Оливия позвонила Эрнсту в коттедж и сказала, чтобы он шел спать: видимо, Стюарт решил переночевать в офисе, чтобы не беспокоить их в столь поздний час.

На следующее утро Оливия позвонила в Фаррингдон. Ответил Данкерс. Она попросила его проверить, был ли Стюарт в офисе.

— Нет, мисс Оливия, определенно нет. Я проверял этажи и «Лэмпхауза», и «Маккензи» только недавно, когда заступил на дежурство. Его здесь нет, и никаких сообщений не оставлено.

— Спасибо. Дайте мне знать, если муж все-таки появится сегодня, Данкерс.

— Разумеется, мисс Оливия.

Так и не получив за всю субботу ни одного сообщения, Оливия провела ее, бесцельно слоняясь по дому и саду. А в воскресенье начала всерьез беспокоиться. Чувство гнева на мужа заметно ослабло.

Неужели, думала она, Стюарт как-то пронюхал о ее резком отношении к фотографиям и взял дело в свои руки? Вдруг он решил бросить ее!

Возможно, он устал от ее депрессий, от ее напряженного рабочего графика, от систематического неприятия его «светлых идей». А возможно, она ему просто надоела.

Оливия дрожащими пальцами набрала номер «Плаза-отеля» в Нью-Йорке. Она попросила дежурного сделать мистеру Стюарту Маккензи ранний утренний звонок: его жена в Англии желает срочно переговорить с ним. Ей было должным образом сообщено, что мистер Стюарт Маккензи выбыл в пятницу рано утром.

Тогда она позвонила Маккензи-старшему над Род-Айленд, несмотря на то что там было три часа ночи. Трубку взял дворецкий.

— Сожалею, мадам, но мистера Маккензи нет дома, ему пришлось неожиданно вылететь в Торонто. Мистер Стюарт? Понятия не имею, мадам! Может быть, он улетел с отцом в Торонто на его личном самолете, но мне об этом не сообщали. Все, что я могу сказать, мадам, это…

— Хорошо, хорошо, благодарю вас! — Оливия положила трубку — и этот конец обрезан!

Она позвонила Бэрди домой.

— Бэрди, я завтра приду не слишком рано. Мой ветреный муж весь уик-энд не показывался.

— Сочувствую, дорогая! Я могу чем-нибудь помочь?

— Ничем, если только ты не знаешь, где эта свинья.

— Оливия, ты так расстроена…

— Да, Бэрди, да! Почему он мне не позвонил? Почему он не показывается? Что, черт возьми, с ним случилось?

— Я уверена, что ничего не случилось. Наверное, он пытался связаться с тобой, но…

— Нет, не пытался! Кто-то его прячет, это точно!

— Я тебе советую, дорогая, не появляться в «Лэмпхаузе», пока не разберешься с домашней ситуацией. Не беспокойся о делах, мы с Натали управимся. Если он позвонит в офис, я сразу дам знать. А теперь ступай и отдохни, у тебя измученный голос. — И Бэрди дала отбой.

Остаток воскресенья Оливия провела в работе — лучшем средстве от депрессии и неуверенности, а также других неприятных эмоций, порожденных современным образом жизни. О да, ей на самом деле надо было быть викторианской матерью семейства со связкой ключей на поясе, у которой одна забота — что сказать кухарке насчет обеда в отсутствие ненадежного мужа…

Она собралась с мыслями и пошла купаться в одиночестве. Затем целый час занималась хатха-йогой, после чего почувствовала себя значительно лучше. Дальше — больше: она вылизала кухню от пола до потолка, хотя миссис Даннимотт всегда оставляла ее без единого пятнышка. Потом вывела детей на прогулку с Верити. Немного почистила заросли ежевики, смело вторгшись на пока оставшуюся нетронутой территорию.

То, что они с садовником благоустроили, выглядело отлично — цветы, кусты и ползучие растения были готовы зацвести с приходом мая. А кому это надо? — подумалось ей. Много тяжелой работы понадобилось, чтобы привести в порядок пол-акра заброшенной земли. Возможно, Стюарт прав — надо было пустить землю под виноградники и выпас лошадей!

Стянув вечером с рук садовые рукавицы, она почувствовала, как смертельно устала. Зато это помогло заснуть беспробудным сном.

Утром в понедельник она не сразу вспомнила о пропавшем муже. Но потом холодный рассвет все вернул на свои места.

Верити возилась с детьми в детской. Оливия поцеловала Дэнни и Каро и пошла вниз за стерилизованной бутылочкой, которую надлежало наполнить грудным молоком, а потом поместить в холодильник.

— Кто-то вычистил мою кухню, как операционную! — сказала миссис Даннимотт. — Держу пари, что это милая Верити, благослови ее Бог!

Это ее кухня, а не кухня Оливии Маккензи, вот как!

— Не спрашивайте меня, почему я сегодня дома, миссис Даннимотт… Я решила снова стать Оливией Котсволд, самой собой, а не чьей-то женой. Теперь я буду сидеть дома!..

Испуганная экономка только и нашлась сказать:

— Вы босиком, дорогая! На этих холодных каменных плитках можно простудиться до смерти!

— Ну и пускай! — с надрывом сказала Оливия. — Тогда этот ублюдок сможет уйти к другой женщине с чистой совестью — не как сейчас!..

Теперь вся деревня будет знать, что брак Маккензи, как и множество других современных браков, идет ко дну! Оливия поставила бутылочку с грудным молоком в холодильник, аккуратно пометив дату и время, взяла оттуда йогурт и банан и присела за кухонный стол, уронив голову на руки.

— Ну, ну, дорогая, выплачьтесь… — миссис Даннимотт по-матерински погладила хозяйку поместья по спине, как будто происходящее действительно волновало ее. — Я уверена — все не так плохо, как кажется! — Она поставила на плиту чайник. — Чашка крепкого чая творит чудеса! Выпейте и идите в постельку, дорогая, вы совершенно измучены. Уверена, что мистер Стюарт в полном порядке и ничего плохого с ним не случилось!

— Не случилось, так случится! — Оливия вскочила с места и побежала в кабинет, откуда отправила по факсу два срочных послания, написанных крупными буквами, — одно в Нью-Йорк, другое в Торонто: «ГДЕ ТЕБЯ ЧЕРТИ НОСЯТ?».

Затем она схватила мобильный телефон и вернулась в спальню. Но надо было ждать, пока в офисах по другую сторону Атлантики начнется рабочий день. Самое неприятное в бизнесе с американцами и канадцами то, что они отделены от мира разницей во времени, черт бы их побрал!

Миссис Даннимотт постучалась в дверь спальни. Оливия приняла у нее поднос.

— Спасибо, миссис Даннимотт. Если меня кто-нибудь будет спрашивать, скажите, что я в ванне — и надолго!

— Хорошая идея, дорогая, после горячей ванны вам станет гораздо легче, и ни о чем не беспокойтесь, мы с Верити за всем присмотрим.

Не станет мне легче, в отчаянии подумала Оливия. Она не дотронулась ни до супа, ни до хлеба с маслом, любезно принесенных миссис Даннимотт, взяла с собой только чашку чая и мобильный телефон и заперлась в ванной. Ей хотелось просто понежиться в горячей мыльной пене и погрустить, пока нет заблудшего мужа. А уж когда Стюарт Лайон Маккензи вернется, он поймет, что лучше было бы ему оставаться вдали от дома!

Влажными пальцами Оливия набрала номер Маккензи-старшего в Нью-Йорке и соединилась с его пресс-атташе миссис Стейнбеккер.

— Это Оливия? Простите, милая, тут такие ужасные помехи, я вас плохо слышу… Я велела своему помощнику сообщить вам, что Стюарт звонил мне из аэропорта Ла-Гуардия. Он снова полетел в Торонто и хотел, чтобы вы знали…

— Когда? Когда он вам звонил?! — Связь была настолько плохая, что ей приходилось угадывать каждое слово; Оливия отнесла это за счет пребывания телефона в горячем пару.

— В пятницу утром.

— Понятно. Других сообщений не было?

— Нет, Оливия, он сказал только, что летит в Торонто и чтобы я вам об этом сообщила.

— Почему же не сообщили?

— Ах, в пятницу утром было столько сообщений… меня просто засыпали…

— Я звонила в Торонто, его там не было… Он говорил, зачем летит?

— Только, что летит в Торонто… Может быть, он все еще с отцом и матерью… — Тут телефон замолчал намертво.

Хорошенькое дело! — сердито подумала Оливия. Она вылезла из ванны и позвонила в офис в Торонто по стационарному телефону, чтобы гарантировать слышимость.

Нет, мистера Стюарта не ожидали; нет, он не звонил; нет, у него не было назначено никаких встреч; нет, он не оставлял никаких сообщений; да, если он появится во время рабочего дня, ему немедленно передадут, чтобы он позвонил ей. Она попросила соединить ее с Дейвиной Легран. Секретарша Винни сообщила: мисс Легран взяла несколько дней отпуска и уехала; нет, я понятия не имею, куда; очень сожалею, но ее не будет до следующего понедельника.

Теперь все ясно: этот свинтус затеял любовное похождение! — вне себя от бешенства подумала Оливия.

ГЛАВА 20

Вопреки строгому указанию Бэрди Гу сидеть дома, пока не прояснится ситуация, во вторник утром Оливия пошла на работу — со страшной головной болью, от которой не могла избавить никакая хатха-йога.

Прошло уже четыре дня с момента, когда ее муж таинственно исчез; это был самый долгий уик-энд в ее жизни. Она продолжала толковать сомнения в его пользу — возможно, он все же пытался установить с ней контакт и посылал сообщения из Нью-Йорка или Торонто? Может быть, эти сообщения затерялись во время уик-энда? Она по себе знала, как в конце дня в пятницу все торопятся домой и не обращают внимания на телефонные звонки и прочие сигналы, поступающие в последние минуты, когда дома подгорает обед и ждут дети.

Ну а если он не пытался связаться с ней — как это расценить? Он ведь занятой человек, напомнила она себе, миллионерам надо вкалывать, чтобы оставаться миллионерами. К тому же Стюарт молодой миллионер — честь ему и хвала! — которому надо еще упрочить свое положение, а значит — работать много больше, чем среднему человеку.

Оливия и сама пыталась жонглировать слишком многими шариками одновременно. Она и директор ведущего лондонского издательства, бизнес-леди нового тысячелетия, она и жена, мать двоих детей, хозяйка дома. А еще бюро добрых услуг для множества людей, хранительница добрососедства. Видно, нельзя быть всем, ничем не поступаясь, вот она и поступалась своим браком! Пора остановиться, сказала она себе, пора уделить время самой себе, ему, спросить себя, чего, в конце концов, они оба хотят…


Около полудня секретарша Стюарта сообщила, что он звонил из аэропорта Торонто и прибудет в Хитроу самолетом авиакомпании «Эйр Кэнада» около семи часов вечера по Гринвичу. Пусть Эрнст встретит его.

— Благодарю вас! — Оливия откинулась в кресле со вздохом облегчения. Да хоть в семь утра — пора готовиться!

Она позвонила Эрнсту по автомобильному телефону и велела ехать встречать Стюарта. Затем сообщила миссис Даннимотт, чтобы та не готовила сегодня ужин; она это сделает сама. Наконец, сказала Бэрди, что уйдет домой пораньше. Та очень обрадовалась, почувствовав некие перемены к лучшему.

Оливия успела на двухчасовой поезд, чему была очень рада: в это время не было опасности встретиться с Максом, а она чувствовала, что сегодня не вынесет его общества.

Она приехала в Мидхэрст сразу после трех, прогулялась пешком до дома и отпустила Верити на остаток дня. Та очень оживилась:

— Стив в Лондоне, мы сможем сходить на выставку в Вест-Энде!

— Можешь провести с ним следующие несколько дней, — великодушно разрешила Оливия. Она зашла к детям, а потом занялась вечерней трапезой для Стюарта и себя: cog au vin [25].

Оставив «путь к сердцу мужа» доходить в духовке, Оливия уложила детей спать, приняла душ, расчесала свои короткие волосы, надела черное платье с открытой спиной, в котором впервые привлекла внимание Стюарта (поразительно, но оно и сейчас, после двух беременностей, отлично сидело на ней!) и снова заглянула в детскую.

Ее обитатели спали как ангелочки — Дэнни, уткнувший нос в подушку, и Каро, лежащая на спине. Оливия поцеловала обоих, подоткнула одеяльца, проверила тревожную систему, подававшую сигнал вниз, когда Дэнни или девочка просыпались, и пошла навстречу своему Ватерлоо. Если ей суждено пасть в борьбе, то она сделает это элегантно — в том стиле, которого Стюарту в последнее время явно недоставало.

В восемь часов он позвонил из машины, что находится в пути. Она выждала полчаса и зажгла свечи в столовой, что создало атмосферу нежную и соблазнительную. В начале девятого налила ему виски со льдом, а себе — джин с тоником. (Каро придется завтра довольствоваться детским питанием).

Где-то в половине девятого через кухонное окно Оливия услышала, как «даймлер» въехал во двор. В вечернем сумраке она увидела вылезающего из машины очень усталого мужа, тут же бросилась обратно в гостиную и включила телевизор. Он вошел не своей обычной легкой походкой, но так, словно нес на плечах тяжкий груз — вины? Оливия попыталась обуздать свои эмоции — облегчение, что он наконец здесь, гнев за пренебрежение ею в течение самого долгого уик-энда в ее жизни, и безграничную любовь. Вспомнив уроки хатха-йоги, она сделала несколько глубоких вздохов.