Он бежал навстречу яркой весне. А в душе у него бушевал ноябрьский сумрак. И этот контраст выжигал все в его сердце, не оставляя шансов ничему живому.

* * *

Знаете, что самое обидное в любом позоре? То, что на следующий день о нем никто не вспоминает. Все ведут себя нормально. Точнее даже «нааармальна», «как бы, нааармальна». Делая вид, что все хорошо, но подло хихикая где-то за спиной.

Примерно то же самое произошло и с Максом. На следующий день ему никто ничего не говорил. Все смотрели в его сторону вполне нормально. Он чувствовал эту недоделанную нормальность, и ему хотелось убивать. Он прекрасно знал, что ни у кого не случилась амнезия.

Просто все затаились. Это они сейчас делают вид, что вчерашней травли и побега Макса домой не было. Но как только произойдёт что-то корявое и неординарное, они сразу выпустят свой яд, как последний козырь, чтобы показать свою правду и превосходство.

Понимая все это, парень затаился, приклеившись задницей к своему месту. Он больше не пытался подойти к Лене, ни с кем не разговаривал и даже не ходил в столовую, хотя поесть он любил. Но это было давно. Тогда, когда его душа еще была похожа на что-то живое.

Но, несмотря на все трудности и терзания, парень почему-то не желал так просто сдаваться.

Понимая, что его ситуация усугубилась еще больше, Максим решил дать самому себе последний шанс. Он подойдет к Лене, когда она будет идти домой и поговорит с ней так, как и должен говорить взрослый парень со взрослой девушкой. У него обязательно все получится, а если нет, то пусть все катится к чертовой матери. Ведь хуже уже явно не будет.

Несколько дней Макс внимательно следил за тем, как Лена по узкой зеленой улочке отправляется в сторону дома, где она проживала. И каждый раз девушка шла в сопровождении кого-то из девчонок.

Макс чувствовал, что ещё немного и его нервы не выдержат, и он забудет про такую затею.

Но вот в один из ярких дней мая парень увидел, что Лена после школы пошла домой в гордом одиночестве. Это был настоявший куш, похожий на выигрыш в лотерею. Надо было действовать как можно быстрее и настойчивее.

Он подождал какое-то время и отправился за ней, собравшись с духом.

Лена шла вдалеке, а Макс был у нее «на хвосте», как настоящий спец. агент. В таком порядке они миновали маленькую улочку, над которой склонились деревья с молодой листвой.

Дальше, они попали в переулок, где располагалось множество магазинов одежды.

Макс обратил внимание на манекен в черных очках. Эта пластмассовая статуя имела рельефное пластмассовое тело. И казалось, усмехалась, глядя на парня. Макс подумал о том, что не плохо бы было тоже быть таким мачо. Тогда вряд ли кто посмел бы над ним смеяться.

Но на деле, он явно проигрывал кукольному конкуренту. И сделать пока ничего не мог.

После этого «магазинного переулка», Лена вошла во двор большого дома. Это было довольно обширное и светлое пространство с парковкой и детской площадкой.

Максу вдруг показалось, что она может его заметить. Он сам от себя не ожидая, резко отстал и скрылся за большим деревом, которое росло тут же.

Лена тем временем перешла через этот просторный двор и шмыгнула в подъезд. Макс испытал некое облегчение от того, что девушка его все-таки не заметила.

И только тогда он вспомнил, что должен был не следить за ней, а признаться ей в своих чувствах, как планировал еще неделю назад.

Чувствуя неимоверную пустоту внутри, Макс медленно поплёлся к той двери, в которую ушла девушка. Он взошёл на крыльцо из четырех ступенек и погладил металл домофона.

Как бы хорошо иметь ключ от этой адской машины и знать при этом, где она живет точно, в какой квартире. Он бы обязательно пришел бы к ней. И тогда…. Тогда бы она просто не посмела его прогнать прочь.

А теперь ему не оставалось ничего, как стоять и смотреть в упор на тот ужасный портал, поглотивший его любимую.

Макс уже хотел идти домой, как дверь неожиданно распахнулась, чуть не ударив парня по носу. Он машинально отошёл назад и практически спрыгнул с крыльца, чуть не упав вниз головой.

На пороге подъезда стояла Лена. Лицо ее было красным, а глаза метали стальные молнии. Она крепко сжимала в руках свою сумку с учебниками, намекая на то, что этот предмет может стать холодным оружием.

— Ты думал, что я не вижу, как ты за мной идешь? Ты вечно ходишь за мной в школе! А теперь решил еще и дома доставать? — Резким тоном обратилась она к парню. Но Макс был настолько ошеломлен этим, что буквально потерял дар речи.

— Надо мной уже все в классе смеются. Я как дура! А ты все не отстаёшь! Ты хочешь, чтобы я родителям или учителям сказала? Или как вообще!?

Глядя на Лену, Максим понял, что ее злость больше вызвана страхом, чем агрессией. Похоже, что она наслушалась баек про его персону. И теперь на полном серьезе думает, что он местный маньяк.

— Прости меня, — чувствуя неизвестно откуда появившийся прилив сил, начал Макс. — Я не хотел тебя напугать. Но я хотел тебе сказать. Я давно тебе хотел сказать, что Абасова говорит правду. Я действительно люблю тебя. И это не шутка.

— Что? — На лице Лены выросла маска глубокого недоумения.

— Я понимаю, что мы не можем быть вместе. Твоя блузка сидит на тебе, как на манекене из магазина. А я выгляжу, как чертов бомж. Ты приехала из города. А я, наверное, сдохну в этом посёлке и ничего не увижу в жизни. Но, несмотря на это, я люблю тебя. Я хочу быть с тобой, как обычный парень с обычной девушкой.

Я хочу, чтобы не над нами смеялись, а мы смеялись над всем миром. Я хочу, чтобы у нас сложилось все так, как в тех чертовых фильмах, что смотрит моя мама. Я не могу без тебя! И никогда не смогу в этой жизни.

Если бы я мог сказать это раньше, то я сделал бы это. Но мне было страшно, что ты пошлешь меня сразу, и у меня не будет возможности даже просто за тобой ходить. А ведь после твоего появления у нас, эти «хождения» стали для меня смыслом жизни.

Высказав это, Макс почувствовал, как ему становится легче с каждой секундой. То страшное напряжение, которое он испытывал, наконец-то прошло. Ему вдруг стало настолько плевать на все, что даже если бы этот девятиэтажный дом, перед которым он стоял, свалился на него сейчас, он бы даже не попытался убежать или крикнуть.

— А теперь можешь орать на меня матом и рассказывать кому хочешь. Но от этого я не буду любить тебя меньше. Просто знай об этом и живи своей яркой жизнью, как раньше, — добавил он, закончив свою речь.

Лена хотела что-то сказать. У нее даже открылся рот на мгновение. Но она явно не ожидала, что местный дурачок в растрепанном, форменном пиджаке сможет так точно и так ясно признаться ей в чувствах.

На лице ее изобразилось изумление, переходящее в смятение. И не зная, как быть со всей этой ситуацией, девушка резко развернулась, бросившись в свой подъезд. На этот раз она действительно ушла домой, без какой-либо подоплеки.

Максим, не чувствуя ровным счетом ничего, тоже отправился домой. Он прошел через несколько улиц, то смотря себе под ноги, то на яркое солнце, которое нисколько его не слепило.

Находясь в таком шоке, он закончил этот несуразный день и пришел в школу на следующее утро, как обычно, без всякой задней мысли.

Лены на уроках не было. Можно было подумать, что она не пришла от переизбытка эмоций после его признания. Но все оказалось куда прозаичнее. У нее была температура. Об этом сказала одна из девушек, которая с ней общалась.

Для Макса это было вдвойне неприятно. Он чувствовал себя узником, которого вот-вот повесят, когда старый кладовщик наконец-то выдаст веревку.

Шок парня сошел на нет. И теперь ему было не совсем все равно. Он искренне боялся того, что Лена может всем рассказать, как он шел за ней до самого дома, а потом нес какой-то непонятный бред.

Если такое случится, то его посчитают психом не только в нашей, но и в соседней галактике. И тогда, даже после многих лет, ему будет сложно с кем-либо разговаривать. Ведь абсолютно каждый будет считать его именно тем придурком, которым он является сейчас.

Но к счастью, такого не произошло. Когда после одного мучительного дня отсутствия, девушка вернулась на занятия, то она все также безупречно выглядела, все также спокойно со всеми общалась. И все также не обращала внимания на Макса. А это было меньшее из зол. И Макс вполне мог порадоваться. Если слово «радость» было вообще уместно в такой ситуации.

Ведь в идеале, она должна была дать ему хоть какой-то шанс. Хотя бы одну малую искру надежды. Но, похоже, что она решила применить против него тактику жесткого игнорирования. И под гнетом такой тактики Максиму теперь предстояло жить, делая перед всеми вид, что ничего не случилось.

* * *

Через пару дней после своего пылкого признания Максим должен был идти к репетитору по русскому. Он ненавидел этого репетитора, роль которого выполняла сухая бабуля в очках, всеми нейронами мозга. Но родители настаивали, и он терпеливо посещал ее вот уже который месяц. Эта заслуженная пенсионерка на пенсии может и знала русский язык вдоль и поперек, но обожала «кудахтать» и ныть даже хуже Максимовой матери. И это не могло его не убивать.

Она постоянно говорила, что изучение языка — это величайшая наука в мире. И что со своим пассивным отношением Максим никогда не добьется высшего бала ЕГЭ, который и так был ему нужен не более чем собаке гладиолус.

Придя после очередного такого занятия, Макс с трудом стянул с себя мокрую от пота рубашку. Май еще не вступил в права полностью, но на улице пекло как из духовки.

Мысленно проклиная все на свете, парень отправился за компьютер, который был единственным существом на планете, которое его понимало.

Тетя Люда как обычно пыталась пристать к сыну с очередным, на ее взгляд, важным разговором. Но Макс умело смог парировать ее вероломное наступление.

Тем самым он обеспечил себе выход к компьютеру практически «без потерь боевой техники и личного состава».

Зайдя в Контакт, Макс увидел конвертик, который означал, что кто-то в кои-то веки о нем вспомнил. Это был Колян. Старый, добрый Колян, который не общался с ним после того случая с первым сексом и Иркой.

— Привет, что хотел? — Спокойно написал Макс.

— Слушай старик, извини, что я ничего не сделал. Мы с тобой раньше были… Сейчас есть в смысле. Мы с тобой друзья! И я зря не помог тебе с Ленкой. Я должен был помочь.

— Да? Когда ты ржал над шутками Вершинина про меня, я тоже так подумал.

— Нет, чувак, серьезно. Я могу помочь тебе с Ленкой, как ты мне тогда.

— Лерка не Ленка, — ответил Макс, с ностальгией вспомнив события, которые произошли той памятной весной.

— Блин, брат. Ты просто ото всех закрываешься. И это всё портит. Если ты был более открытым и общительным, то такого бы не было.

— Ага, мне написать на лбу «Я открытый и общительный»? А на груди сделать тату «Люблю Лену Вятскую»?

— Ты все воспринимаешь в штыки. Зачем ты так? Давай вместе подумаем и что-нибудь решим. У нас впереди еще есть лето до поступления в универ. Ленка вроде это время будет здесь. Это значит, что все не так хренова.

— Решай что хочешь. Мне по боку, — отрезал Макс.

Его бесило это неумелое сочувствие Коляна. Он громче всех смеялся над Максом в школе. А теперь под давлением зачатков совести вдруг решил написать. Написать тогда, когда это уже совсем не нужно. Написать тогда, когда все случилось так, как случилось.

Задумавшись на какое-то время, Максим посмотрел в окно. Солнце клонилось к закату. И майский вечер подбирал под себя город. В это время так хотелось спеть что-нибудь из Юрия Шатунова и вскрыть себе вены от боли и безысходности.

Максим представил себя с остро заточенным ножом и диском хитов «Ласкового мая», и криво улыбнулся. Его почему-то смешила такая страшная, но с другой стороны, нелепая картина.

Еще какое-то время парень наблюдал за падением в бездну очередного никчемного дня. В который раз он мысленно обругал себя за опрометчивые действия, нерешительность и глупость.

Потом он снова взглянул на компьютер. Монитор показывал новое сообщение в количестве одной штуки.

— Ну, этот кретин никак не уймется! — Подумал парень и открыл, чертов конвертик.

Вместо пафосной аватарки Коляна, здесь была фотография какой-то девушки. Неужели опять рекламный спам, которого в последнее время так много? Нет…. Не похоже…

Лена. Ему писала Лена! Та самая, которую он караулил, как зазевавшуюся курицу. Та самая, которой он пытался объяснить все и сразу. Тогда, около этого серого, огромного дома.

Сердце Макса упало ниже уровня пяток. Он с трепетом прочитал то, что она говорила. И ему казалось, что он вовсе не умеет читать. Так сложно это было сделать от нахлынувшего волнения.