То, что творил Девитт, следовало назвать циничной игрой — издевательством. Развлечением сильного мира сего. Мисс Джемма Торрел, плебей в десятом колене, не может интересовать как женщина столь пресыщенного аристократа тоже в десятом поколении, каким был Марк Девитт.

Он вращается в небесно — высоких кругах, про жизнь которых она только в книжках читала и иногда пробегала глазами в светской хронике. И он встречается с леди, стоимость платьев которых равняется стоимости квартиры, на которую другие леди, например, такие как мисс Торрел, будут копить лет тридцать. И не накопят.

Куда уж бедной мисс Торрел до тех роскошных карамельных женщин, осиянных нимбом из фамильных бриллиантов…

Джемма закусила губу, потому что ужасно хотелось разреветься. Ее жизнь в течение нескольких дней скомкалась, расползлась по швам, как старая изношенная футболка. Джемма подгоняла время, но не знала, что принесет ей каждый новый день. Она теперь ни в чем не была уверена.

И главным образом — в себе.

Слезы волнами подступали и подступали, когда внезапно очнулся коммутатор:

— Мисс Торрел, вы еще не ушли?

— Нет, — произнесла Джемма, и во рту у нее сделалось кисло, как будто она проглотила лимон.

— Хорошо. Зайдите сейчас на минутку ко мне, я вам отдам исправленный список лиц, приглашенных на благотворительный вечер. Это на секунду.

Коммутатор стих, а Джемма угрюмо покосилась на часы: семь минут до окончания рабочего дня. Неужели Девитту нужно обязательно всучить этот список именно сегодня? До завтрашнего утра бумажка не могла полежать в кабинете? Или президент опасается, что напечатанные фамилии за ночь сползут с листа как тараканы?

Но Девитт есть Девитт.

Босс.

Ее…

Марк Девитт, несмотря на конец рабочего дня, выглядел бодро, свежо и энергично. Великолепно. Он вообще когда-нибудь устает?

— Вот и вы, — жизнерадостно констатировал он, когда Джемма со скисшей миной возникла на его пороге.

Джемма безгласно кивнула, подтверждая, что она — это она.

— Сейчас я отдам список. — Девитт принялся торопливо перебирать бумажки на столе.

Одна, вторая, третья.

— Да где же он? — непонимающе нахмурил брови президент, когда бумажки на столе закончились. — Был же здесь совсем недавно, я на нем пометки еще делал… Ах, да. — Марк виновато улыбнулся мисс Торрел. — Я просил уточнить миссис Томпсон, будет ли Адам Кенгис на том мероприятии. Список остался у нее. Сейчас я схожу за ним.

Джемма невольно озадачилась. Чтобы забрать список, Девитт вызывает ее в кабинет, а чтобы принести его из другого кабинета — бежит за ним сам, причем на верхний этаж.

Нелогично.

Пока она хлопала ресницами, Девитт быстро вышел. Снаружи в закрывшейся двери повернулся ключ…

Щелк! Джемма не поверила своим ушам. Она кинулась к дверям и с силой дернула за ручку. Заперто… Девитт закрыл ее в своем кабинете!

А сам ушел.

Джемме стало нехорошо. Так нехорошо, что холодная испарина появилась на лбу. Ноги подогнулись, и она сползла прямо в мягкое кресло для посетителей. Что задумал ее каверзный босс?

И сколько он планирует ее здесь продержать? Всю ночь? Джемме сделалось еще хуже.

Через пять минут офис покинули самые торопящиеся сотрудники. Через двадцать — основная часть работников. Становилось тихо.

Может быть, позвонить на пульт охраны? Сказать, так и так, президент издательского союза «Меандр» замуровал собственную секретаршу в кабинете. Спасайте, братцы.

Джемма покосилась на телефон. Надо звонить! Она подняла трубку. Телефон не работал. Ни внутренний, ни городской; молчал вредный коммутатор, и сотовый президента нигде не виделся, хотя всегда на столе валяется…

У Джеммы вырвался нервный смешок. Руки затряслись и заледенели. В самом деле, замурована. Она снова опустилась в кресло, но сразу вскочила. Тогда придется кричать. Кто-нибудь да услышит ее. И что? Подойдут к двери и ехидно поинтересуются, что она делает в кабинете президента вечером, когда рабочий день уже завершился? Ведь ей никто не поверит, Что Девитт нарочно запер ее. Все заранее спланировал и не оставил ей ни единого шанса на спасение. Кстати, где он сам?

Через сорок минут офис покинули чересчур ответственные работники, еще через двадцать минут — самые заработавшиеся.

Здание опустело.

И когда стало абсолютно тихо на всех этажах, в двери повернулся ключ…

Марк Девитт вошел в кабинет и опять запер дверь — на этот раз изнутри.

— Зачем вы это сделали? — обреченно спросила Джемма, наблюдая, как он убирает ключ в карман.

— Это я еще не сделал, — косо усмехнулся Девитт, устремляя на нее глаза — ониксы, в которых совсем не было света. Ни одного светлого блика!

Тут Джемма испугалась по-настоящему. Она как будто видела сейчас перед собой абсолютно незнакомого человека. Благообразный небожитель, лакированный Марк Девитт куда-то исчез. Напротив нее стоял варвар из дикого племени, на которого по недоразумению нацепили дорогой костюм. Этот костюм даже не шел ему. Он ему мешал…

Словно подслушав ее мысли, Девитт потянулся к галстуку и, ослабив узел, снял его через голову. Затем скинул пиджак, расстегнул несколько пуговиц на рубашке. Распахнувшийся ворот продемонстрировал густую поросль черных волос.

Горло у Джеммы перехватило. Сердце оборвалось, упало в бездну и разбилось в лепешку. Она медленно попятилась, не отрывая воспалившихся глаз от преобразившегося босса, лицо которого не предвещало ничего хорошего. Сделав еще один шаг назад, Джемма наткнулась на стол президента.

— Конечная остановка, — констатировал Девитт странным голосом, каким-то хрипло — низким, завораживающим.

Он устремился к обмершей Джемме. Она нашла в себе силы сдвинуться с места и обежать большой стол. Замерла на противоположной стороне. Девитт с кривящимся ртом оперся на столешницу и взглянул в ее побелевшее лицо, на котором остались одни синие глаза.

— Вы очень шустрая леди, мисс Торрел, — прохрипел он, раздвигая губы в хищной усмешке. — Однако гонки вокруг стола — занятие бессмысленное. Вам лучше смириться сразу. Сэкономите массу сил и нервов.

— Что вы собираетесь делать? — Джемма и сама понимала, что беготня вокруг стола только раззадорит Девитта, который сейчас как никогда смахивал на охотящуюся пантеру.

— Вам рассказать подробно? — осклабился Девитт, но глаза у него не смеялись. Они шарили по ее телу и легко проникали под ткань одежды. — Пункт за пунктом?

Джемма замотала головой, то ли отвечая, то ли возражая. Девитт начал медленно огибать стол, и она опять сорвалась с места.

— Я буду кричать, — предупредила она обрывающимся голосом — женский страх в нем бился металлическим колокольчиком.

— Кричите, — пожал плечами Марк, облизнув губы. — Мне все равно.

Джемма и сама видела, что ему все равно. По его страшным матовым глазам.

— Почему вы хотите меня изнасиловать? — прошелестела она, едва переводя дыхание: легкие не пускали воздух извне.

— Какой странный вопрос, мисс Торрел, — коротко хохотнул Девитт, смех у него получился холодным и дребезжащим — так звенит потревоженное оконное стекло. — Ответ заложен уже в нем самом. Я хочу вас изнасиловать потому, что — хочу.

Девитт сделал стремительное движение. Джемма в этот раз не успела быстро отскочить, и сильные руки сомкнулись вокруг ее талии, сжали так, что желудок подскочил к горлу.

— Я вас хочу, и я вас получу, а вы, — получите сегодня то, что заслуживаете. За все свои гадости сразу. — Марк Девитт откинул ей голову, впиваясь в шею алчущими губами.

От этого сокрушающего поцелуя Джемма даже застонала. Она выгнулась, пытаясь вывернуться из сжимающего кольца. Однако Девитт притиснул ее к стене всем своим телом и продолжил начатое. С удвоенной силой и сладострастной яростью.

Откуда в благовоспитанном, блестяще образованном, жутко культурном и до чертиков светском мистере Девитте взялось столько первобытных инстинктов? Они, подавляемые, видимо, накапливались годами, утрамбовывались манерами и воспитанием, но вот сегодня Девитта прорвало. Карикатуры послужили своего рода катализатором тех диких инстинктов, которые ныне устремились наружу.

Джемма, прижатая к стене горячим мощным телом, множественно покаялась перед всеми известными ей богами за свои пакостные карикатуры и поклялась, что больше никогда и на за что, ни за какие деньги не нарисует ни одной. На Девитта.

Только бы он ее сейчас отпустил. Однако надежды почти не осталось. Губы Девитта уже ласкали ее приоткрывшийся рот, а его руки расстегивали перламутровые пуговички ее легкой блузки.

Покориться? И получить то, что заслуживала? Ведь она обречена. Однако… Нельзя. Нет, она так просто не сдастся. Проклятому Девитту она не достанется. Без боя.

Джемма снова выгнулась и вцепилась зубами в первое попавшееся — в руку босса, которая стремилась проникнуть за кружевную границу бюстгальтера, добираясь до упругой плоти.

Девитт выразительно выругался и слегка ослабил нажим. Этого Джемме хватило, чтобы вывернуться и вновь очутиться далеко от него, спрятавшись за столом. Она видела, как Девитт слизнул выступившую кровь из ранки и опасно сощурил глаза. Страх ее постепенно трансформировался в настоящий ужас. Сердце превратилось в пульсирующий сгусток желе.

— Это глупо, мисс Торрел. — Насколько иначе сейчас звучал голос укушенного Марка Девитта! Слова падали, точно свинцовые капли, с тем же гулким звуком. Кажется, Девитт пребывал в бешенстве.

— Вы и в самом деле собираетесь изнасиловать меня здесь? — вдруг спросила Джемма по-прежнему тонким голоском.

— А вам не нравится этот кабинет? — усмехнулся Марк и оглянулся по сторонам. — По-моему, тут очень даже уютно, расцветка у обоев очень красивая, да и жалюзи чрезвычайно оригинальны. — Он шутовски взмахнул руками. — Но мы можем пройти в конференц-зал. Там прохладнее.

— Пойдемте. — Джемма оглянулась на дверь.

Марк, казалось бы, не ждал подобной реакции и этих слов и ничего не ответил. Наступила непроницаемая тишина. Девитт всматривался в искаженное женское лицо, пытаясь понять, что происходит в золотоволосой лукавой головке его обожаемой ведьмы.

У которой сегодня нет ни единого шанса.

Джемма первой сделала шаг к дверям. Девитт, как тень, немедленно последовал за ней. Он обнял ее за талию, жестко привлекая к себе. Его сердце бешено стучало совсем рядом. Не выпуская желанную добычу из рук, он отпер дверь и повлек по коридору к поблескивающим неподалеку зеркальным дверям зала.

Джемма, затаив дыхание, ждала удобного момента. Покорно следовала за обезумевшим боссом, не совершая резких движений. И момент наступил, когда Девитт замешкался с кодовым замком конференц-зала. Джемма рванулась, выскользнула и понеслась, не разбирая дороги, по пустому неосвещенному коридору. Наполовину расстегнутая блузка хлопала как крылья.

Мимо мелькали запертые двери. Ни в одну ей не войти. Оставалась только лестница, чтобы сбежать вниз к охране, минуя несколько этажей и сотню ступеней.

До лестницы она почти добежала. Успела глотнуть пыльного лестничного духа. И только. Настигнувший ее Девитт круто опрокинул Джемму назад, на себя, подхватывая на руки. Ее пальцы беспомощно соскользнули с гладких перил, не успев в них вцепиться.

Она хотела закричать, но он запечатал ее уста безжалостным поцелуем, способным вытянуть душу.

Джемма закрыла глаза.

6

Она упала с высоты на серебристую прохладную кожу. Кожа скрипнула под ней. Голова Джеммы откинулась на кожаные диванные подушки, и разметавшиеся золотые волосы заструились вниз сверкающим потоком.

Она не сопротивлялась, а Девитт больше ничего не говорил. Его руки вдруг сделались нежными — нежными. Они теперь не стремились пленить, удержать, смирить — они жаждали ласкать, познавать покорившуюся плоть на ощупь.

От шелковистой женской кожи исходил волнующий аромат, пудровый, росистый, тонкий. Едва вдохнув его, Девитт понял, что окончательно сошел с ума. В мозгу в один миг случилась необратимая роковая биохимическая реакция, которая изменила в его сознании все. Мир вдруг стал походить на радуги.

Джемма не открывала глаз, ощущая, как мужские губы осторожно целуют ее подрагивающие тонкие веки, затем виски, касаются напряженных скул.

Перед ее закрытыми глазами открывалась иная вселенная. В которой ее любили… И в эту счастливую вселенную попасть, оказывается, совсем легко: только и надо, что пасть на кожаный диван с закрытыми глазами и не пытаться бороться.

С собой.

Губы у нее дрогнули, дрожащая тень улыбки скользнула по ним, задержалась на уголках и пропала. Исступленные мужские уста превратили те осветившиеся губы в подрагивающие лепестки, раскрывшиеся для неги. На вкус лепестки были слаще цветочного нектара.