Салли Боумен - Любовники и лжецы. Книга 1

Паскаль швырнул ее в коробку. «Потом», – решил он. Эта чертова посылка и без того задержала его. Он схватил портфель, кофры с камерами и старую потрепанную сумку с неумело уложенными вещами. Паскаль открыл дверь, и до него донесся голосок дочери. Следующий день посещения – через неделю. На него вдруг накатила такая волна любви и желания защитить это маленькое существо, что несколько секунд Паскаль не мог двинуться с места.

Он стоял на лестничной клетке, невидящим взглядом уставившись в панораму крыш на фоне блеклого, грязно-свинцового неба Дождь сегодня, дождь вчера, дождь позавчера… Бесконечная зима «Весна!» – подумал он и на короткое мгновение буквально кожей почувствовал прикосновение всех весен его детства, а также неотделимые от них оптимизм и восторг. Он вновь почувствовал запах полей и виноградников, дубовых рощ своего отрочества. Услышал, как зовет его мать сквозь бесконечное золото долгого полудня, увидел, как внизу, в долине, вьется речка и с приближением весеннего вечера свет кругом становится серебристым.

Теперь тот дом продан, а мама умерла. Снизу его окликнула дочь. Взвалив сумки на плечи, Паскаль побежал вниз по ступеням.

Дом, в котором обитал Джонни Эплйард, располагался в юго-западной стороне Грэмерси-парка. Это было высокое здание в готическом стиле с башенками. Хулио Северас, курьер СМД, обслуживавший этот район Нью-Йорка, прибыл сюда около десяти утра. Стоял ясный холодный день. Ночью выпал снег, и теперь тротуар перед домом Эплйарда был мокрым. Хулио остановился, чтобы полюбоваться массивным портиком здания и его блестящими мраморными ступенями. Хулио нравилась его работа: она позволяла ему увидеть, как живут другие люди. Войдя в подъезд, он с любопытством осмотрелся. Темные деревянные стены, мозаичное окно. «Красиво, – подумал он, – прямо как в церкви!»

Портье-грек не выразил ни малейшего желания поговорить. Он молча повел Хулио к лифту, также отделанному деревянными панелями и с маленькой, обитой кожей, табуреткой. Лифт управлялся вручную. Хулио изумленно наблюдал, как портье потянул за веревку и лифт легко пошел наверх. Должно быть, там был встроен какой-то хитрый механизм, какая-то система противовесов.

– Что за система? – спросил Хулио. – Без электричества работает?

Портье ткнул пальцем в отполированную до блеска медную дощечку, на которой значилось: «Лифты Отис. 1908 год».

– Настоящий, – сказал он, – с ручным приводом. Стопроцентная надежность. Единственный в Нью-Йорке.

– Настоящий антиквариат, да? – заметил Хулио и постарался запомнить полученную информацию, чтобы вечером поделиться ею с женой. Ей тоже было интересно все, что связано с жизнью богачей. Она просто обожала слушать рассказы на эту тему.

– Дорогой, наверное, дом. Классный, – успел добавить Хулио, пока грек поднимал его на верхний этаж.

Портье ответил ему довольным взглядом, открыл лифт, и они оказались на сияющем паркете, прямо перед высокой дверью из черного дерева. Грек надавил кнопку звонка и в ожидании встал плечом к плечу с Хулио. Из-за двери доносились громкие звуки рока.

Хулио вздохнул и теперь уже сам позвонил в квартиру.

– У вас тут наверняка куча всяких знаменитостей? Рок-звезды, артисты, разные там люди искусства?

Портье смерил его ледяным взглядом.

– Слушай, я ведь еще внизу сказал тебе, что мистера Эплйарда сейчас нет. Вот видишь, никто не открывает. Так может, все-таки оставишь эту посылку мне, а я передам?

– Нет, – ответил Хулио, – не оставлю.

Портье только занес руку, чтобы позвонить еще раз, как вдруг дверь неожиданно распахнулась и в нос пришедшим ударил сильный запах розового масла. На пороге стояла восхитительная девушка, закутанная от шеи до колен в белый махровый банный халат. Когда она увидела двух мужчин, лицо ее вытянулось.

– А я-то думал, это Джонни, – медленно протянула она низким голосом.

Хулио моргнул. Приглядевшись, он обнаружил свою ошибку: перед ним стояла не молодая женщина, а молодой мужчина Юноша с чистой оливковой кожей, синими, как гиацинты, глазами и длинными густыми светлыми волосами. Расчесанные волосы доходили ему до плеч, а одна влажная прядь прилипла к шее. С мочки правого уха свисала золотая сережка, а на правом запястье был узкий золотой браслет. Парню было лет двадцать, он был высок и строен. Потрясающий парень! Пол его можно было определить только по голосу. Если бы Хулио встретил его где-нибудь на улице, то прошел бы мимо и даже не подумал, что это мужик. Господи Иисусе! Хулио почувствовал, что краснеет. Он опустил глаза и стал смотреть на босые ноги парня.

– Посылка для мистера Эплйарда, – высокомерным тоном объявил грек, ткнув большим пальцем в Хулио. – Говорил я ему, нет мистера Эплйарда. Верно ведь? Я не видел его уже несколько дней.

Эти слова прозвучали странно, словно некая подсказка. Юноша вспыхнул. Поглядев на него, Хулио увидел, что он едва сдерживает слезы.

– Сейчас нет, – словно защищаясь, ответил он. – Но я думаю, он скоро вернется. Сегодня вечером, а может, даже раньше. – Юноша протянул свою тонкую руку, чтобы взять посылку. – Я передам ее Джонни сразу, как только он придет. Мне нужно где-нибудь расписаться?

Хулио передал ему посылку. Парень говорил с деревенским акцентом, медленно, чуть запинаясь. «Наверное, откуда-то с Запада», – подумал Хулио. Юноша разглядывал посылку со всех сторон с детским любопытством. Он слегка потряс ее, а потом прочитал надпись на приклеенной сверху таможенной декларации: «Предметы одежды. Подарок ко дню рождения».

– Ко дню рождения? – удивленно вскинул он глаза. – Но у Джонни день рождения будет только в июле. Он Лев, как и я. Кто-то поторопился на шесть месяцев. Странно!

Он снова легонько потряс коробку. Изнутри послышался какой-то звук. Хулио взглянул на портье.

– Он здесь живет?

– Живет, живет – куда денется? Стиви – дружок мистера Эплйарда, правильно, Стиви? – ухмыльнулся грек. – Уже три года тут живет, а может, и все четыре. И так хорошо присматривает за мистером Эплйардом! А когда того не бывает, то за его квартирой.

Хулио стало жаль мальчишку. Намеки, прозвучавшие в голосе портье, были очевидны, его высокомерие уже граничило с грубостью. Грек вертелся на каблуках, ухмыляясь и разглядывая юношу с головы до ног. Хулио ждал, что Стиви вот-вот вступится за себя и поставит зарвавшегося швейцара на место. Что, в конце концов, этот тип воображает о себе? Обычный наемный холуй!

К его удивлению, парень даже не сделал попытки постоять за себя. В некотором замешательстве, широко раскрытыми глазами он смотрел на швейцара, будто думая, что сказанное является комплиментом. Хулио с неодобрением поглядел на портье, вынул свою папку и вместе с ручкой протянул ее парню. Тот поставил на квитанции непонятную закорючку.

– Желаю вам хорошего дня, – произнес Хулио, желая хоть как-то загладить бестактность швейцара. Юноша кивнул, застенчиво улыбнулся и закрыл дверь, оставив после себя на лестничной площадке запах розового масла.

– Пидоры сраные! – смачно сказал грек и с злобной ухмылкой взглянул на Хулио. – Бедный маленький Стиви! Каково ему жить без штуковины мистера Эплйарда! Испереживался бедняжка, видал? Прямо чуть не плачет, Боже милостивый! А мистер Эплйард уж неделю носу сюда не кажет. Наверное, нашел еще какого-то сопляка и забавляется с ним. Хотя насрать мне на все это!

Они спустились вниз, и грек вперевалку вышел в вестибюль. Хулио последовал за ним. Он чувствовал симпатию к этому мальчишке и прикидывал про себя, как вечером будет пересказывать все это жене, что добавит, о чем умолчит. Именно это Хулио нравилось в его работе больше всего. Это было как кино: маленькие кусочки из жизни других людей.

– Так этот Эплйард… – Уже оказавшись в дверях, он сделал последнюю попытку узнать побольше. – Что-то мне его имя кажется знакомым. Может, я о нем слышал. Кто он – певец, музыкант?

– Он работает для газет. Все время ошивается возле знаменитостей. Скупердяй, каких свет не видывал. Да они все такие, эти красавчики.

– Но каждый по-своему, верно? – произнес Хулио, испытывая неудобство. Портье закатил глаза. – А этот Эплйард, он ведь постарше, наверное?

– Сорок лет, и уже – заслуженная жопа. Король говнюков.

Швейцар одарил курьера еще одной злобной ухмылкой и захлопнул дверь.

Джованни Карона служил курьером СМД в Венеции. Это была его временная работа. Джованни только что женился, по-прежнему жил у родителей и копил на новую квартиру, а посылки развозил, только когда появлялись заказы. Летом, когда город наводнялся туристами, он процветал, катая американцев и японцев на лодках вверх по Большому каналу и оттуда – дальше, по заливу. Затем наступала весна, и он снова брался за любую работу, какая только попадется под руку.

Он должен был забрать посылку в девять утра в аэропорту. В восемь часов пронзительно холодного утра Джованни уже находился на канале позади родительского дома, пытаясь оживить мотор старой отцовской лодки. В восемь тридцать он уже ловко пробирался по лабиринту узких каналов, затянутых сероватой дымкой. Город только пробуждался. Сбоку промелькнул остров-кладбище Сан-Микеле, и, проплывая мимо, Джованни перекрестился. Лодка с пыхтением прошла между двух свай, обозначавших фарватер. Туман здесь был еще гуще и буквально лип к телу. Впереди, за аэропортом, где находился промышленный район Местре, туман был непроглядным, желтоватого цвета и клубился подобно грозовым облакам.

Из-за этого самого тумана лондонский рейс задержался на час. К тому моменту, когда были закончены все формальности и Джованни пустился в обратный путь, часы показывали почти одиннадцать. На сей раз он избрал другую дорогу, направившись в сторону города по Большому каналу, а затем свернув в то же хитрое переплетение каналов, но уже с правой стороны.

В этой части Венеции туристов почти не бывало, но тут были родные места Джованни. Не видя смысла в спешке, он расслабился. Сквозь пелену тумана начинали пробиваться слабые солнечные лучи, согревая землю и разгоняя серую дымку. К тому времени, как Джованни доплыл до Палаццо Оссорио, пробило двенадцать часов. Джованни заглушил мотор и, уперев руки в боки, оглядел здание. Когда-то оно, наверное, было прекрасным, но теперь превратилось в развалину.

Глаза Джованни внимательно изучали покосившийся фасад здания. Его нижний этаж был покинут давным-давно, на облупившейся охряной поверхности стен проступили зеленые пятна сырости. Видимо, здание оседало, отчего и без того неприветливые темные закрытые окна перекосились. Половина ставней отсутствовала, элегантные балконы и входы с высокими пилястрами по бокам можно было определить одним словом – руины. Казалось, что здание может рухнуть в любой момент.

Джованни посмотрел на посылку. «Макмаллен». Иностранец. Англичанин? Ирландец? Американец? Насколько Джованни было известно, иностранцы избегали мест вроде этого. Этот Макмаллен, видно, эксцентричный парень, из тех, кто находит развалины экзотичными. Джованни этого не понимал. Выбравшись на берег, он направился во внутренний двор. Входя в него, он услышал суетливое шуршание, но даже не обернулся, чтобы взглянуть на пробежавшую крысу.

Джованни не обнаружил ни малейшего намека на швейцара или портье, и, честно говоря, на обитателей. Все ставни окон, выходивших во дворик, были наглухо закрыты.

В глубине двора была лестница с широкими каменными ступенями. Квартира номер шесть, которую занимал Макмаллен, должно быть, находилась на самом верхнем этаже. Нарисованная краской и уже наполовину облезшая стрелка также указывала наверх. Поднимаясь, Джованни не встретил ни единой живой души, не услышал ни одного звука. По краям лестницы валялись сухие листья; двери, мимо которых он проходил, выглядели так, словно их не открывали уже сто лет. Джованни начал думать, что ошибся адресом, но нет, это был Палаццо Оссорио, и на верхнем этаже он, наконец, увидел дверь с четко выведенной шестеркой наверху.

Джованни внимательно оглядел дверь. Площадка была плохо освещена, на двери не было ни звонка, ни молоточка. Курьер постучал в тяжелую дверь кулаком. Подождал и постучал снова. Ни шагов, ни ответа.

И тут он увидел почти не заметную в сумерках записку, засиженную мухами и приколотую кнопкой к двери. Познаний Джованни в английском вполне хватило, чтобы прочесть: «Меня нет. Попробуйте зайти позже».

Английское имя на посылке, английская записка на двери – он попал именно туда, куда нужно. Джованни в третий раз поколотил в дверь и для надежности покричал, а затем отодвинулся от двери, сморщив нос от отвращения. Здесь были не только грязь и упадок. Здесь воняло.

Он почувствовал затхлый аммиачный запах, как будто жильцы использовали лестницу в качестве сортира. Но, помимо этого, пахло чем-то еще более отвратительным, похожим на тухлое мясо. Джованни показалось, что его сейчас стошнит.