Фэй всегда была горда и честолюбива именно потому, что происходила из бедной семьи. Она просто и подумать не могла, что всю оставшуюся жизнь станет работать продавщицей в универмаге. Фэй понимала, что любой ценой должна выбиться в люди. По окончании школы девушка поступила в Бостонскую школу искусств на актерское отделение. В это время ей приходилось рассчитывать только на себя, свои собственные силы и способности. А заработать – значило выжить. Она училась, а по вечерам работала официанткой. Родные не помогали ей, да она никогда и не позволила бы себе обратиться к ним за помощью. Наоборот, как могла, она выкраивала небольшие суммы из своих заработков и отсылала домой.

Познакомившись с Мастроянни, Фэй была шокирована европейским обычаем платить за женщину в ресторане. Она настояла на том, чтобы самой платить за обед, хотя это и не нравилось Марчелло. Он не знал, что Фэй в данном случае только придерживается собственного принципа, извлекает уроки из печального опыта своего детства: она никогда не смогла бы забыть, как ее мать униженно уговаривала отца дать ей денег на обучение дочери. С тех пор она решила, что никогда не станет зависеть от какого бы то ни было мужчины в финансовом плане.

После съемок в «Любовниках» Данауэй была вынуждена вернуться в Америку. Там ее ждала работа над фильмами «Сделка», «Маленький большой человек», «Загадка измученной души». О Мастроянни она, однако, не забывала ни на минуту. Едва ей удавалось хоть немного освободиться от напряженного рабочего графика, как актриса брала билет на самолет и летела в Италию, к своему возлюбленному. Вот только ее расстраивало одно обстоятельство: приезжая к Мастроянни, она чувствовала себя шпионкой. За ее любимым журналисты ходили по пятам. Они были бесцеремонны и готовы на все ради получения новой информации. Чтобы чувствовать себя в безопасности, любовники придумали костюмы, в которых их никто не смог бы узнать. Фэй выбрала для себя парик с каштановой роскошной косой и очки, таким образом меняя внешность и делая ее практически неузнаваемой. А Мастроянни загримироваться под обывателя и вовсе было проще простого. Ему достаточно было всего лишь сменить свою модную одежду на более простую. В картузе и коротком пиджаке он ничем не отличался от обычного рабочего с юга Италии.

Марчелло хотел научить Фэй радоваться жизни и получать от нее удовольствие – только в этом он видел смысл. Когда он и Фэй находились в Венеции, актер нанимал гондолу, и целыми ночами они путешествовали по знаменитым каналам города, смотря на звезды, с бокалами вина и словами любви. Летом Марчелло принимал Фэй на своей яхте. Он устраивал перед любимой великолепные представления, на которых его команда то переодевалась в пиратов, то устраивала танцы, то пела серенады.

Счастье можно было бы назвать безоблачным, если бы не одно но – у Мастроянни была законная супруга. Думается, она не отличалась особой демократичностью взглядов, а потому свои отношения двум влюбленным приходилось скрывать. Марчелло мог приводить Фэй только в дома самых преданных друзей, которые не выдадут: Витторио Гассману и Федерико Феллини. Естественно, через некоторое время Фэй захотелось определенности. Однажды, когда она вместе с Мастроянни остановилась в отеле в пригороде Флоренции, в самый волнующий и нежный момент вдруг отодвинулась и произнесла: «Марчелло, я больше не могу так жить. Мне нужна полная ясность и определенность в отношениях». Марчелло изумленно взглянул на нее. Кажется, он не совсем понял смысл того, что она произнесла. Чего она хочет от истинного итальянца, на благословенной земле, где чувственность разлита в самом воздухе, а жаркие взоры мужчин сопровождают женщин постоянно, а не как в Америке – только по выходным? «Я должна знать точно, – твердо повторила Фэй, искусно увернувшись от поцелуя возлюбленного, – когда ты намерен подать на развод?»

На самом деле, ее так трудно понять! Она лежит в объятиях любовника, а на небе догорает золотистый чарующий закат… О чем она говорит и чего ей надо? Марчелло решился, наконец, заговорить: «Любимая, если бы ты знала, как я мечтаю, чтобы ты родила мне ребенка. Я представляю, какими будут у нас дети. Наверняка прелестными, им ведь есть в кого. Как ты хочешь назвать их?». Фэй невольно поддалась на эти завораживающие слова. «Если родилась бы девочка, я назвала бы ее Кларой. А мальчик будет Лука!»

Эти слова привели Марчелло в бурный восторг. Он быстро заговорил о том, как они будут жить дальше. Он купит специально для Фэй замок на юге Италии, а для детей – маленькую лошадку. У Фэй непременно должны быть слуги, а он вместе с детьми будет играть в огромную игрушечную железную дорогу. Однако Данауэй уже опомнилась и упрямо вернула своего возлюбленного с небес мечты на грешную землю. «Когда ты разведешься с женой? Я хочу знать конкретный срок. Когда ты намерен связаться со своим адвокатом? На какое число будет назначен процесс?» Марчелло был разочарован. Он говорил ей о счастье, а она – о разводе. Не один Марчелло не понимал Фэй. Его друзья были с ним полностью солидарны. Федерико Феллини говорил актрисе: «Чем тебе плох Марчелло? Зачем тебе надо непременно быть его женой? Разве он плохой любовник и тебе с ним плохо? Он на руках тебя носит, дарит дорогие подарки, он исполняет малейшее твое желание, а тебе хочется невыполнимого!». Американке Фэй было неизвестно, что в Италии существуют иные взгляды на брак, нежели в Америке. В Италии мужья смотрят на жен как на нечто незыблемое, святое. Конечно, они имеют право иметь множество любовниц, и супруги спокойно относятся к увлечениям своих благоверных. Многие итальянские мужчины имеют по две семьи и прекрасно их содержат. Но Фэй другая, она устроена иначе. Она не хочет понимать подобных отношений и никогда не станет менять себя даже в угоду любимому. Ее терпение лопнуло в 1969 году. Она справляла Рождество в Италии по приглашению Марко Феррери. Поскольку Рождество во всех странах является праздником семейным, то и Мастроянни, по обычаю, проводил его со своей семьей. В самый разгар торжества двери распахнулись и появился он – сияющий, неотразимый, великолепный, но не один, а в сопровождении своей жены Флоры. Марчелло не ожидал увидеть здесь Фэй, однако он не растерялся и не смутился: подошел к подруге как ни в чем не бывало, поцеловал в щеку, по-приятельски улыбнулся и пожелал счастливого Рождества. Флора была настроена весьма добродушно и ласково улыбалась мужу.

Марчелло устроился за столом рядом с Флорой, был очень предупредителен к ней, часто называл «мамочкой» и регулярно наполнял закусками ее тарелку. Фэй при виде этой пары отчего-то захлестнуло презрение. Когда она случайно проходила мимо Мастроянни, то не удержалась от злорадного шепота: «Как только „мамочка“ разрешила тебе отойти от нее?». А потом она долго плакала в ванной, все никак не могла успокоиться. Для нее в тот момент пропал смысл жизни.

Тем не менее жизнь продолжалась. Фэй невероятно изменилась после разрыва с Мастроянни. Она сделалась ужасно заносчивой и у нее появилась привычка поучать окружающих. Она ссорилась с Романом Полански на съемках «Китайского квартала». Дело в том, что у Полански была неистребимая страсть к молоденьким девушкам, и он часто появлялся на съемочной площадке в сопровождении очередной длинноногой нимфетки. Фэй, которой к этому времени уже минуло 32 года, ужасно раздражала подобная манера поведения, и она неоднократно высказывала Полански свои претензии: мол, совесть совсем потерял, на работе нужно думать только о деле… Полански приводили в ярость ее замечания, и он прозвал Фэй «чертова праведница». Полански ее просто ненавидел, и работа в фильме удалась только благодаря дипломатическому таланту Джека Николсона. Но однажды режиссер улучил момент и отомстил Данауэй: он осторожно и незаметно подкрался к ней сзади и неожиданно выдернул волосок из ее прически. Взбешенная Фэй обернулась и увидела довольного собой Полански. Актриса закричала, что подаст на него в суд за сексуальное домогательство, однако Полански усмехнулся и издевательски перекрестился.

А потом снова пришла любовь. Однажды Фэй решила посетить рок-концерт, и ее поразил певец Питер Вулф. Он был лохматый и черноволосый, а то, что он исполнял со сцены, скорее можно было бы назвать безумными воплями. К своему удивлению, чопорная праведница Фэй начала пританцовывать, не обращая внимания на толкающих ее со всех сторон людей. После концерта она отправилась знакомиться с исполнителем, потрясшим ее воображение. А тот, даже не поинтересовавшись, как ее зовут, заявил: «Бэби, через пять минут я буду с тобой. Жди».

Фэй буквально потеряла дар речи от подобного обращения. С ней еще никто не позволял себе разговаривать подобным образом. В ответ она смогла пролепетать: «Меня зовут Фэй». – «Правда? – сказал лохматый. – Странное какое-то имя. Ну и ладно, пусть будет – Фэй».

Этой ночью они стали любовниками. Фэй чувствовала себя на вершине блаженства, как и в тот момент, когда на концерте танцевала вместе с подростками, забыв о возрасте и вообще обо всем на свете. «Я не хотел бы расставаться с тобой надолго, – сказал ей утром Питер. – Я предлагаю тебе поехать вместе с нами в турне». Неожиданно для себя благоразумная Фэй согласилась.

Уже гораздо позже Питер узнал, что его любовница – известная актриса, удостоившаяся премии «Оскар», и он, как мальчишка, радовался и хвастался подругой перед своими друзьями. А Фэй впервые в жизни забыла о том, что такое работа и долг. Она была просто счастлива. Ей понравилась кочевая жизнь. Каждый день она видела новые города и новые лица. Ее не смущало то обстоятельство, что каждую ночь приходится проводить в новом гостиничном номере. Ее закружил нескончаемый поток страсти и музыки, безумия и алкоголя. Она даже не думала, куда может занести ее вихрь сумасшедшей любви.

В первый раз она опомнилась в то утро, когда, проснувшись, обнаружила, что спит в постели с гитаристом группы, а не с Питером, как обычно. В комнату вошел Питер и засмеялся. Подобное обстоятельство его, кажется, нисколько не смутило. Он заявил: «Ничего удивительного, вчера ты впервые попробовала „кислоту“ и целую ночь плакала, рассказывая о своем несчастном детстве и об отце-алкоголике, которого, несмотря ни на что, любила безумно и нежно. Я даже подумал: а не изнасиловал ли он тебя?». И он засмеялся, а Фэй пришла в ужас. Самое страшное, что она совсем ничего не помнила из того, что произошло вчера. В один момент она прозрела. Как она могла так поступить с собой и со своей жизнью, наплевать на работу, бросить все, к чему она так стремилась всю жизнь.

В тот же день Фэй вылетела в Нью-Йорк. У нее было достаточно времени поразмыслить, и актриса решила: хватит, больше никаких экспериментов. Она хочет жить с нормальным мужем, иметь семью и ребенка. Питер Вулф отнесся к заявлению Фэй спокойно. Сам он принципиально был против брачных обязательств, поскольку они ничего не дают, по его мнению, но уж если Фэй пришла в голову такая блажь – пожениться, то почему бы и не сделать любимой женщине приятное. «Если тебе так хочется, можно и пожениться», – сказал он и в тот же вечер подарил Фэй обручальное кольцо с бриллиантом. Летом 1974 года они поженились.

Но Фэй этого было мало. Как она раньше мечтала об «Оскаре»! Теперь же точно так же страстно она желала ребенка: ведь ей уже было 36 лет. Но Питер не торопился обзавестись наследником. На все просьбы Фэй он отвечал молчанием или отшучивался. Актриса вспомнила, как однажды мать сказала ей: «Если мужчина не хочет от женщины ребенка, значит, он не любит ее и не собирается оставаться с ней дальше». Фэй поставила Питеру ультиматум: или в семье будет ребенок, или пусть супруг начинает паковать свои вещи. Питер заявил, что предпочитает паковать вещи, но предлагает Фэй остаться не только друзьями, но и любовниками. Фэй сама не предполагала, что так тяжело перенесет разрыв с Питером. Она плакала целыми днями, принимала транквилизаторы, но и таблетки ей не помогали: у нее появились клаустрофобия, страх смерти и слуховые галлюцинации. Друзья старались помочь обезумевшей от горя Фэй. С ней постоянно находились рядом Роберт Редфорд, Джек Николсон и Сидней Люметт. Сценарии предлагались ей в таком количестве, как никогда раньше. Но теперь ей казалось, что даже любимая работа не сможет утешить.

Актриса возвращалась к жизни очень медленно и прикладывала для этого усилия поистине титанические. Как-то знаменитый лондонский фотограф Терри О,Нил предложил Фэй сняться для серии фотографий, заказанных журналом «People». Съемки проходили на берегу Гудзона ветреным днем. Терри старался угодить Фэй. Он придумал для нее множество исключительно романтических и своеобразных кадров. Он шутил, чтобы развеселить Фэй, и ему это удалось. Впервые за многие месяцы актриса смеялась. Ей было почему-то очень хорошо и спокойно. После этой замечательной фотосерии Фэй сильно простудилась. Пока она болела, Терри не отходил от нее, ухаживая, словно за ребенком. Он сам готовил чай, еду и кормил Фэй с ложечки. Он менял повязки на ее лбу, а на ночь читал сказки братьев Гримм. Фэй казалось, что Терри поразительно похож на ее отца. Во всяком случае, у него точно такие же руки. Вот только в детстве отец с ней так не сидел и никогда не читал ей сказок, хотя именно этого ей хотелось бы больше всего на свете. Ей безумно, откровенно эгоистично хотелось счастья, и только Терри мог его дать, а потому Фэй решила: она ни за что не отпустит его. Ради нее Терри пришлось бросить в Лондоне семью: жену и двоих детей. Испытывала ли Фэй по этому поводу угрызения совести? Нет, нисколько. Она настолько исстрадалась, что хотела счастья всем своим существом. Она имела на это право!