О наказании и речи быть не могло. По приказу отца-настоятеля Филиппо купили красок и дали задание – срисовывать фрески кисти великого Мазаччо в капелле Бранкаччо.

Мазаччо до сих пор считался непревзойденным мастером. Еще не родился живописец, подобный ему. Мазаччо был убит в расцвете своего таланта завистливыми конкурентами, и ходили упорные слухи, что мастер заявил перед смертью, что еще вернется на эту землю в чужом теле. Он вернется и заявит о себе как величайший художник.

Наконец-то Филиппо получил возможность заниматься единственно любимым делом. Несколько лет он тщательно копировал фрески Мазаччо, изучая тайны мастерства своего великого предшественника, и наконец каждый мог сказать: Филиппо Липпи ни в чем не уступает Мазаччо.

О Филиппо стали сплетничать. Говорили, что дух Мазаччо вселился в него, оттого-то он и рисует, словно одержимый дьяволом. Эти слухи, распускаемые завистниками, тем не менее возымели совершенно обратное действие. У Филиппо Липпи сделалось модным заказывать картины. Наконец он стал пользоваться невероятным успехом у прекрасного пола, причем как у замужних дам, так и у молоденьких девушек. Сколько женщин перевидал мастер за всю свою жизнь, он, наверное, и сам не смог бы сосчитать. А уж как находчивы были его очаровательные клиентки. Им даже нравилось, что он – монах. Дамы обычно уговаривали его писать их портрет, а потом как-то само собой получалось, что он оставался у своей модели на ночь.

Филиппо обожал женщин. Он заметил, что они вдохновляют его на создание прекрасных картин. Филиппо чувствовал особенное желание рисовать только тогда, когда был влюблен, а влюблялся он часто. Причем чем больше женщин было в его жизни, тем больше нестерпимо юных и прекрасных Мадонн создавала его кисть.

Так Филиппо приобрел славу не только великолепного художника, но и завзятого сердцееда, одержимого красками и женщинами. У его мастерской всегда можно было увидеть прекрасных заказчиц, которые, улыбаясь и бросая на него многообещающие взгляды, просили написать для них очередную картину. Для монаха это, безусловно, грех – так любить женщин, но в них состояла настоящая жизнь Филиппо Липпи.

Сам Филиппо понимал, что он по натуре не монах, лишь по принуждению он несет этот ненавистный сан. Он неоднократно подавал прошения, но монастырь не торопился расставаться со своим нерадивым братом, ведь он неизменно отдавал десятину от заказов в кассу монастыря. А поскольку заказов у Филиппо было огромное множество, то терять его монастырю было по крайней мере неразумно. Тем более Липпи покровительствовали такие могущественные и знатные люди, как семья Медичи и Папа Евгений IV.

В 1456 году Фра Филиппо Липпи пригласили расписывать стены женского монастыря Святой Маргариты Прато, что в окрестностях Флоренции. В это время живописцу исполнилось уже 50 лет, но он продолжал пользоваться славой неисправимого ловеласа, и подобное обстоятельство крайне смущало настоятельницу. Перед приездом Липпи матушка предупредила сестер, что в их тихую обитель приезжает одержимый художник, а потому они должны держаться от него как можно дальше.

Прибыв в монастырь, Липпи понял, что ему предстоит выполнить весьма сложную задачу. Строение оказалось настолько темным, что было непонятно, как здесь можно различить краски. Филиппо даже не мог понять, кому понадобится его живопись, если в монастыре он не увидел ни одной нормальной женщины. Сколько он ни ходил по коридорам, видел только древних старух. Однако заказ требовалось выполнить. Но как? «Быть может, в их трапезной хоть немного посветлее?» – подумал Липпи.

Трапезная располагалась в сводчатом зале, но и в нее также свет проникал только через три небольших окошка. Здесь рисовать было тоже довольно проблематично. Липпи почувствовал досаду. Как можно находиться в этих затхлых стенах, когда на улице бушует весна, а холмы устланы молодыми виноградными лозами. Как не поймут эти монахи, что для вдохновения ему необходимы вино, солнце и женщины? Солнца здесь мало, вина совсем нет, а вместо женщин только старухи.

И тут Филиппо осенило. Его новая фреска непременно превратится в постоянное искушение для монахов, и он знает, как это сделать! В трапезной он изобразит пир Ирода. Когда монахи будут сидеть за своей скудной трапезой, их взоры станут дразнить роскошные кушанья библейского царя. Другая же стена превратится в искушение для старух-монахинь. Он нарисует там Саломею, тонкую, гибкую и ослепительно прекрасную. А на алтарной картине будет изображена юная Богоматерь, вся окутанная солнечным теплом, светом и нежностью. Вот только плохо ему придется без натурщицы. Как она оказалась бы кстати – молодая, тоненькая, золотоволосая… Но, увы… В этом монастыре вместо нежных созданий проживают только уродливые старухи.

Размышляя о своей новой работе, Липпи даже не подумал, что за ним могут подглядывать. А именно это и произошло. Уже довольно долгое время сквозь щелку в проеме дверей на него смотрела молоденькая девушка. Ее звали Лукреция Бути. Она всегда отличалась послушанием и покорностью. Отцом Лукреции был купец. К несчастью, он разорился и отправил дочь в монастырь. Лукреция опечалилась, однако перечить родительской воле не стала. Девушка надеялась, что со временем коммерческие дела родителя поправятся, и он сможет забрать ее отсюда домой. Но шло время, а дела синьора Бути так и не налаживались. Когда Лукреции исполнилось 17 лет, отец заявил, что дочь должна стать послушницей и с этим смириться. И снова Лукреция не сказала ни слова. Как же можно ослушаться старших! Вот и матушка-настоятельница предупредила, что в монастырь прибывает помешанный или бесноватый художник, от которого нужно держаться подальше. Лукреция знала, что нужно слушаться. Но ведь она не собирается с ним встречаться: только посмотрит одним глазком. Любопытство оказалось сильнее запретов.

Неожиданно для себя Лукреция надавила на дверь сильнее, чем предполагала, и та предательски заскрипела. Девушка испугалась. А вдруг этот бесноватый кинется на нее? Но ничего подобного не произошло. Она увидела перед собой обыкновенного спокойного мужчину. Его нельзя было назвать ослепительным красавцем, но и некрасивым он не был. Его очень красили мягкая добрая улыбка и спокойные ясные глаза.

Филиппо обернулся и увидел ее, модель, о которой мечтал. Юная и прекрасная, нежная и тонкая, она стояла перед ним, смущенно опустив глаза, а платок сползал с ее головы, отчего золотистые волосы рассыпались по плечам. Липпи показалось, что на мгновение сумрачная трапезная озарилась солнечным светом.

А Лукреция в ту же секунду бросилась бежать. Она остановилась, только захлопнув дверь своей кельи. Ей стало душно, и она чувствовала, как ее щеки пылают. Кругом было тихо, и только с улицы доносился бесконечный щебет веселых птиц и задорные голоса играющих детей. У Лукреции слезы навернулись на глаза. Она подумала о том, что у нее наверняка не будет детей, и сознание этого наполняло невыносимой горечью. В этот день на общей молитве девушка чувствовала себя как во сне. В первый раз она забыла, какими словами положено молиться…

А Филиппо в это время впервые подумал о том, что ему уже 50 лет, и это значит, что жизнь прошла окончательно и бесповоротно. Ему уже поздно влюбляться. Отныне он будет только писать портреты этих нестерпимо юных и прекрасных, недоступных для него девушек. И это все, на что он может рассчитывать…

Ну что ж, видно, так тому и быть, и Фра Филиппо Липпи направился к матушке-настоятельнице просить разрешения написать Лукрецию для алтарного образа Мадонны. Матушка долго колебалась, но потом все же заставила художника дать клятву, что он ничем не оскорбит послушницу. Филиппо поспешил заверить ее, что у него даже подобных мыслей нет в голове. Он и пальцем не тронет девушку. Мастер и в самом деле был далек от чувственности. В присутствии Лукреции он становился на удивление робким, даже лишний раз вздохнуть боялся!

Наконец алтарный образ был окончен. И вновь Филиппо обратился к настоятельнице. Теперь ему требовалось написать Лукрецию в виде танцующей Саломеи. Саломею он писал не в первый раз: папа уже заказывал ему однажды этот сюжет. Филиппо помнил, как в тот раз моделью для него служила первая красавица Флоренции. Но теперь, когда Филиппо видел перед собой Лукрецию, исполненную невинной грации, он ловил себя на мысли, что перед этой скромницей самая ослепительная женщина Флоренции просто дурнушка.

Безумная мысль завладела душой Филиппо: он решил, что освободит Лукрецию от этого убогого монашеского одеяния, ведь она достойна большего. Она должна носить только самые роскошные одежды. Еще в то время, когда Филиппо писал ее в виде Мадонны с младенцем на руках, он все время представлял, что это его ребенок.

Пока Лукреция позировала, Филиппо много говорил, как никогда в жизни. Он рассказывал ей о прекрасных городах и звенящих фонтанах, о платьях флорентийских красавиц, о том, как чудесно пахнут цветы и как шумят тенистые леса. Он рассказывал ей о мире, который он так любил и в котором так много солнечного света, радости и тепла. Лукреция, потрясенная, следила за его работой и вдруг промолвила, что ей тоже больше всего на свете хотелось бы увидеть этот мир. В тот же день они решились вместе покинуть монастырь, сбежать из него тайком. Это произошло во время празднования Выноса Пояса Пречистой Девы Марии. На торжество в Прато обычно съезжались со всей страны, и процессия паломников с бесценной реликвией медленно двигалась по узким улицам города. В такой толпе было легко затеряться, поэтому влюбленные без труда ускользнули от настоятельницы.

Однако Филиппо больше всего на свете хотел официального брака с Лукрецией, и он принялся действовать. Первым делом художник написал письмо в родной монастырь, а потом отправил своему покровителю Козимо Медичи подарок – картину с изображением Мадонны. Эта Мадонна с лицом Лукреции благословляла весь мир. Растроганный Медичи обратился с ходатайством к Папе Пию II, и тот освободил Липпи от монашеского обета. Прошло 5 лет, прежде чем Филиппо смог наконец обвенчаться с украденной им Лукрецией.