Когда же мы встретились, ни звука я не нашла».

Нур-ад-дин, услышав эти слова, воскликнул: «Клянусь Аллахом, это голос Ситт-Мариам-кушачницы — без сомнения и колебания и метания камней в неведомое. Знать бы, верно ли мое предположение, действительно ли это она или кто-то другой!». Опечалился юноша сильнее прежнего и, вздохнув, произнес:

«Увидел раз хуливший за страсть меня,

Что встретил на просторе я милую

И не сказал ни слова упрека ей:

Упреки ведь — лечение тоскующих.

И молвил он: “Молчишь почему, скажи,

И верного не можешь ответа дать?”

И молвил я: “О ты, что не ведаешь

Чувств любящих, а в них сомневаешься!

Влюбленных признак, страсти примета их —

Молчание при встрече с любимыми”».

Ситт-Мариам принесла чернильницу и бумагу и написала в ней после священных слов: «А затем — привет на тебе Аллаха и милость его и благословение! Сообщаю тебе, что невольница Мариам тебя приветствует и что велика по тебе ее тоска, и вот ее послание к тебе. Исполни все, о чем прошу. Когда пройдет первая треть ночи (а этот час — самое счастливое время), оседлай обоих коней и выведи за городскую стену. Если спросят: куда идешь? Отвечай, что прогуливаешь жеребцов. Если скажешь так, тебя не задержит никто: жители этого города уверены, что ворота заперты».

Ситт-Мариам завернула бумажку в шелковый платок и бросила ее Нур-ад-дину из окна, и юноша поднял ее, прочитал, узнал почерк возлюбленной. Он поцеловал записку и приложил ее ко лбу между глаз, вспомнил былую приятную близость и, прослезившись, произнес:

«Пришло к нам послание от вас

в ночном сумраке,

Тоску взволновав по вас во мне, изнурив меня.

И жизнь мне напомнила,

прошедшую в близости.

Хвала же владыке, мне разлуку пославшему!»

Ближе к ночи купеческий сын, по обыкновению, начал вычищать коней. Выждав, пока прошла первая треть ночи, взял два лучших седла, оседлал жеребцов, вывел их за городские ворота и стал ждать Ситт-Мариам.

Вот то, что было с Нур-ад-дином. Что же касается царевны Мариам, то она, вернувшись в свои покои, увидела там кривого визиря, который сидел, опершись на подушку, набитую перьями страуса (а он совестился протянуть к Ситт-Мариам руку или заговорить с нею). Увидав его, царевна обратилась в сердце к своему господину: «О Боже, не дай ему достигнуть со мною желаемого и не суди мне стать нечистой после чистоты!». Потом подошла к визирю, села подле него, приласкала и сказала: «О господин мой, что это ты отворачиваешься? Высокомерие ли это с твоей стороны и надменность ли? Но люди говорят: “Когда приветствие не имеет сбыта, приветствуют сидящие стоящих”. И если ты, о господин мой, не подходишь ко мне и не заговариваешь, тогда я подойду к тебе и заговорю». — «Милость и благодеяние — от тебя, о владеющая землею и вдоль и поперек, и разве я не один из твоих слуг и ничтожнейших твоих прислужников?» — ответил визирь. — Мне только совестно посягнуть на возвышенную беседу с тобой, о жемчужина бесподобная». — «Оставь эти слова и принеси нам еду и напитки», — сказала девушка.

Визирь кликнул невольниц и евнухов и велел им принести скатерть, на которой было то, что ходит, и летает, и плавает в морях: перепелки, птенцы голубей, молочные ягнята и жирные гуси, и были там подрумяненные куры и кушанья всех видов. Ситт-Мариам стала есть и класть визирю в рот куски и целовать его в губы. Когда они насытились, а потом вымыли руки, евнухи убрали скатерть с кушаньем и принесли скатерть с вином. Мариам стала наливать, выпивать и поить визиря. Она служила как подобает, и он млел от радости. Когда же разум хромого окончательно затуманился, царевна вынула из-за пазухи кусок крепкого маграбинского банджа — такого, что если бы почуял малейший его запах слон, он бы проспал год. (Мариам приготовила его для подобного часа.) Затем она отвлекла внимание визиря, растерла бандж в кубке и, наполнив кубок вином, подала мужу. Тот взял кубок и выпил, и едва утвердилось вино у него в желудке, как он тотчас же упал на землю, поверженный.

Мариам же, не медля, поднялась, наполнила два больших мешка тем, что легко весом и дорого стоит, из драгоценных камней, яхонтов и всевозможных дорогих металлов, уложила немного съестного и напитков, надела доспехи, вооружилась и прихватила роскошные одежды и оружие для Нур-ад-дина. Подняла мешки на плечи (а она обладала силой и отвагой) и вышла из дворца навстречу любимому.

Вот то, что было с Мариам. Что же касается Нур-ад-дина, влюбленного, несчастного, то он сидел у ворот города, ожидая Мариам, и поводья коней были у него в руке, и Аллах (велик он и славен!) наслал на него сон, юноша заснул — слава тому, кто не спит! А цари островов в то время не жалели денег за кражу хотя бы одного из жеребцов царя Афранджи. Больше всего украсть лошадей хотел один черный раб, воспитавшийся на островах, ему за эту кражу обещан был остров и многие дары. Этот раб долго выслеживал добычу. Как раз в эту ночь он вознамерился увести жеребцов из конюшни хромого визиря. И надо же было такому случиться, что именно на его дороге оказался спящий Нур-ад-дин, удерживающий на привязи желанную добычу. Вор освободил коней от поводий и сел на одного из них. В это время появилась Мариам. Решив, что это ее возлюбленный, девушка, не теряя времени, молча подала наезднику мешок с добром. Он молча уложил поклажу. Другой мешок был уложен на второго жеребца, царевна устроилась в седле, и они поскакали подальше от города. Через некоторое время Мариам спросила молчаливого спутника: «О господин мой Нур-ад-дин, отчего ты молчишь?». Тот обернулся и сердито сказал: «Что ты говоришь, девушка?». Мариам, услышав незнакомый голос, увидев, что спутник чернокож и ноздри у него, как кувшины, едва не лишилась сознания. «Кто ты, о шейх сыновей Хама, и как твое имя?» — спросила она. — «О дочь скверных, — сказал раб, — мое имя — Масуд, что крадет коней, когда люди спят».

Царевна молча выхватила меч и рубанула наотмашь. Поверженный вор упал на землю, и поспешил Аллах послать его душу в огонь (а скверное это обиталище!).

Ситт-Мариам повернула коней и поскакала к условленному месту, чтобы разыскать Нур-ад-дина. Найдя его там спящим мертвым сном с поводьями в руках, девушка спрыгнула на землю и толкнула молодого человека рукой. Тот пробудился и испуганно воскликнул: «О госпожа, слава Аллаху, что ты пришла благополучно!» — «Вставай, садись на этого коня и молчи!» — сказала ему Мариам. Вскочив в седла, они поскакали от города. Через некоторое время царевна обернулась к Нур-ад-дину и сказала: «Разве не говорила я тебе: не спи! Ведь не преуспевает тот, кто спит». — «О госпожа, — воскликнул юноша, — я заснул только потому, что прохладилась моя душа, ожидая свидания с тобой! А что случилось, о госпожа?». И Мариам рассказала ему историю с рабом. Купеческий сын воскликнул: «Слава Аллаху за благополучие!»

Когда путешественники добрались до места, где лежало в пыли тело чернокожего раба, подобного ифриту, Мариам велела спутнику снять с него одежду и забрать оружие. Нур-ад-дин же, изумившись отваге девушки, ответил, что не станет раздевать и брать оружие у мертвого раба.

Они отправились дальше, ехали жестоким ходом остаток ночи, а когда наступило утро, и засияло светом, и заблистало, и распространилось солнце над холмами, влюбленные достигли обширного луга, где паслись газели, и края его зеленели, и плоды на нем всюду поспели. Цветы там были, как брюхо змеи, укрывались на лугу птицы, ручьи текли на нем, разнообразные видом, как сказал поэт:

Долина вас от зноя защитила,

Сама защищена деревьев гущей.

Мы сели под кустами, и склонились

Над нами они, как мать над своим младенцем.

И дал поток нам, жаждущим, напиться

Водой, что слаще вин для пьющих вместе.

Деревья гонят солнце, как ни взглянет,

Вход запретив ему, позволив ветру.

Путают камни жемчугом убранных,

И щупают они края жемчужин.

Или, как сказал другой:

И когда щебечет поток его и хор птиц его,

К нему влечет влюбленного с зарею,

И раю он подобен — под крылом его

Плоды и тень и струи вод текучих.

Путники остановились на отдых в этой долине.

Они пустили коней пастись, сами поели ее плодов и напились из ее ручьев. И Нур-ад-дин с Мариам сели и начали беседовать и вспоминать свое дело. Потом влюбленные стали рассказывать друг другу о злоключениях в разлуке. Вдруг поднялась пыль, застилая края неба, послышалось ржание коней и бряцание оружия.

Оказалось, что отец Мариам поутру решил навестить дочь и ее мужа. Придя в покои дочери в новом дворце визиря, он увидел того лежащим на постели в беспамятстве.

Не найдя во дворце Мариам, правитель разгневался, велел принести горячей воды, крепкого уксуса и ладана и дать понюхать эту смесь визирю, чтобы привести его в чувства. Когда же тот пришел в себя, правитель спросил о том, что произошло и где Мариам.

«О царь величайший, я ничего не знаю, кроме того, что Мариам своей рукой дала мне выпить кубок вина, и после того я пришел в сознание только сейчас и не знаю, что с ней случилось», — ответил визирь.

Помрачнел царь, в гневе выхватил меч и зарубил визиря. Потом послал за конюхами, и когда те явились, потребовал двух своих коней. Конюхи ответили: «О царь, кони пропали сегодня ночью, и наш старший тоже пропал вместе с ними. Утром мы нашли все двери отпертыми». — «Клянусь моей верой, — воскликнул царь, — коней взял не кто иной, как моя дочь, — она и тот пленный, что прислуживал в церкви! Он похитил мою дочь в первый раз, я узнал его, и избавил мальчишку от смерти кривой визирь, которому уже воздано за поступок!».

Призвал правитель Афранджи трех сыновей — а это были доблестные богатыри, каждый из которых стоил тысячи всадников в пылу битвы, — и велел седлать коней. Вместе с сыновьями и несколькими приближенными отец Мариам отправился в погоню за беглецами и настиг их в той долине.

Когда Мариам увидела погоню, она вскочила в седло и, обнажив меч, спросила Нур-ад-дина, готов ли он к сражению.

«Я устойчив в стычке, как устойчив кол в отрубях», — вздохнул юноша и промолвил:

«О Марьям, брось корить меня так больно.

И смерти не ищи мне с долгой пыткой.

Откуда мне, скажи, воякой сделаться,

Когда пугаюсь я карканья вороны?

А когда увижу внезапно мышь, так пугаюсь я,

Что лью со страху я себе в одежду.

Люблю бои я только в одиночестве,

И знает кусс весь пыл и ярость зебба.

Вот это — правильное мнение! Всякое

Другое мнение правильным не будет».

Царевна рассмеялась и ответила: «О господин мой Нур-ад-дин, я избавлю тебя от их зла, хотя бы их было числом столько, сколько песчинок. Садись на коня и будь за моей спиной, а если мы побежим, старайся не упасть, ибо твоего коня не настигнет настигающий». Девушка выпустила из рук конец поводьев, и конь понесся, точно дующий ветер или вода, когда она изливается из узкой трубы. Мариам была из храбрейших людей своего времени, бесподобная в ее век и столетие, ибо отец научил ее еще малолеткой верховой езде и погружению в море боя темной ночью. Царь узнал дочь и сказал старшему сыну: «Бартут, о прозванный Рас-аль-Каллут! Это твоя сестра Мариам. Она несется на нас, готовая к битве. Сразись же с нею, и если одолеешь, не убивай сразу, а предложи христианскую веру. Если она вернется к древней вере, приведи пленницей, а если нет, то убей ее и того проклятого, который с нею». Бартут ответил: «Внимание и повиновение!».

Он поскакал навстречу сестре. Когда они сошлись, Бартут сказал: «Мариам, разве недостаточно того, что из-за тебя случилось, когда ты оставила веру отцов и дедов и последовала вере бродящих по землям? (Он подразумевал веру ислама.) Клянусь Мессией и истинной верой, если ты не вернешься к вере царей, твоих отцов и дедов, я убью тебя!» Мариам засмеялась в ответ и воскликнула: «Не бывать, чтобы вернулось минувшее или ожил умерший! Нет, я заставлю тебя проглотить сильнейшую печаль! Клянусь Аллахом, я не отступлю от веры Мухаммеда, сына Абд-Аллаха, чье наставление всеобъемлюще, ибо это есть истинная вера, и не оставлю правого пути, хотя бы пришлось мне испить чашу смерти».

И начался бой между ними. Погрузились они в долины, широкие и длинные, и терпели страдания, и устремились на них взоры. Гарцевали всадники долго и долго сражались. Всякий раз как открывал Бартут против Мариам какой-нибудь способ боя, она превосходно отражала атаки. Воительница вымотала поединщика, ослабел он, пропала решимость и разрушилась твердость. Тогда Мариам изловчилась и зарубила соперника мечом, и поспешил Аллах послать его душу в огонь (а скверное это обиталище!).