблей, а любые слова утешения стали бы сейчас кощунственными.

– Мои корабли! Мой флот! – стенала Елизавета. – Это ты виноват, Сесил. Твоя глупость и поспешность их погубили. Теперь наше королевство открыто для вторжения. Нам не на чем выйти в море навстречу французам. Да и некому. Сколько несчастных матросов отправилось на дно из-за твоей гадкой спешки!

Через несколько тягостных дней пришло новое известие. Корабли выдержали шторм. Из четырнадцати судов одиннадцать добрались до Шотландии и вошли в залив Ферт-оф-Форт. Получив оружие, продовольствие и иные припасы, шотландские лорды возобновили осаду Лейтского замка.

– Но три корабля все равно утонули! – причитала Елизавета, сидя перед камином в своих покоях.

Она до крови царапала кожицу вокруг ногтей и вообще была больше похожа на обиженную девчонку, чем на королеву.

– Потерять целых три корабля без единого выстрела!

– Зато одиннадцать достигли своей цели, – упрямо возражал ей Сесил. – Подумайте об этом. Одиннадцать кораблей бросили якорь в водах Ферт-оф-Форта и поддержали осаду Лейтского замка. Вы только представьте, каково сейчас Марии де Гиз. Крепость окружена, на рейде видны паруса английских кораблей.

– Но их только одиннадцать, – с поистине детской логикой твердила Елизавета. – Трех уже нет. Боже, только бы они не стали нашими первыми потерями из многих последующих. Нужно немедленно вернуть наши корабли, пока их у нас еще одиннадцать. Сесил, я должна быть уверена, что они доплывут. Я не могу рисковать.

– Полная уверенность в победе – это фигура речи, – спокойно ответил ей Сесил. – В реальной жизни ничего подобного не существует. Успех всегда сопряжен с риском, и вам необходимо решиться на него, ваше величество.

– Призрак, не требуй этого от меня.

Сесил знал: еще немного – и на него обрушится бесконечный град обвинений, упреков, угроз и так далее, за которыми последуют слезы.

– Ваше величество, приказ отменять нельзя.

– Я очень боюсь.

– Вам сейчас нельзя позволять себе быть женщиной. Разумом и духом вы должны превратиться в мужчину. Елизавета, вы умеете быть храброй. Вы настоящая дочь своего отца. Так сыграйте сейчас короля, а не королеву. Были моменты, когда я искренне восхищался вашей смелостью.

Ему показалось, что он задел нужную струну и лесть придаст ей храбрости. Елизавета вскинула подбородок, у нее зарделись щеки. Но это длилось не более минуты.

Затем огонь в ее глазах погас, она понуро опустила плечи и призналась:

– Не могу. Никто не ждал, что я стану править железной мужской рукой. Я этого не умею. Я всего лишь женщина. Неглупая, способная надевать нужные маски. Но сражаться в открытую я никогда не умела, не пойду на это и сейчас. Войны не будет.

– Все же вам придется научиться вести себя как король, – предупредил ее Сесил. – Когда-нибудь вы скажете: «Я всего лишь слабая женщина, но могу превращаться в короля, когда обстоятельства требуют». Каждый человек, правящий в одиночку, должен быть королем независимо от пола.

Елизавета покачала головой. Сейчас она была похожа на маленького упрямого мула с рыжей гривой.

– Я не решусь.

– Поймите, нельзя возвращать корабли в Англию. А вот объявлять французам войну – сейчас самое время.

– Нет.

Сесил помолчал, проверяя собственную решимость. Убедившись в том, что исчерпаны все доводы и попытки убедить королеву, главный советник достал из внутреннего кармана заранее заготовленное прошение об отставке.

– Тогда я прошу вас меня уволить.

– Это еще что такое? – настороженно спросила Елизавета, увидев бумагу.

– Прошение о моей отставке. Я более не могу вам служить. Время сейчас тревожное. На карту поставлено существование нашего королевства. Если вы не желаете прислушиваться к моим советам, то я не должен давать их вам. Я не сумел убедить вас, значит, от меня в теперешней должности нет никакой пользы ни вам, ни королевству. Я готов помогать вам в любом другом качестве. Вы знаете, насколько дороги мне. Я отношусь к вам как к родной дочери. Но зачем вам я, если вы не слушаете моих советов? Скорее всего, я просто плохой советник, если так и не сумел убедить вас отправить нашу армию в Шотландию.

Елизавета побледнела до такой степени, что Сесил испугался, не случился бы с нею обморок.

– Ты затеял эту нелепую шутку, чтобы выбить из меня согласие? – прошептала она.

– Нет.

– Ты не можешь меня оставить.

– Я вынужден это сделать. На моем месте должен находиться другой человек. Тот, кто сумеет найти более убедительные доводы, к словам которого вы будете внимательнее прислушиваться. Во мне же вы теперь видите чуть ли не врага государства. Я не однажды слышал от вас обвинения в предательстве и измене. Меня перестали принимать всерьез. Я стал таким же ненадежным и неполновесным, как английские деньги.

– Призрак, о чем ты? Кто это не принимает тебя всерьез? Ты же знаешь…

Он низко поклонился и продолжил:

– Я готов служить вашему величеству на любом другом посту, стать поваром или садовником. Я не сочту это позором или крушением своей карьеры. Меня будет утешать сознание того, что там я принесу ощутимую пользу вашему величеству.