— Неправда, — возразил я. — Все это ложь.

— И слова, которые ты ей говорил, тоже ложь?

— Я ничего ей не говорил.

— Ты все время твердил мне: «Не обращай внимания, она всего лишь еврейка».

— Но ведь так оно и есть.

— Еврейка, которая понимает по-немецки!

— Она не понимала по-немецки.

— Здесь все написано, — гневно тыкала Марта пальцем в обложку.

— Она не понимала по-немецки. Даже самых элементарных слов.

— Ну и глупец же ты! Она понимала абсолютно все.

— Ничего подобного.

— И все здесь описала.

— Неправда.

— Все до тонкостей. Имена. Даты. Названия мест.

— Она не понимала ни слова, — повторил я, покачав головой, и снова протянул руку за книгой.

— Из ее писанины можно узнать все, что ты когда-либо говорил в ее присутствии.

— Не может быть…

— Ты все еще ничего не понял, Макс.

— Это ложь.

— Это обвинительный акт. Ее даже не потребуется вызывать в суд. Она уже дала свидетельские показания. Они содержатся здесь. На этих страницах.

— Это ошибка.

Марта швырнула книжку в дальний конец комнаты.

— Большей глупости ты не мог совершить.

Я не сводил глаз с тоненькой книжицы.

— Тебе следовало избавиться от нее, как ты и обещал. Зачем ты лгал мне, Макс?

Я подошел к лежащей на полу книге и стоял, молча глядя на нее.

— Если она добавит к написанному устные показания, тебя повесят. Что мне тогда делать? Что будет с детьми?

Я опустился на колени.

— Ты о нас подумал? Ты вообще когда-нибудь думаешь о ком-то, кроме себя?

Я поднял книгу с пола.

— Должно быть, здесь какая-то ошибка, — пробормотал я.

— Еврейка! — воскликнула Марта. — В моей постели!

— Судя по всему, произошла ошибка, — сказал я. — Ты ведь не еврейка?

Юная девушка, только что сошедшая с поезда, недоуменно глядела на меня. Свет прожектора скользнул по ее светлым волосам и бледному, казавшемуся прозрачным лицу. Она стояла среди сваленных в кучу узлов и чемоданов с двумя стариками, вцепившимися в нее с обеих сторон. Конвойные с винтовками и лающими собаками сновали по ночной платформе, разбивая прибывших на группы.

— Ты еврейка? — спросил я.

Девушка молча смотрела на меня. Когда подошли бритоголовые бойцы зондеркоманды в своих черно-белых полосатых униформах, старики плотнее прижались к девушке.

— Йозеф! — окликнул я своего адъютанта.

— Слушаю, господин комендант.

— Выясни, на каком языке она говорит.

Он обратился к девушке. Она что-то сказала ему в ответ.

— На венгерском, — доложил адъютант.

— Ты еврейка? — снова спросил я.

Девушка, не отрывая глаз, смотрела на меня, пока адъютант переводил мой вопрос, потом кивнула.

— Ты не похожа на еврейку.

Она скосила глаза на пришитую на груди желтую латку в виде шестиконечной звезды и провела пальцами по ее краям.

— Она говорит, что еврейка.

— Твои родители оба евреи? — осведомился я.

— Они стоят рядом с ней.

Старики кивнули.

— Среда твоих предков не было лиц нееврейского происхождения?

Девушка покачала головой. Некоторое время я в упор смотрел на нее.

— Жаль, но я ничего не могу для тебя сделать.

— Теперь уже вы ничего не сможете сделать!

Незнакомый молодой человек подлетел к моему столику в гостиничном ресторане и принялся бить по нему кулаками. Его лицо и глаза пылали ненавистью.

— Разве мы с вами когда-нибудь встречались? — спросил я, откладывая газету.

— Я не знаю, кто вы! — кричал незнакомец. — Я знаю, что вы сделали!

Я подозвал официанта.

— Вы убили моего отца! — неистовствовал молодой человек.

— К вашим услугам, сэр, — сказал официант, покосившись на незнакомца.

— Отойдите! У меня разговор к этому человеку.

— Герр Хоффманн — наш постоялец. Я должен попросить вас…

— Оставьте меня в покое!

— Этот молодой человек мешает мне обедать, — сказал я. — Насколько я понимаю, он не живет в этой гостинице.

— Уходите, — потребовал официант, схватив молодого человека за локоть.

— Вы убили мою мать! — не унимался тот. — Не думайте, что я с кем-то вас путаю. Не думайте, что кто-то из бывших узников может вас не узнать!

— Надо сообщить администратору. — Официант жестом призвал на помощь своего коллегу.

Шум привлек внимание нескольких посетителей. Молодой человек изо всех сил ударил по столу, опрокинув бокалы с водой и вином.

— На сей раз вам не удастся улизнуть, — пригрозил он. — Я не один, нас много.

Официант указал молодому человеку на дверь:

— Следуйте за мной!

— Не смейте беспокоить наших клиентов, — вставил подоспевший ему на помощь коллега.

— Я узнал вас, фон Вальтер! — продолжал кричать незнакомец.

— Вы приняли меня за кого-то другого, — ответил я и встал из-за стола, глядя, как молодой человек пытается вырваться из рук официантов.

— Мы будем вынуждены вызвать полицию, — предупредили официанты, увлекая молодого человека к выходу. — Уходите! Перестаньте скандалить!

— Он убил мою сестренку!

Администратор снял телефонную трубку. Я оправил на себе пиджак и обвел взглядом зал. Посетители словно по команде уткнулись в тарелки. Я снова сел на свое место. Официанты по-прежнему пытались утихомирить буяна, волоча его в холл. Кое-где посетители, наклонившись друг к другу, о чем-то шептались. Кусок хлеба, выпавший у меня из рук на тарелку с бифштексом, пропитался красноватым соусом. Ко мне подошел третий официант. Он налил мне вина и поднял с пола бокалы.

— Извините за причиненное вам беспокойство, герр Хоффманн, — сказал четвертый официант, промокая салфетками пролитое вино.

— Хотите узнать, что мы собираемся сделать с вами? — крикнул молодой человек уже из холла.

— Ужасно неловко получилось, — оправдывался официант, убирая со скатерти намокшую газету. — Примите наши извинения.

— Вашей вины в этом нет, — пробормотал я, протягивая руку за бокалом. Однако моя рука так дрожала, что я почел за лучшее не прикасаться к бокалу.

— Хотите узнать свое будущее, фон Вальтер? — не унимался молодой человек, отталкивая официантов и швейцара.

— Примите наши извинения, — повторил официант.

Я снова принялся за еду.

— Хочешь узнать кое-что интересное?

— Конечно, — откликнулся я. — Рассказывай.

— «Мне не раз в жизни доводилось быть пророком, и сегодня я снова хочу выступить в этой роли», — процитировал Дитер.

— Он действительно так сказал? — спросил я. — Во время обеда?

— Да, перед второй переменой, — кивнул Дитер. — Он сказал…

— Каким образом ты сподобился попасть на этот обед? — полюбопытствовал я, откидываясь на спинку дивана. — Я ни разу не удостоился чести обедать в его обществе.

Дитер принялся раскуривать сигару.

— Я же говорил, благодаря мужу моей свояченицы. Так тебе интересно услышать, что он сказал?

— Разумеется.

— Перед тем как подали второе, он сказал: «Мы уничтожим всех евреев в Европе».

— Так. А еще что?

— «Мы спасем Германию».

Марта внесла поднос с кофе и тортом.

— Это шоколадный торт, — торжественно объявила она. — И настоящий кофе.

— Марта! — воскликнул Дитер, театрально закатив глаза. — Я обожаю тебя. Выйдешь за меня замуж?

Марта рассмеялась и стала резать торт, покрытый глазурью из густой карамели.

— Это правда, что на нем был галстук, совершенно не подходящий к пиджаку? — спросила она.

— Увы, — подтвердил Дитер, размешивая в чашечке сахар.

— А она тоже присутствовала на обеде? — снова спросила Марта. — Как она выглядит?

— Фюрер говорит, что мы спасем Германию, — сказал я, и Марта посмотрела на меня.

— Интересно, каково ощущать себя Спасителем? — проговорил Дитер.

— Спасать Германию? — удивилась Марта.

— Да, — ответил я. — Спасать…

— При чем тут Германия! Нам нужно спасать себя, — выпалила Марта. — И детей. Сейчас мы не можем позволить себе думать ни о чем другом.

— Ты уверен, что речь шла именно обо мне? — спросил я, завязывая пояс халата.

— Как только я услышал ваше имя, я сразу же схватил пальто и побежал к вам, — сказал юноша. — Если они не направились сюда прямо сейчас, то наверняка придут завтра.

— Чтобы арестовать меня?

— Уходите, — сказала Марта юноше.

Он нахлобучил фуражку и растворился в ночи. Марта пошла к лестнице, ведущей наверх.

— Макс, чемоданы наверху, в шкафу.

— Они собираются меня арестовать?

— Макс, нужно торопиться.

— Арестовать меня? На каком основании?

— Макс!

— Что я такого сделал? Скажи!

— Иди разбуди детей, — сказала Марта.

ГЛАВА 2

— Я не ошибся адресом? — осведомился я.

— Вы ищете Ам Гроссен Ваннзее, № 56?

— Совершенно верно.

— Входите.

— Я опоздал?

— Нет. Только что пробило полдень. Проходите.

— Меня немного задержали. Все уже в сборе?

— Нет еще, — отозвался один из присутствующих, когда впустивший меня человек в черной форме обвел глазами собравшихся. — Рейнхарда еще нет.

— А без него мы не можем начать, — объяснил мне некто с худощавым лицом и длинным носом. — Вы — фон Вальтер, не так ли?

— Да.

— А я…

— Да, я знаю, — перебил я его, и он улыбнулся. Мы обменялись рукопожатиями. — Я польщен тем, что вы рекомендовали меня.

— Мы немало наслышаны о вас, фон Вальтер. Кажется, вы именно тот человек, который нам нужен.

— Надеюсь оправдать ваше доверие, герр…

— Зовите меня просто Адольфом. Меня назвали так в честь фюрера, — сказал человек с длинным носом, и все присутствующие рассмеялись. Он взял меня под руку и повел в комнату для заседаний. — Как я указал в приглашении, после совещания будет подан завтрак, а пока давайте-ка чего-нибудь выпьем. Я представлю вас гостям.

— Прибыл Рейнхард, — сообщил кто-то, и все направились в комнату вслед за нами.

— Сейчас начнется потеха, — шепнул Адольф, придвигаясь ко мне поближе.

Рейнхард стремительно вошел в комнату и приветствовал всех кивком головы. Пока мы рассаживались вокруг овального стола, Адольф продолжал тихонько переговариваться со мной.

— Я слышал, что фюрер пересмотрел свою политику в отношении евреев: теперь уже речь идет не о депортации, а об уничтожении, — сказал Адольф.

— Да, — ответил я, доставая из портфеля кожаную папку. — Меня просили изучить кое-какие вопросы.

— Вы беседовали с Руди? — спросил Адольф.

— Да.

— Где, по вашему мнению, можно было бы разместить концлагеря?

— Мы наметили несколько мест, достаточно отдаленных, но в то же время расположенных вблизи железнодорожных линий.

— Что вы предполагаете использовать: пули или газ? — спросил Адольф, в то время как председательствующий раскрыл толстую папку и жестом приказал подать ему стакан воды со льдом.

— Газ, — сказал я.

— Сколько времени, по мнению Руди, это займет? — спросил Адольф, вооружившись ручкой, чтобы делать заметки по ходу собрания.

— От трех до пятнадцати минут, — сказал я, переложив пистолет поудобнее, — в зависимости от климатических условий.

— Газ, — повторил Адольф и кивнул. — Газ — это хорошая идея.

— Пуля или газ? — проговорил я, расстегнув кобуру и положив ее на стол. — Пуля. Лучше пуля. Я не трус.

Я подтащил свой стул к противоположной стороне стола и стал придвигаться к девушке, пока наши колени не соприкоснулись. Вынув пистолет из кобуры, я наклонился к ней, показывая отливающую темным блеском изящную стальную вещицу. Она не шелохнулась, когда я положил пистолет ей на колени.

— Freiheit[1], — сказал я.

И снова она не шелохнулась. Я откупорил третью бутылку шампанского, надеясь, что это придаст ей смелости, и светлая пенистая жидкость потекла по моим рукам и запястьям. Ее бокал оставался нетронутым. Я взял его и поднес ей ко рту. Она отпила немного и поставила бокал на стол. Я пил прямо из бутылки.

— Du. Freiheit[2], — сказал я, одной рукой указывая на пистолет, а другой поднося бутылку ко рту.

Она по-прежнему не двинулась с места.

— Freiheit. Freiheit.

Я потянул на себя затвор и сунул пистолет ей в руку.