— Поговаривают, будто вы тоже решили заняться разведением лошадей, — невольно обронил Мерриуэзер.

— Верно, но я не делаю никакой тайны из этого.

— Поговаривают также, будто вы ухаживаете за моей дочерью.

— Из этого я тоже не делаю никакой тайны. Весь Лондон знает об этом. — Уэстон пожал плечами с небрежным видом, словно ему было безразлично, что о нем говорят.

Томас закусил губу. Нарочитая небрежность в вопросе, касавшемся его дочери, раздражала его. Он мысленно себя одернул, напомнив, что Генри Уэстон относится к числу привилегированных особ, считающих, будто весь мир создан для того, чтобы удовлетворять их желания. Как часто ему приходилось иметь дело с подобными типами!

— Поговорим начистоту. Мне нравится ваше умение разбираться в лошадях в отличие от вашей репутации, которая оставляет желать лучшего. Скажу прямо, вы не тот человек, которого мне хотелось бы видеть рядом с моей дочерью.

— Неужели? — с презрительным высокомерием бросил Уэстон. — Мне кажется, вашей дочери виднее, с кем ей нравится быть.

Томас кивнул с мрачным видом, но одновременно заметил, что, несмотря на нарочитую небрежность, Уэстон невольно сжал кулаки. Это выдавало его волнение.

— Вы говорите, что вам понравилась резвость моей Пенелопы?

Резкая смена темы разговора заставила Уэстона нахмуриться, тем не менее он согласно кивнул.

— Так вот, я готов отдать ее вам с тем условием, что вы оставите Диану в покое.

Удивление на лице Уэстона почти мгновенно сменила очевидная ярость. Он резко развернулся и быстро зашагал прочь.

— Уэстон, постойте.

Генри тут же обернулся и зло произнес:

— Думаю, нам больше не о чем говорить.

— Напротив…

— Сэр, я советую вам все хорошенько обдумать, прежде чем повторить ваше оскорбительное предложение. У меня чертовски чешутся кулаки проучить вас как следует за такие слова. Но я не хочу обижать вас, так как, вне всякого сомнения, это расстроит Диану, а она и так страдает. Она даже готова выйти замуж за нелюбимого человека, полагая, что брак с холодным как рыба, правильным во всех отношениях джентльменом, позволит ей избежать в будущем душевных потрясений.

Такие слова пришлись Томасу по душе. Генри Уэстон предстал перед ним совсем в ином свете. Судя по всему, Диана была ему далеко небезразлична.

— Вы… тревожитесь о ней. — Томас вовремя спохватился, заменив глагол «любите» на более нейтральный. Впрочем, у него не осталось никаких сомнений в том, что Уэстон любит его дочь. Это было видно невооруженным глазом. Вместе с тем очевидно, что Генри не отдает себе отчета в полноте своих чувств. Томас решил действовать осторожнее, ему уже не хотелось отталкивать от Дианы этого молодого человека. У него начал складываться иной взгляд на происходящее, отличный от взгляда жены.

— Да, — не скрывая досады, отвечал Уэстон.

— Простите меня, я в вас ошибся. Если вы в самом деле волнуетесь о ней, в таком случае даю вам свое благословение, хотя оно ничего не стоит. Диана не хочет меня знать, она даже отказалась от наследства, предложенного мной. Вот поэтому я прошу вас взять в виде подарка Пенелопу. Недавно я повязал ее с Зефиром. Этот жеребенок обязательно будет чемпионом.

— Мистер Мерриуэзер…

Но Томас перебил Уэстона:

— Поверьте мне, разводить лошадей нелегкое дело, особенно на первых порах. Я испытал это на собственной шкуре. Взамен я прошу вас приехать ко мне после свадьбы, мне надо поговорить с дочерью.

— Если вы не против продать мне Пенелопу, тогда назовите вашу цену. Может, мы сойдемся в цене. Хотя наш разговор довольно необычен: сперва вы мне советуете убрать руки подальше от Дианы, затем предлагаете Пенелопу в качестве взятки. Не правда ли, тут нет никакой логики. Кроме того, да будет вам известно, Диана не хочет выходить за меня.

Томас весь как-то сник. В какой-то миг казалось, что ему удалось избавиться от тяжкого бремени, давившего все эти годы на его плечи, как вдруг этот тяжкий груз опять придавил его.

— Я просто попытался сделать что-нибудь, — промолвил он. — Откровенность за откровенность, больше я не буду вам надоедать. Диана в детстве была такой озорницей, любила играть, особенно в прятки. Она очень сильно изменилась после того… — он помолчал, прежде чем закончить предложение, — …как я расстался с ее матерью. Я наблюдал за ней все эти годы, очень осторожно на расстоянии, и не мог не заметить происшедшей с ней перемены. Она стала более скрытной, не такой общительной и доверчивой, как в детстве.

— А мне кажется, ваша дочь не так уж сильно изменилась. Она по-прежнему очень ловко умеет убегать и прятаться.

Едкий сарказм, прозвучавший в словах Уэстона, не остался незамеченным для Мерриуэзера. Линнет в письме просила выяснить, насколько глубоки чувства Уэстона к их дочери. Судя по всему, молодой человек был влюблен в Диану. Уэстон мог бы помочь ему… стереть все разногласия, разделявшие его семью. Однако молодой человек был упрям и своенравен, точно так же как и Томас много лет назад. Он легко мог наломать дров и все испортить. Надо помочь Уэстону, подсказать, как лучше всего следует действовать.

— Я сказал вам, что Диана любила прятаться, но еще больше ей нравилось, когда ее находили. Вы первый человек за все эти годы, кто смог найти ее. Она так привыкла прятаться, что боится вылезти из той скорлупы, в которую себя заключила. Если вам небезразлична моя дочь, тогда ради вашего с ней счастья боритесь, не отступайте, чтобы потом не пришлось горько раскаиваться.

Глава 13

«Когда вы получите мое письмо, наверняка узнаете из газет о шокирующем происшествии, угрожавшем жизни нашему монарху, которое случилось в театре «Друри-Лейн». Никого из наших не было на представлении, хотя вы знаете, как моя мать любит игру Сиббера. Впрочем, после того, что произошло, фарс на сцене перестал быть смешным…»

Из письма графини Данстон ее тетке вдовствующей маркизе Шелдон.


Хотя Генри едва ли не с радостью выслушал совет, данный ему мистером Мерриуэзером, завзятым лошадником и опытным заводчиком, что вызывало у такого же ярого лошадника, каким был Генри, должное уважение, после недолгих раздумий он решил, что не стоит следовать данному совету, а лучше оставить Диану в покое. Генри даже до разговора с отцом Дианы подумывал все бросить и забыть, но, к своему удивлению, вдруг обнаружил, что не может.

Генри заявился на скучнейшее, совершенно безынтересное для него суаре по одной-единственной причине — здесь должна была появиться Диана. Он несколько раз пытался увидеть ее в Лэнсдаун-Хаусе, но всякий раз получал от ворот поворот: его не принимали, с ним не хотели разговаривать.

Прислонившись к стене, Генри наблюдал за разворачивающимся перед ним действом. Он не хотел лукавить, некоторые балы ему очень нравились, но сейчас он искал не развлечений, а Диану.

Нет, он не выслеживал ее. Он мог бы подослать своего лакея Джаспера в Лэнсдаун-Хаус, чтобы выведать у какой-нибудь служаночки, где собирается быть ее госпожа. Но он не принадлежал к числу тех, кто ради достижения нужной цели не брезгует никакими средствами. Немного поколебавшись, он отверг этот не совсем приличный план. Для людей его круга и положения в свете существовали другие, более благопристойные способы добиться своего.

Выслеживать, шпионить за Дианой Генри не собирался. Он считал своим долгом спасти Диану от брака с занудой Стикли. Несмотря на все усилия и поиски слабого места у своего противника, положение Стикли выглядело безупречным. Баронет не имел никаких любовных связей, он не слыл забиякой и не сражался на дуэлях, его финансовые дела были в прекрасном состоянии. Единственным слабым местом Стикли оказалось его незнание лошадей и отсутствие вкуса в подобных делах. Генри как-то раз разговаривал об этом с Дианой, которая тонко чувствовала лошадей и хорошо в них разбиралась. Она ясно дала ему понять, что это пустяк, который не помешает ей выйти замуж за Стикли.

А вот заставить ее выйти замуж за себя у Генри не получалось. Нет, возможностей сделать ей предложение у него было предостаточно, но зная умонастроение Дианы и ее отношение к нему, рассчитывать на успех было бесполезно. И тогда у него возникла коварная мысль: для того чтобы заставить Диану выйти за него, надо ее скомпрометировать. Мысль была недурна и к тому же легко осуществима, но от нее пришлось отказаться. Это вызвало бы скандал, который Диана никогда бы ему не простила.

А ему больше всего хотелось видеть ее счастливой. Иногда Генри пытался убедить себя в том, что Стикли действительно хорошая пара для Дианы. Если она довольна им, а Стикли все-таки неплохой человек, ну что ж, пусть тогда выходит за него. А что Генри оставалось делать? По своей воле она за него не хотела, а принудить ее, как бы ему ни хотелось, он тоже не мог. Добром бы это не кончилось.

После недели слежки и преследований — да, черт возьми, он бегал за ней — ему, наконец, удалось разглядеть, что скрывается под маской холодной вежливости, которая словно приклеилась к ее лицу.

На рауте в доме Тиверторна он прокрался к буфету, когда Диана выбирала прохладительные напитки. Их взгляды встретились, прежде чем она отвернулась, и Генри разглядел в ее глазах недоумение, растерянность, неуверенность — все что угодно, но только не счастье.

Если бы Диана была счастлива, он нашел бы в себе силы отказаться от нее, а теперь ему нельзя отступаться. Он будет преследовать ее, пока не добьется объяснений.

Генри с мрачным видом смотрел на лорда Брантли, танцевавшего с Дианой. Про себя он решил, что в следующий раз, когда встретится с Брантли на ринге в клубе Джексона, он вздует его как следует. Если он нахал, то Брантли неисправимый повеса. Черт, Генри разозлился. Почему Диана так покраснела? Что такого мог нашептать ей на ухо этот шалопай? Скосив глаза, Брантли бросил на Уэстона насмешливый взгляд, в котором сквозила явная издевка. Он откровенно упивался страданиями поклонника, отвергнутого Дианой.

Брантли, видимо, пронюхал об их размолвке. Как только танец закончился, он повел Диану к ее матери. Проходя мимо Уэстона, Брантли опять ехидно ухмыльнулся. Настроение Генри стало еще хуже, когда он заметил Стикли, беседовавшего с леди Линнет. Шепнув что-то на ухо матери, Диана направилась в сторону дамской комнаты. Не теряя ни секунды, Генри устремился за ней.

Не оглядываясь по сторонам, Диана знала, что Генри следует за ней на расстоянии. За последние месяцы она привыкла к такой игре, и хотя умом она понимала, что этому пришел конец, что-то внутри нее желало продолжения. При мысли, что ее ждет, когда Уэстон настигнет ее в укромном месте, ее плоть трепетала в сладостном предвкушении.

Диана задержалась неподалеку от дверей дамской комнаты, чтобы позволить ему нагнать ее.

— Я тут все разузнал, — прошептал Генри. — Третья дверь направо, за ней небольшая комната для переодеваний. Когда вы можете поговорить со мной — прямо сейчас или чуть позже, после того, как приведете себя в порядок?

— А что, если я вообще не хочу с вами разговаривать?

— Решайте быстрее, времени у нас немного. — Он прошел мимо нее, чуть дальше по коридору, и исчез за указанными по счету дверьми.

Диана колебалась недолго и быстро проследовала за ним. Он прав, им надо поговорить. Диана жалела, что между ними все кончено. За неделю, прошедшую с момента их размолвки, она множество раз прокручивала в голове их последний разговор. Она могла бы объясниться как следует, но ее объяснению помешал некстати появившийся сэр Сэмюель. Зато теперь она поговорит с ним, и они расстанутся… друзьями.

Быстро оглянувшись, Диана открыла дверь и юркнула внутрь. Комната для переодеваний оказалась побольше кладовой для белья, но ненамного. В ней даже было одно небольшое окно, сквозь которое лился лунный свет, освещавший скромную донельзя обстановку. Стол, стул, комод и низкая скамейка у окна.

И сам Генри.

В одной рубашке с закатанными рукавами. Сюртук и перчатки он бросил на скамейку. Сердце у Дианы подпрыгнуло и быстро застучало. Как это ни странно, но в одной рубашке он казался еще больше и привлекательнее.

— Да ты здесь расположился, как у себя дома, — пошутила она.

— Я не знал, как долго ты заставишь себя ждать. Здесь очень душно, открыть окно на улицу я побоялся, могут заметить с улицы.

— Итак, что ты хотел мне сказать? — спросила Диана.

— Разве ты не знаешь?

Бархатистый тембр его голоса, как всегда, действовал неотразимо, он ласкал, нежил, но в его глубине, как это ни странно, чувствовалась… мольба.

«Это невозможно», — сказала про себя Диана.

Конечно, он хотел ее, но разве она ему нужна? А он, разве он ей нужен? Нужда в другом человеке очень опасна, ибо пробуждает сильные чувства. Диана замотала головой, пытаясь прогнать непрошеные мысли.