Конечно, впервые он посмотрел запись еще тогда, когда Алиса только отдала ее. И Анду тогда же показал. А после — передал флешку надежному безопаснику и теперь изучал отчет о том, где именно стояла камера, с какого места и ракурса велась съемка, каким регистратором она была сделана и все прочее, что только можно было узнать из мета-данных этого крайне увлекательного «домашнего» кино.

К счастью, кто бы ни устанавливал ту камеру в кабинете, который вот уже несколько лет принадлежал Вику, а тогда еще принадлежал бывшему владельцу, он не поскупился на марку устройства. Так что и качество съемки было хорошим, и вид камеры легко опознаваемой.

Но что это давало Вику?

Ну, стояла камера на полке с наградами, стилизованная под какую-то похожую фигню. Ну, стояла. Возможно, прежний владелец отеля любил снимать себя самого за работой. Или таких камер у него было много, и он снимал, что у него происходило в кабинете круглые сутки.

Опять же, Вик прекрасно помнил причину, по которой тогда буквально набросился на урода. И забыть эту причину ему не давало все то же самое видео и ракурс съемки.

И мысль о том, что где-то у кого-то есть начало этой самой записи, на котором хорошо видно, как Алиса ублажает ублюдка ртом… Эта мысль не давала покоя. Ну не может же это храниться у самой Алисы! Не настолько же она извращенная дрянь!

Или настолько?

Риторический вопрос, на который Вик давно не хотел знать ответ. Но который, кажется, ему все-таки придется ей задать. Потому что бесполезно просить адвоката придумать достойное объяснение заснятому, если в любой момент могла всплыть другая часть записи. Например, та, где предыдущий владелец отеля ставит подпись на документах, харкая кровью на пол.

Как только Вик тогда не забил его до смерти? Он и сам не знал. Ведь его тогда никто не оттаскивал от ублюдка. Вик бил его столько, сколько сам хотел.

Просто он тогда делал это, чтобы не трогать женщину, забившуюся под стол. Потому что по губам той красивой рыжеволосой женщины, которую до этого Вик будил поцелуями каждое утро, стекала мерзка белая густая капля чужой спермы.

И когда Вик так никстати снова вспомнил о ней, и о том, что хоть Алисы и не видно на куске записи, которую она отдала ему, она тоже там — прячется под столом, в дверь постучали.

— Игорь Андреевич, — каким-то неожиданно слишком сухим официальным тоном к нему обратилась София, — к вам госпожа Ритер.

И не дожидаясь разрешения, его помощница посторонилась, пропуская Алису.

***

Аня

С каждым шагом в нужном направлении ноги Ани словно наливались свинцом, а в животе разрасталась черная дыра.

Сбежать и как можно скорее — вот единственное, чего она сейчас хотела. Может не на весь день. Может, стоило смалодушничать только до обеда: заняться срочными уборками номеров, потом убедиться, что сестры и Игоря Андреевича нет на месте, а затем прямо ей или ему на стол тихо положить заявление, которое она сейчас держала сведенными от напряжения пальцами…

Но нет. Аня понимала, что это ничего не даст. Что неприятных разговоров и новых несправедливых обвинений все равно не избежать. И пусть ей до слез в горле не хотелось вновь видеть пренебрежение на лице Вика или разочарование на лице сестры, она упрямо заставляла себя переставлять ноги.

Шаг за шагом. Шаг за шагом.

Она не замечала ни обстановку вокруг себя, ни проходящих мимо людей. С кем-то машинально здоровалась. Кому-то протокольно улыбалась…

В прохладной модной приемной Игоря Андреевича никого не было. Из двери его кабинета не доносилось ни звука. Неужели ей повезло? Неужели именно сейчас тут нет никого?

Но все же…

Рискнув, она аккуратно постучала в дверь его кабинета. В конце концов, услышав его ответ, она легко сможет передумать заходить туда. Но ответа не было.

Набравшись смелости, она повернула ручку…

Дверь открылась легко и бесшумно, предоставив ей возможность полюбоваться на очень странную картину.

Оказывается, Вик был здесь. Как и ее сестра, которую он сейчас страстно целовал, прижимая к темной столешнице основательного огромного стола. И все это происходило на глазах у той самой рыжеволосой женщины, на день рождение к которой Аня недавно так неожиданно оказалась приглашена. Рыжая стояла молча и смотрела на происходящее со скучающе-злобным выражением лица.

Но вот поцелуй закончился, Вик оторвался от раскрасневшейся Сони, выпрямился и со словами:

— Надеюсь, ты меня поняла? — посмотрел в сторону открытой двери — и замер.

В ту же минуту Аню наконец-то заметили и другие присутствующие. Но раньше, чем все трое успели опомниться от шока, а Аня смогла полностью осознать, свидетелем чего именно она только что стала, она быстро прошла вперед. Так же быстро положила на тот самый стол исписанный аккуратным крупным почерком белый лист, и выбежала за дверь раньше, чем кто-то смог бы ее задержать.

***

Николай (Анд)

— Ты предоставил ему все отчеты? — спросил Николай начальника службы безопасности отеля: шкафообразного детину, выгодно отличающегося на фоне своих подчиненных острым техническим умом.

— Да, я сделал все так, как вы и сказали.

— И что он спросил? Что еще просил узнать?

— Ничего. Но он понимает, что это — только часть записи.

Николай кивнул. Что ж, пока все идет так, как надо.

— А о чем-то другом не спрашивал тебя? Например, про Ларину?

— Нет. Но я встретил в холле госпожу Ритер. Она направлялась к нему.

— Это хорошо, Михаил. А пока подготовь мне копию той части записи, что сейчас у Игоря Андреевича, и сделай еще копию всего видеоролика.

— Конечно, Николай Дмитриевич, — кивнул безопасник и ушел выполнять приказ, оставив Николая в одиночестве у себя в кабинете, обставленном на первый взгляд просто, но на самом деле — баснословно дорого.

Впрочем, совсем компания у Николая была в виде бутылки очень дорого коньяка. Плеснув из нее в фужер и пригубив королевский напиток, Николай распаковал сигару, раскурил ее и задумчиво посмотрел на медовые блики в гранях хрусталя в его руке.

Что ж, вот наконец-то можно немного и передохнуть. А то той самодеятельностью с Аней ревнивая рыжая сучка Алиса чуть не испортила ему все планы. Но ничего. Потом, позже, когда задуманное свершится и он станет мэром этого прекрасного и очень богатого города, он решит, как она будет отрабатывать ему потраченные нервы.

А сейчас же ее умение портить мужчинам кровь ему только на руку. И пока Вик пытается разобраться со всем этим гаремом и проблемами, которые ему создает госпожа Ритер, он не будет смотреть по сторонам.

И, конечно, жаль, что не получилось подсунуть ему Еву. Эта преданная ему девочка умница и все сделала бы правильно. Но наивная глупышка Аня так легко поддается на очевидные манипуляции, что он уверен — проблем с ней у него тоже не возникнет.

Глава 14. Загнанная в угол

Аня

Больше всего на свете Аня боялась, что кто-то сейчас бросится ее догонять. Не важно, кто это будет: Соня или Вик. Но видеть, слышать или хоть как-то приближаться к любому из них она больше не собиралась.

О! Да зачем она вообще села в тот поезд?! Почему не поехала в какой-нибудь другой город? Или к какому-нибудь другому морю?

Да и самого моря она уже сколько не видела? А ведь она приехала сюда начать новую жизнь, развеяться, оставить в прошлом обманы и подставы.

Ничего! Вот закончится эта смена, она уйдет с отеля, решит все свои срочные проблемы и отправится на ближайший же приличный пляж. Будет загорать там до черноты, а потом искать себе нормальное место работы. Где никто не будет стремиться сделать кому-то плохо ради сомнительной выгоды. И где не нужно бояться за собственную жизнь или за жизнь родных и близких. Которых, в принципе, все равно нет.

Жаль, новых родственников выбрать нельзя! И сейчас Аня как никогда понимала, что ей жизненно необходимо научиться обходиться без них. Потому что единственное, на что способны все, кого она подпускает к себе ближе или кому начинает доверять, это предательство.

Бывший жених, бывшая подруга, бабушка, сестра, Вик…

Закрывшись в темном, холодном и душном подсобном помещении, до которого она добежала сама не помня как, будто телепортировалась с одной комнаты в другую, Аня привалилась спиной к двери и медленно сползла на пол, тихо рыдая.

Соленые слезы текли по щекам, казалось, вечность. Нет, ей не было жалко себя. Но в ней только что окончательно умерла та доверчивая девочка, которая так жадно искала любви. И эту девочку нужно было оплакать.

***

Слезы закончились также внезапно, как и начались. Успокоившись, обсушив лицо салфеткой и пару раз глубоко вздохнув, Аня быстро переплела чуть растрепавшуюся косу, поправила униформу и заглянула в телефон. Пропущенных вызовов не было.

Это радовало.

Меньше всего на свете она сейчас хотела быть хоть кому-то нужной.

Зато вспомнилось, что вчера Игорь-Вик зачем-то звонил ей. Утомленная отсутствием сна и ссорой с сестрой, Аня сперва не придала этому значения, а теперь чувствовала, что и не желает знать ни причин его звонков, ни мотивов его действий. Он — всего лишь человек, который привык получать все, что хочет и не умеет слышать отказ. И ее сопротивление его ласкам — вот то, что разозлило этого самовлюбленного типа настолько, что тот решил обвинить ее в собственных грехах.

Подведя этим для себя черту, Аня достала список номеров на сегодня и, вооружившись огромной тележкой со всем необходимым, пошла работать. Уволят ее сегодня, не уволят — она не знала. Но злить старшую по смене больше, чем она ее уже разозлила, ей совсем не хотелось. Кто знает, чем напоследок эта женщина могла отплатить ей. Ведь когда даже самые близкие предают, можно ли ждать порядочности от чужих людей.

И вскоре простая рутинная работа поглотила ее с головой.

***

Но вовремя уборки одного из номеров, в дверь комнаты легко постучали. Аня как раз перестилала белье, расправляя простынь так, чтобы ни одной складочки на ней не было, и отвлечься на стук не смогла. Поэтому момент, когда в простой двуместный семейный номер в окружении плотного шарма сладких цветочных духов вплыла знакомая рыжая особа в легком черном платье, она пропустила. Иначе бы просто не дала ей сюда войти.

— Посторонним в номера входить нельзя, — разозленно заметила Аня.

— Тогда давай поговорим в холле, — нашлась рыжая, отвечая настолько вежливым и спокойным тоном, что Анина злость тут же раскалилась до ярости. Да за кого она ее принимает? За дуру что ли?

— Мне не о чем с вами разговаривать. Мы даже не знакомы.

— О, это как раз не совсем так, — продолжала рыжая, словно не замечая, как кривится Анино лицо. — Я про тебя знаю очень много чего. Ты — Анна Ларина. А меня зовут Алиса Ритер. Можешь звать меня просто Алисой.

— Я никак вас звать не собираюсь. Вам лучше уйти из номера. Иначе я вызову охрану.

— О! Какая похвальная преданность. Интересно только, кому? Сестре, которая встречается с твоим любовником-начальником, или как раз ему, которому все равно, с какой из вас спать. Последнее, кстати, абсолютная правда. Можешь мне поверить. Я Вика давно и очень хорошо знаю.

И, наверное, эта Алиса могла бы и дальше продолжать говорить о Вике, Соне и еще фиг знает ком что-то еще столь же неприятное. А Аня могла бы на это вспылить или действительно вызвать охрану. Но повнимательнее глянув на рыжую, Аня поняла, что это женщина сейчас добивается только одного: она хочет втереться к ней в доверие, как делали все остальные, и использовать ее в какой-то очередной игре.

И если Аня ее сейчас выпроводит, то может так и не узнать, что происходит вокруг. Потому что почти наверняка такая женщина, как эта рыжая, прекрасно провернет все, что задумала, и без Аниного участия. Только вот быть слепым котенком, которого каждый ставил куда и как хотел, Аня больше не собиралась.

Вот если немного подыграть этой Алисе, она расслабится и уж точно расскажет Ане хоть что-то, что поможет ей лучше понимать ситуацию. А разыграть из себя «внимательные уши» и того, кто обижен на сестру и «бойфренда», Аня могла легко. Обиду вот даже играть не пришлось бы!

Значит, решено. Она поговорит с рыжей обо всем, о чем рыжая сама захочет говорить. И Аня, поправив на кровати последнюю складочку, кивнула в сторону одинокого кресла.

— Присаживайтесь. У меня есть пара минут. К сожалению, не больше. Чем я вам могу помочь?

Дважды просить Алису не пришлось. Она тут же процокола по полу и словно кошка вольготно села в указанном Аней кресле.

— На самом деле, мы обе можем друг другу помочь, — заворковала она, сканируя Аню щупом изучающего взгляда, так не вязавшегося с участливым тоном голоса и какой-то равнодушной позой.