Жар, исходивший от мужского тела, грозил спалить Ифигинию. Никогда еще она не испытывала ничего подобного. Маркус взял ее лицо в свои большие ладони и приблизил губы к ее губам.

И вдруг испуганный крик, раздавшийся откуда-то со стороны двери, разрушил чары волнующей близости:

— Ифигиния!!! Что здесь происходит?!

Завороженная поцелуями Мастерса, Ифигиния не сразу смогла поднять голову.

— Амелия?

— Проклятие! — прорычал Маркус. — Что еще за чертовщина?

— Немедленно отпусти ее, мерзавец! Слышишь меня?! Ради всего святого, отпусти ее!

— Амелия, подожди. Успокойся. — Ифигиния приподнялась на локте и повернула голову к темному дверному проему. Там, теряясь в мрачном нагромождении мебели и мраморных статуй, стояла растрепанная Амелия в наспех наброшенном на плечи ситцевом халатике. — Амелия, со мной все хорошо. — Ифигиния попыталась сесть.

Кузина помедлила секунду — ровно столько потребовалось ей, чтобы решительно выхватить кочергу из камина. Угрожающе наставив ее на Мастерса, она снова закричала:

— А теперь отпусти ее, подонок! Отпусти, или я проломлю тебе череп! Клянусь, моя рука не дрогнет!

Одним быстрым, точно рассчитанным движением Маркус отстранил Ифигинию, перекатился на край дивана и вскочил на ноги. Молниеносный бросок — и кочерга оказалась в его руках, прежде чем Амелия успела сообразить, что произошло. Пронзительный крик, исторгшийся из ее груди, был полон отчаяния.

— Амелия, да успокойся же ты наконец! — Ифигиния вскочила, подбежала к кузине, обняла ее. — Успокойся, дорогая. Со мной ничего не случилось. Он не хотел обидеть меня, клянусь!

Амелия подняла голову и недоверчиво взглянула на кузину. Потом перевела взгляд на Маркуса:

— Кто он? Что делает здесь? Я всегда знала, насколько опасна твоя затея! Я не сомневалась, рано или поздно кто-нибудь из мужчин попытается насильно овладеть тобой!

Ифигиния ласково похлопала ее по руке:

— Амелия, позволь представить тебе графа Мастерса. Милорд, это моя кузина — мисс Амелия Фарлей.

Маркус приподнял бровь и отставил в сторону кочергу.

— Безумно счастлив познакомиться.

Амелия разинув рот уставилась на него:

— Но мы считали вас мертвым…

— Меня уже поставили в известность об этом. — Уголок его рта насмешливо дрогнул. — Однако продолжают поступать доказательства обратного.

Амелия повернулась к кузине:

— Так, значит, вымогатель не убил его?

— Выходит, что нет. — Ифигиния покраснела и поспешно расправила платье. Только теперь она заметила, что ее белое перо валяется на полу у ног Маркуса. — Приятно сознавать, что мы все-таки имеем дело не с убийцей, ты согласна?

Кузина недоверчиво прищурилась и покосилась на графа:

— Не совсем… Все зависит от того, с кем мы имеем дело сейчас.

— Превосходный вопрос. Во всяком случае, сейчас перед вами не призрак. — Маркус наклонился, поднял белое перо и протянул его Ифигинии. — Я буду счастлив подробнейшим образом ответить на этот вопрос, Ифигиния. Но поскольку сейчас уже слишком поздно, а кроме того, романтическое настроение нашего с вами вечера оказалось безнадежно испорчено событиями последних минут, то мне лучше откланяться.

— Да, конечно, милорд. — Ифигиния взяла перо. — Но вы ведь не отказываетесь от данного мне разрешения продолжать притворяться вашей любовницей?

— Я не отказываюсь ни от единого своего слова, миссис Брайт. — Глаза Маркуса сверкнули в свете лампы. — И сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам создать иллюзию, максимально похожую на реальность — настолько похожую, что никто ничего не заподозрит.

— Вы так добры, сэр! — в порыве благодарности воскликнула Ифигиния. — Скажите, милорд, что заставляет вас покрывать меня — пытливость ума или же присущая вам галантность?

— У меня есть серьезные сомнения относительно собственной галантности, мадам.

— Значит, остается ваш природный ум, — одобрительно кивнула Ифигиния.

Маркус насмешливо улыбнулся ей от двери:

— Как же хорошо вы меня знаете, мадам!

— Да, она вас знает! — сердито нахмурилась Амелия. — Она прекрасно изучила вас, милорд.

— Весьма польщен. — Маркус вышел в холл и, задержавшись на пороге, задумчиво взглянул в лицо Ифигинии. — Не забудьте запереть за мной дверь.

Она улыбнулась:

— Непременно, милорд.

Маркус шагнул в ночную тьму и очень осторожно прикрыл за собой дверь… Неловкая напряженная тишина повисла в библиотеке. Вскоре с улицы донесся удаляющийся стук колес — черный экипаж графа покатился по мостовой прочь от площади Утренней Розы.

Амелия порывисто обернулась к кузине. Она уже взяла себя в руки, и лишь старый неизжитый страх таился в глубине ее нежных карих глаз.

Амелии недавно исполнилось двадцать шесть, она была на год моложе своей кузины. Изящная, хрупкая, с нежными чертами лица, блестящими каштановыми локонами и огромными глазами, она выглядела намного красивее Ифигинии. Ее можно было бы назвать настоящей красавицей — если бы не странная скованность, делавшая ее суровой и неприступной.

— Я думала, он хотел изнасиловать тебя, — прошептала Амелия.

— Знаю. Я все понимаю, Амелия. Но, право же, Маркус просто целовал меня!

Только Ифигинию посвятила Амелия в подробности кошмарной истории, случившейся с ней — в ту пору совсем молоденькой гувернанткой — восемь лет назад.

Мать Амелии умерла при родах. Девочку воспитывал отец, бедный учитель, давший ей все, что было в его силах, — хорошее образование. С его смертью юная Амелия лишилась последнего источника к существованию — скромного отцовского жалованья.

Вынужденная рано зарабатывать себе на жизнь, она сделала тот же выбор, который делали и делают тысячи юных, прекрасно образованных, но бедных девушек, — устроилась гувернанткой в приличный дом.

И там ее изнасиловал близкий друг хозяина, человек по фамилии Додгсон.

Хозяйка дома ворвалась в комнату, когда джентльмен уже закончил свое дело. Она вознегодовала — и немедленно рассчитала Амелию.

Эта ужасная история обернулась для несчастной девушки не только потерей места — перед ней закрылись двери всех приличных домов. Агентство, направившее Амелию в семью, где она подверглась насилию, отказалось подыскать ей другую работу. Хозяин прямо заявил ей, что обслуживает лучшие дома Англии и слишком дорожит лицом своей фирмы, чтобы направить в почтенную семью особу с запятнанной репутацией.

Ифигиния прекрасно понимала, что до сих пор не зажили в душе Амелии следы от ран, нанесенных ей той страшной ночью…

— Ты позволила ему целовать себя?! — Амелия удивленно покачала головой. — Целоваться с незнакомцем! Да еще с тем, кого мы считали мертвым!

— Ты права. — Ифигиния медленно опустилась на римский стул. — Но я не могу относиться к графу как к незнакомцу. Знаешь ли ты, какая у меня была первая мысль, когда я увидела его на балу у Фенвиков?

— Какая же? — сердито буркнула Амелия.

— Я подумала, что он точно такой, каким я его представляла, — улыбнулась ей кузина.

— Вздор! Ты слишком много времени потратила на изучение личности графа Мастерса.

— Возможно…

Амелия нахмурилась:

— Он приехал на бал к Фенвикам?

— Да. Оказывается, он слыхом не слыхивал о вымогателе и заверил, что никогда не был жертвой шантажа.

— Боже милосердный! И он не разоблачил тебя?

— Нет. До него дошли все сплетни, которые мы сознательно распускали здесь. И представляешь, на глазах всего общества мы с графом «уладили» нашу «размолвку».

— Не могу понять, чем руководствовался этот человек, — задумчиво протянула Амелия.

— Мастерс чрезвычайно умен, в высшей степени любопытен и восприимчив. Поэтому он решил не разоблачать меня до тех пор, пока сам не выяснит для себя, кто же я такая.

— Вот как, — недоверчиво хмыкнула Амелия.

— Такой умный человек, как граф, неизбежно должен обладать завидной выдержкой и хладнокровием. Он не из тех людей, которые склонны к импульсивным решениям.

— Ерунда! — снова фыркнула Амелия. — Не нравится мне все это! У Мастерса наверняка есть свои причины быть таким покладистым.

— Что за причины?

— Не удивлюсь, если он задумал сделать тебя своей настоящей любовницей!

Ифигиния задохнулась:

— Но… Я не знаю… Не думаю…

— Так оно и есть, — мрачно усмехнулась Амелия. — Ты очертя голову ввязалась в новую авантюру… Черт возьми, и почему только этот граф не мог спокойненько умереть, как все мы считали?

— Он гостил в одном из своих загородных имений и вернулся в Лондон, услышав обо мне.

— Значит, вымогатель сознательно запугивал Зою, когда писал ей, что покончил с графом?

— Возможно. Все это по меньшей мере странно, Амелия.

— С самого начала весь твой план показался мне крайне странным.

— Я знаю, ты никогда не одобряла его, — кивнула Ифигиния. — Но мне казалось, все шло блестяще.

— До тех пор, пока Мастерс не воскрес из мертвых… Есть люди, которые совершенно не думают о последствиях своих поступков! И что ты собираешься теперь делать?

— Мне ничего не остается, как продолжать свою игру. — Ифигиния надула губки и задумчиво прижала к ним пальчик. — На сегодняшний день у нас есть только этот план, и я все еще верю в него. Если меня разоблачат, мы потеряем доступ к кругу близких друзей Мастерса.

— Не слишком большая потеря, уж поверь мне, — проворчала Амелия.

— Я не согласна. Как таинственная миссис Брайт, любовница графа Мастерса, я могу проникать куда захочу и говорить с кем пожелаю.

— Зато как просто мисс Брайт, незамужняя девственница, синий чулок и основательница Академии юных леди, ты могла бы завести гораздо более приличные знакомства. Или я ошибаюсь?

Ифигиния покачала головой:

— Боюсь, на сей раз ты права. Действительно теперь у меня есть кое-какой капитал — и все благодаря тому, что нам сопутствовала удача. Мы выгодно вложили…

— Ты хочешь сказать, благодаря твоим невероятным познаниям в архитектуре и коммерческому таланту мистера Мэнваринга, — перебила Амелия.

— И твоему умению вести финансовую сторону дела, — добавила Ифигиния. — Не забывай о своем участии.

— Пусть будет так, но дело ведь не в этом.

Ифигиния невольно улыбнулась:

— Ты сама не дала мне закончить. Так вот, благодаря моему финансовому положению как мисс Ифигинии Брайт сейчас моя вызывающая миссис Брайт обладает определенными связями, а главное — средствами, чтобы вращаться в обществе графа Мастерса.

— А ты до сих пор уверена, что наш вымогатель должен вращаться в кругу, к которому имеют какое-то отношение и Мастерс, и тетя Зоя?

— Абсолютно уверена! — взмахнула пером Ифигиния. — Ясно как день, что шантажист был прекрасно осведомлен о планах Мастерса. Именно поэтому он так безошибочно выбрал время, чтобы запугать Зою.

— Да, конечно, но…

— И он также знает Зоину тайну. Единственной ниточкой, связывающей Зою с Мастерсом, могут быть люди, которые когда-то играли в карты с лордом Гатри, а сейчас продолжают играть с графом.

— Но ведь сам Гатри не был посвящен в Зоину тайну.

— Лорд Гатри, мир его праху, никогда не просыхал, он столько пил, что даже в карты все время проигрывал. Где уж было ему видеть, что творится под самым его носом! Но кто-то из его знакомых мог догадаться, что происходит между Зоей и лордом Отисом, а уж когда родилась Марианна, ему было совсем несложно сделать сам собой напрашивавшийся вывод.

— И прибегнуть к шантажу через восемнадцать лет после ее рождения?

— Именно так. Не забывай, что тайна рождения Марианны приобрела значение только сейчас, после того, как ее руки попросил граф Шеффилд.

Больше Ифигинии не нужно было ничего объяснять. И она, и Амелия прекрасно понимали, что, если разразится скандал, Шеффилд немедленно расторгнет помолвку. Родовитые Шеффилды стояли на несколько ступеней выше семьи Гатри на общественной лестнице. Похоже, они и сейчас не слишком одобряли выбор своего наследника. Конечно, за Марианной давали весьма приличное приданое, но ведь это далеко не самое главное…

Невеста, без сомнения, очень мила… но и это, к сожалению, не может добавить знатности ее ничтожной семье. Нет, Шеффилды метили гораздо выше, о чем все прекрасно знали. Помолвка юного графа с Марианной была продиктована одной лишь любовью, а любовь в высшем свете никогда не считалась серьезной причиной для брака.

— Не знаю, — помолчав, ответила Амелия. — Весь этот маскарад был опасен, даже когда мы считали графа погибшим. А теперь, когда он неожиданно воскрес, мне кажется, все еще больше усложнилось.

— Да. — Ифигиния покосилась на обнаженного центуриона. — Но, признаться, я очень рада, что он жив.

— Я уже заметила, — недовольно поджала губки Амелия. — Что ж, нет ничего удивительного. Вот уже несколько недель, как ты по уши влюблена в него.

Ифигиния почувствовала, как кровь жаром прилила к щекам.

— Ты преувеличиваешь…