Джастин Валенти - Любовники

– Я сказал это не из-за какого-то там рыцарства, – решительно возразил Пол. – Это чистая правда.

Николь растерянно заморгала и прижала руку к груди, где сильно колотилось готовое вырваться наружу сердце. Робко посмотрев в глаза собеседника, она не обнаружила в них ничего хорошего для себя. Они были ясными, пронзительными, лишенными какой бы то ни было детской наивности. Да, это уже взгляд взрослого мужчины, а не ребенка, которым она его помнила.

– Я… Мне, пожалуй, пора домой, – бессвязно пролепетала Николь, чувствуя, что краска заливает ее пылающее от смущения лицо. – Уже очень поздно.

Пол быстро наклонился и прикоснулся губами к ее губам.

– Спокойной ночи, Николь. Спасибо, что пришла.

Всего доброго, Пол, – потупилась она, не смея поднять глаза. – Все было прекрасно, а твоя музыка доставила всем огромное удовольствие. – Бросив на него растерянный взгляд, она быстро вышла в гостиную, объясняя себе приподнятое настроение большим количеством выпитого шампанского. Давно уже она не испытывала подобного чувства.

Пол лежал в постели, закинув руку за голову, и курил, что бывало с ним только в минуты крайнего беспокойства. Глубоко затягиваясь, он вспоминал события прошедшего вечера, которые ярким калейдоскопом проносились в его голове. Концерт прошел довольно успешно, если не сказать триумфально. Музыканты играли весьма слаженно и добросовестно выполняли свои профессиональные обязанности, чем, собственно, и заслужили немало приятных комплиментов от благодарных слушателей.

И вообще все было бы просто замечательно, если бы не некое чувство, которое до сих пор тревожит его душу: в тот вечер он с ужасом обнаружил, что с раннего детства был безумно влюблен в Николь Ди Кандиа. Он всегда с нетерпением ждал ее очередного визита к матери и на всю жизнь запомнил ее хрупкой и постоянно улыбающейся женщиной с живыми умными глазами, излучавшими невыразимое душевное тепло, с чувственными губами и необыкновенно приятным цветом кожи…

– Николь пришла! – радостно сообщила Энн семилетнему Полу, который сидел на полу и увлеченно играл со своими игрушечными автомобилями и поездами.

– Как тут мой Пол? – полюбопытствовала Николь, обнимая мальчугана.

Ему всегда нравилось, как она его обнимает и подбрасывает в воздух. Нравились запах ее чистых волос и бархатистость шелковистой кожи. Правда, сегодня рядом с ней вертелась непоседливая Джулия.

– Боже мой, Энн, как я устала! – пожаловалась Николь подруге и огляделась. – Скорее бы сесть и отдохнуть. Джулия просто извела меня своей неуемной энергией. Мне даже хотелось привязать ее веревкой к какой-нибудь металлической скульптуре, так она меня достала.

– Пол, – мгновенно сообразила Энн, – покажи, пожалуйста, Джулии свои игрушки или сыграй что-нибудь. Думаю, ей очень понравится.

Полу было плевать на то, понравится это Джулии или нет, но Николь посмотрела на него ласковым взглядом, улыбнулась и заверила его, что ей наверняка тоже понравится. Ей он отказать не смог.

А потом случилось самое невероятное: Джулия забросила его инструмент под диван, и Николь вынуждена была лезть туда, чтобы хоть как-то загладить вину дочери. Какое-то время Пол молча наблюдал за ее округлыми, обтянутыми джинсами бедрами, а потом решил присоединиться к поискам нужной вещи в самом дальнем углу под диваном. Когда же они выползали назад, он нечаянно коснулся рукой ее груди и замер. Это было совершенно необыкновенное чувство, зарождалось оно где-то в глубине души и медленно охватывало все его существо, лишая возможности двигаться и соображать. В эту минуту ему вдруг захотелось прижаться к этой теплой женщине, вцепиться в нее обеими руками и поцеловать.

Впрочем, далее все шло своим чередом. Взрослые женщины оживленно беседовали друг с другом, не обращая внимания на малышей. Пол все время старался быть поближе к Николь, но она самым вызывающим образом игнорировала его. А когда речь зашла о предстоящей поездке матери на гастроли, та вдруг посетовала, что у нее просто не будет возможности оставить малыша дома.

– Николь может присмотреть за мной, – рассудительно заметил Пол, который все время прислушивался к разговору старших.

– Нет, она и так слишком перегружена своей маленькой Джулией, – резонно возразила мать.

– Ничего страшного, – продолжал настаивать Пол, – я мог бы поиграть с ней…

– Пол, прошу тебя, дай нам поговорить! – взмолилась Энн, досадливо отмахнувшись.

Тот насупился, отошел в сторону, а потом взял свою любимую старинную флейту и решил сыграть так, чтобы это непременно понравилось Николь. После нескольких попыток у него действительно получилось неплохо. Он играл вдохновенно и при этом то и дело поглядывал на гостью, как бы говоря ей глазами: «Я играю для тебя, Николь. Я люблю тебя, а когда стану взрослым – обязательно женюсь на тебе и буду спать в твоей теплой постели». Именно в этот момент он впервые осознал свою безграничную власть над старым инструментом. Это было необыкновенно приятное чувство, определившее его дальнейшую жизнь.

– Пол, какая дивная мелодия! – удивленно воскликнула Николь, мгновенно позабыв о подруге. – Что это за композиция?

– У нее нет названия, – скромно пробормотал парнишка, зардевшись от гордости.

– А что же это было? – недоумевала мать. – Упражнение, которое задала тебе учительница? Я никогда не слышала ничего подобного. Почему ты так странно смотришь на нас? Ты что-нибудь натворил? Пойди ко мне и честно все расскажи.

Пол нехотя приблизился к матери и понуро опустил голову.

– Это я сам сочинил, – едва слышно пролепетал он, еще больше краснея.

– Сам сочинил?! – чуть не вскрикнула Энн. – Да это же просто замечательно, дорогой! А ты можешь сыграть нам эту вещь еще раз? Я хочу записать ноты. – Энн тотчас вскочила на ноги и стала лихорадочно искать бумагу и ручку. – Как это случилось? О чем ты думал в этот момент?

– Не знаю, – тихо ответил мальчик, исподлобья взглянув на Николь.

***

Затем Пол вспомнил о том, как присматривался к Николь в десять лет и позже, уже превращаясь из неловкого угловатого подростка в высокого и стройного парня. Теперь он внимательно прислушивался к себе и быстро утратил невинность. Конечно, он уже давно оставил бредовую идею о женитьбе на Николь, но все равно она была для него созданием особенным, даже в самые последние годы, когда он видел ее крайне редко. Да и думать о ней он стал намного реже, так как чертовски был занят своей музыкальной карьерой и каждодневными занятиями. С шестнадцати лет он зачастил на свидания с девочками из своей школы и успешно постиг все премудрости любовной науки. А о своей первой страсти вспоминал лишь тогда, когда его взгляд случайно падал на подаренные ею статуэтки, пылившиеся на письменном столе. Правда, в последние годы он все чаще и чаще натыкался на ее работы в различных музеях и галереях, но все юношеские фантазии о любви к женщине замужней и к тому же намного старше его по возрасту почти улетучились.

И вот сейчас он снова оказался во власти того давнего юношеского жара. Пол достал из пачки очередную сигарету, прикурил. Интересно, сколько же ей сейчас лет? Скорее всего тридцать девять, как и матери. Просто невероятно! Они такие разные. Его мать уже давно превратилась в самую настоящую матрону с расплывшейся фигурой и сетью мелких морщин вокруг глаз, а Николь практически не изменилась. Именно это обстоятельство, вероятно, повергло его в шок во время их последней встречи. У него было такое чувство, словно он вернулся в свое далекое детство. Да, никаких сомнений: он по-прежнему любит ее больше всего на свете, и, видимо, этим можно объяснить тот странный факт, что у него до сих пор не было в жизни другой настоящей любви.

Пол зажег новую сигарету, не обращая внимания на горечь во рту. Чем же она приковала его к себе? Редкостной женственностью, добрым и отзывчивым сердцем или чем-то другим?

Разум подсказывал ему, что нужно остерегаться подобных увлечений, но сердце продолжало тосковать по чистой любви невзирая на какие бы то ни было условности и предрассудки. Пол встал с постели, нервно смял пустую сигаретную пачку и широко распахнул окно, чтобы проветрить прокуренную донельзя комнату. Попутно он попытался припомнить Эдварда, которого не видел с детства. Интересно, любила ли она своего мужа по-настоящему? И что означает ее неуклюжая попытка свести его с дочерью? Неужели она пыталась таким образом скрыть от него свои чувства?

Самое странное во всей этой истории заключалось в том, что Пол не чувствовал себя моложе Николь. Более того, во многих отношениях он казался себе гораздо старше и опытнее. В ней сохранилась какая-то детская непосредственность и совершенно необъяснимая наивность, которая свойственна лишь самым утонченным, артистическим натурам. Пол чувствовал, что Николь способна на очень страстную и пылкую любовь, нерастраченную за долгие годы замужества. Вот только что ему теперь делать, как к ней подступиться?

Дрожа от холода, Николь быстро влезла в кабину грузовика и приветливо улыбнулась Микки Райту, который вызвался помочь ей обустроить детскую площадку в графстве Кент.

– Типичная английская погода, – проскрипел тот с лондонским акцентом. – Надеюсь, все твои творения выдержат испытание временем. Ты же знаешь, что дерево гниет, а железо ржавеет…

Да, знаю, – нетерпеливо прервала она своего коллегу. Она не первый раз была в Лондоне, но такой сырости еще не видела. Какое-то время они ехали молча, и Николь в очередной раз погрузилась в воспоминания. Прошло уже два месяца с тех пор, как она слушала музыку Пола в его гостиной, и все это время никак не могла забыть их последний разговор. Пару дней спустя Пол уехал на гастроли, и Николь облегченно вздохнула, надеясь, что на этом все и кончится. Но не тут-то было! И дня не проходило, чтобы она не вспоминала его благородное лицо, слабую улыбку на четко очерченных губах, а в особенности его полные страсти и нежности взгляды. Именно поэтому она с такой радостью приняла предложение нанести деловой визит в Англию, а заодно попытаться стереть из памяти неожиданную и столь пугающую ее встречу с Полом.

Когда они наконец-то добрались до школы Бакли, дождь почти прекратился и сквозь свинцовые тучи кое-где проглядывало солнце. Работа шла быстро, и вскоре на школьном дворе выросла игровая площадка с ее скульптурами. Альфред Стедмэн, главный организатор и руководитель работ, был специалистом своего дела и с величайшим почтением относился к Николь, что объяснялось прежде всего его давним знакомством с Эдвардом.

– Приятно, знаете ли, в дождливой Англии встретиться с женой старика Эдварда! – басом прорычал Стедмэн в первую же минуту их знакомства. – Как он там поживает? Думаю, он рассказал вам, как мы проводили время в 1944 году? Да, лейтенант Харрингтон был весельчаком и душой любой компании…

На самом деле муж не удосужился рассказать ей о временах своей юности, чему Николь была очень рада. Она и сама уже догадывалась, что столь интересным предложением обязана прежде всего его связям.

Когда все было закончено, Микки критически оглядел площадку и проверил все крепления.

– Надо бы испытать ее на прочность, – произнес он и стал поочередно вертеться на всех игровых приспособлениях. – Если эта штука выдержит меня, то за безопасность детей я полностью спокоен.

Немного отдохнув, они отправились назад в Лондон, ощущая приятную усталость и одновременно гордясь хорошо проделанной работой.

– Как тебе пришла в голову идея создать такую игровую площадку? – полюбопытствовала Николь, когда их грузовик выехал на шоссе.

– Идея зародилась много лет назад, – откровенно признался Микки, – но не было денег для ее осуществления. Слава Богу, нашлись добрые люди.

Оставшуюся часть пути Николь смотрела в окно и предавалась приятным воспоминаниям. Много лет назад ей пришло письмо из Калифорнийского института искусств, в котором сообщалось, что она принята и должна прибыть к месту учебы в указанный срок. Эта новость вызвала бурю негодования у родителей, которые были категорически против. Отец всеми силами пытался убедить дочь в том, что ей уготовано другое будущее – достойный муж, большая семья и все такое прочее. Но Николь стояла на своем и в конце концов уговорила родителей благословить ее на этот отчаянный, как им казалось, шаг.

– Значит, ты поступила в университет, а потом вышла замуж за Эдварда Харрингтона, который совершенно случайно оказался крупным коллекционером произведений искусства? – прозвучал вдруг над ухом голос Микки. – Не этим ли объясняется твоя головокружительная карьера?

Николь закусила губу и промолчала, не найдясь с ответом. Да и что тут можно сказать? Этот парень разбередил ее старые раны и заставил вновь усомниться в себе.

– А как насчет диско-клуба сегодня вечером? – неожиданно спросил он, когда они проезжали по Вестминстерскому мосту.