Не по этой ли причине Билл желал заполучить Джудит на свой прием?

По правде говоря, думала Франческа, ее муж, не задумываясь, послал бы на гильотину и Джудит, и ее сынка заодно.

Что, кроме мести, могло двигать Биллом? Впрочем, куда больше Франческу удивляли приглашения, отосланные в адрес Абигайль и Джейд. Она в глубине души понимала, отчего ее муж хотел видеть девушек, но именно по этой причине она — будь это в ее власти — никогда бы не позвала на праздник Абигайль и Джейд, просто потому, что они были дочерьми Карлотты. Менее всего на свете Франческе хотелось сейчас вспоминать о Карлотте!

Тем не менее, ответы от приглашенных были получены, и все четверо однозначно выразили свою признательность за приглашение. Как только пришла корреспонденция, Франческа особенно ясно ощутила реальность предстоящего свидания, и события приближающегося приема стали приобретать для нее очертания кошмара, поскольку только Господь Бог знал, насколько ей не хотелось встречаться с дочерьми Карлотты…

Франческа ответила на рукопожатие Джорджа Уэллеса, хотя, правду сказать, ничего утешительного она сообщить ему не могла. Ходили слухи, что он собирался потягаться силами во время ближайших выборов губернатора в Алабаме, но Франческа не слишком была уверена, что, особенно по вопросу о гражданских правах, тот превзойдет губернатора, который находился у власти в данный момент. В любом случае, что бы она ни сказала, это не имело большого значения с тех пор, как всякий уважающий себя политик в Дикси был обречен на борьбу против интеграции. За исключением, пожалуй, одного лишь ее Билла, который в свое время оказался одним из первых в южных штатах, кто отважился выступить против Джима Кро, чем она втайне гордилась. Тогда Билл впервые высказался против интеграции и продолжал придерживаться этой точки зрения до сей поры, а это — что бы там ни говорили его политические противники — было очевидным проявлением мужества!

Так и не решив для себя, что сказать Джорджу, она вместо этого повернулась к его жене и с энтузиазмом воскликнула:

— До чего мне нравится ваш наряд, дорогая! В нем вы выглядите на удивление элегантно…

Это не соответствовало действительности, но ведь должна же она была хоть чем-то порадовать семейство Уэллесов. Ведь она всегда испытывала легкое чувство жалости в отношении Лилин Уэллес, которая, казалось, вечно находилась в тени, подавляемая сильной личностью мужа. В ответ Лилин сообщила, что дом Шериданов просто великолепен, и Франческа знала, что та не лукавит и ее комплимент совершенно искренен. «Ла-касадель-президенте» был и в самом деле великолепен. На его покупке и перестройке настоял лично Билл, который уже тогда учуял, что роскошное поместье на берегу океана, окруженное пятью акрами жирного чернозема станет тем магнитом, который будет приманивать в его дом крупную рыбу. (Он заявил, что подобный дворец, окруженный зеленью экзотических растений и тщательно выстриженных газонов, превратится в настоящий политический улей, где будут басовито жужжать крупные политические шмели, и уж конечно, оказался прав.)

Разумеется, прием можно было назначить и в губернаторском дворце, который отличался изысканной архитектурой и, где на стенах внутри красовались полотна французских импрессионистов. Но он вряд ли мог соперничать в грандиозности и величии с «Ла-касадель-президенте», который являлся как бы воплощением величия идей самого Билла Шеридана. Скорее, это был даже не дом крупного государственного служащего, а настоящий королевский замок…

Термин «королевский» — не совсем подходил для американского демократического слуха, но Билла, кажется, это совершенно не волновало. Его могучая фигура и властное лицо олицетворяли собой закон, поэтому даже его противники называли его не иначе как «Король Шеридан», не говоря уже о более мелких чиновниках из Вашингтона. Истина заключалась в том, что Биллу было по большому счету наплевать, что о нем говорят и думают, и Франческа не могла отделаться от мысли, что это была одна из причин, по которой она его любила.

— Позволь мне сосчитать любовные пути. Их в этой жизни много…

Когда-то они с Карлоттой читали друг другу вслух любовные стихи. Много, много лет назад. А вот теперь она с тревогой думала о Билле и Карлотте, невольно объединяя их в одно целое. Как знать, как знать… Возможно, ее предположения и небеспочвенны. С Карлоттой надо было держать ухо востро.

При всех недостатках у дома было одно неоспоримое достоинство — он словно был специально создан для приема большого количества гостей, число которых в этот вечер перевалило за тысячу. Они подъезжали нескончаемой вереницей и останавливались у главного входа, декорированного гигантскими колоннами, потом выбирались из автомобилей и поднимались по мраморным ступеням к дверям, по краям которых красовались гигантские декорированные урны из мрамора в стиле ампир. Там, наверху, стояли Билл, Д’Арси и Франческа, изображавшие на лице по мере сил приветственные улыбки одном конце огромного холла располагался бар, украшенный зеркалами в рост человека, а в противоположном — громоздилась роскошная лестница — грандиозное сооружение из мрамора и бронзы. (Сам холл с его высоченными потолками, достигавшими не менее двадцати футов, недавно описывали в одном из архитектурных изданий, где утверждалось, что он почти такого же размера, как главный приемный зал знаменитой гостиницы «Уолдорф-Астория» в Нью-Йорке.)

Процессия гостей двигалась дальше и попадала в танцевальный зал, где высилась специально к случаю построенная платформа для оркестра и стояли десятки и десятки круглых столиков, окружавших площадку, предназначенную собственно для танцев. Этот зал отличался особой красотой и элегантностью — стоявшие у стен мягкие банкетки были обтянуты плотной, шитой золотом и шелком тканью. Уходившая вдаль бесконечная анфилада окон напоминала арки в стенах древнеримских строений, а промежутки между окнами украшали работы знаменитого Франсуа Буше, изображавшие картины природы в разное время года. Зеркальные панели, висевшие на стенах, были обрамлены литыми бронзовыми рамами с позолотой, а огромные канделябры, располагавшиеся между ними, буквально струились потоками хрустальных висюлек, искрившимися и переливавшимися сотнями небольших водопадов. Из танцевального зала можно было пройти в белую с золотом гостиную, а оттуда — в уставленный пальмами со стеклянным куполом вместо крыши концертный зал. Следом за концертным залом открывался выход на задний двор — настоящий итальянский патио с бившими из-под земли фонтанами, с ухоженными лужайками для гольфа и изящными садиками. Обед должны были подать в зеленую с золотом столовую, площадь которой, составляла шестьдесят квадратных футов.

Несмотря на роскошь и красоту окружающей обстановки, Франческа волновалась. Более всего ее смущали находившиеся на территории поместья национальные гвардейцы в полном походном снаряжении. Они в большом количестве слонялись по дорожкам сада, некоторые из них располагались в дверных проемах, охраняя многочисленные входы и выходы, или сидели группами на балконах и окрашенной в розовое крыше. Выглядели гвардейцы совершеннейшим диссонансом по сравнению с нарядной публикой, затянутой в шелка и бархат и наполнявшей ночной воздух запахами изысканнейших духов. Впрочем, жаловаться на их присутствие не приходилось — у «Короля Шеридана» имелось в достатке врагов и недоброжелателей. Да и как, Боже, могло быть иначе, когда Билл развил такую бурную деятельность, уже далеко перешагнувшую границы Флориды. Не следовало забывать, что восхождение к власти Билла было связано с рядом событий, которые иногда толковались общественностью двояко. Кроме того, вокруг Шеридана всегда копошилось большое число завистников, которые во всеуслышание задавались вопросом, как мог человек вышедший из низов и достигший выдающегося положения в обществе, попутно скопить немалое состояние. Ведь считалось, что государственные чиновники живут только пусть не на высокое, но все-таки жалованье.

Таким образом, несмотря на охрану, Франческа чувствовала их невидимое присутствие. Тайных недоброжелателей и открытых врагов Шеридана журналисты частенько именовали «тайной армией борцов с монархией было ясно, что их агенты ухитрились миновать и толстые двери, и натренированных охранников. На Франческу неожиданно нахлынули мрачные предчувствия, и она собственной кожей ощутила атмосферу нарастающей опасности, которая незримо витала над головами нарядных и ничего не подозревающих людей, собравшихся в своем большинстве, чтобы от души повеселиться.

Краем глаза Франческа заметила, что ее муж уже в десятый раз исподтишка бросает нетерпеливые взгляды на дверь, хотя прием лишь едва начался. Она невольно задумалась, чей визит является причиной столь страстных взглядов Билла — посещение Джона Кеннеди или приезд кузин, которые явно запаздывали.

Ожидалось, что барышни приедут в течение дня. Абигайль, которая следовала поездом, должна была объявиться в полдень. Джейд, вылетевшая во Флориду с побережья, прибывала позже, часа эдак в три. Что же касается Джудит и Реда, то их ждали между пятью и шестью часами вечера.

Но вот позвонила секретарша Джудит и заявила, что отлет частного самолета Стэнтонов откладывается. Абигайль послала телеграмму, в которой дала понять, что по неизвестной причине вынуждена задержаться на несколько часов, а посему выедет позже, чем планировалось. От Джейд объяснений по поводу опоздания не поступило.

Как только Государственный военный оркестр приступил к исполнению старинного марша «Старики остались дома», Д’Арси издала пронзительный вопль, который, должно быть, услышали за милю в окрестностях:

— Что делается, а? Сам Рок Хадсон здесь!

Хотя у Франчески не было сомнений в том, что дочь, будучи страстной поклонницей кино, угадала правильно, она решила проверить этот факт лично, поскольку имя актера не значилось в списке приглашенных. С другой стороны, Билл пригласил несколько человек просто по телефону, и у нее не имелось ни малейшего представления, кто они и сколько их. Повернув голову, она и в самом деле убедилась, что очаровательнейший мистер Хадсон действительно прибыл собственной персоной в сопровождении их соседей по Юпитер-Айленд — четы Гарриманов. Их приезд заставил хозяйку в очередной раз задуматься над тем, насколько тесен мир. Помощник государственного секретаря Соединенных Штатов Гарриман является по совместительству крестным отцом молодого Питера Дачина, чей оркестр уже занимал места на подиуме в зале для танцев. Что же касается собственно Рока и его появления на приеме, то Франческа вспомнила, что читала как-то в колонке одного из журналов, где публикуют светские сплетни, что Рок был одним из голливудских приятелей Карлотты. Уж не потому ли Билл позвал его? Кто его поймет! Интересно только знать — по этой ли причине пожаловал к ним Рок? Или зашел просто так, из вежливости?

Все вокруг только и делали, что пожимали руки друг другу, и Билл буквально лучился от счастья:

— Рад, что ты смог выбраться, Рок! У нас тут полно всякого развеселого народу, и чтобы поддержать класс, необходимы такие парни, как ты!

Франческа пожала плечами. Слова Билла невольно напомнили ей множество подобных же слов и словечек, которые он постоянно рассыпал вокруг, строя из себя своего парня для всех окружающих. Казалось, он чувствовал себя своим человеком в любой компании — с выпивохой он мог запросто опрокинуть стаканчик, с крутым парнем был всегда готов обменяться парочкой зуботычин, а если подворачивалась аппетитная дамочка — ему ничего не стоило ущипнуть ее за зад. И всегда ему хотелось первенствовать. Основным лозунгом Билла считалась фраза, которую он как-то случайно обронил: «Я могу положить на лопатки любого мужика, а если мне это все-таки не удастся, то уж перепить его я всегда сумею!»

Игра в своего парня позволяла ему неизменно одерживать верх во всяком обществе — будь то Сенат Соединенных Штатов, компания запыленных и пропотевших фермеров, с которыми ему время от времени пришлось встречаться, или даже бригада грубых и отчаянных ребят-докеров, пахавших в порту Майами. Его шуточки неизменно вызывали смех, хотя их смысл ни для кого не был тайной: «Билл Шеридан — человек из народа, и пусть об этом помнят все!» Иногда и сама Франческа забывала о том, что ее муженек закончил юридический факультет в Гарварде.

Тем временем Рок разразился одной из своих актерских шуток. Он бросил пламенный взгляд на Д’Арси, которая находилась неподалеку в своем незабвенном плантаторском наряде времен Гражданской войны, и голосом Кларка Гейбла воскликнул:

— Откровенно говоря, детка, ты сегодня чертовски хороша!

Потом он наклонился к девочке и, клюнув ее в щечку, произнес:

— С днем рождения, дорогая Скарлетт!

Эта минута стала мгновением абсолютного триумфа для Д'Арси. От восторга она не могла вымолвить ни слова, ее друзья и подружки застыли на месте, словно громом пораженные. Франческа была весьма благодарна кинозвезде за эскападу — ведь ее дочь казалась совершенно счастливой, а поцелуй самого Рока Хадсона кое-как примирил Д’Арси с тем, что отец решил устроить из ее дня рождения очередное политическое шоу. Заодно она готова была простить и Элвиса Пресли, которого в этот день не оказалось рядом, чтобы пропеть для нее «Счастливого тебе дня рождения»…