А Ник Элбет – нет.

Ладно, завяжем с Ником Элбетом.

У Моны были дела и поважнее, например, ежемесячный чек от Брента, запаздывающий уже на неделю. Не то, чтобы он ей нужен. Просто, это вопрос „принципа. Чтобы убедиться – она случайно не пропустила чек, снова внимательно просмотрела почту, держа наготове корзину для бумаг.

Последнее письмо казалось похожим на приглашение, но это ни капельки не обмануло ее. Слишком часто была она одурачена толстыми белыми конвертами, надписанными причудливыми буквами со множеством закорючек, которые выглядели как настоящие приглашения на реальные праздники знакомых ей людей.

Выбросим и этот конвертик вместе с нарядной маркой старой веселой Англии. Она швырнула нераспечатанное письмо в корзину поверх всей прочей макулатуры.

Сработал сигнал внутренней связи с консьержкой.

Что еще?

– Да?

– К нам поднимается джентльмен. Сказал, вы знаете, кто он.

Ник Элбет! Имя вспыхнуло в мозгу, как это случалось очень часто. Будет сногсшибательно открыть дверь и увидеть на пороге Ника, как и в прошлый раз, с мерзкой ухмылкой, огромным букетом маргариток и бутылкой шампанского.

– Сидней!.. – реальность заставила отшатнуться. Неуклюже пытаясь обнять, он наступил ей на ногу.

– Прости, пожалуйста.

– Ничего страшного.

– Правда, извини меня, Мона. Я такой неловкий…

– Все нормально. Действительно. Полный порядок. Зачем он здесь? Разве не помнит, что скоро репетиция?

– Машина внизу. Я подумал, тебе понравится, если я заеду за тобой.

– О, Сидней… – Почему она так безумно зла на него? Ведь он поступает именно так, как ей всегда хотелось, чтобы вел себя мужчина – внимательно, заботливо, преданно.

– Ну, конечно… если у тебя нет других планов. Я только думал…

– Ты думал совершенно правильно, Сидней, дорогой. Спасибо, милый.

Так натурально. Просто Сара Бернар.

– Что бы я без тебя делала? Буду готова через полсекунды.

Глубокий вдох, собраться с мыслями, машина закрутилась. Любимая звезда собирается на репетицию: густые рыжевато-коричневые волосы собраны в тугой узел так, что натянулась кожа на скулах, очки в тонкой оправе с тонированными стеклами вместо контактных линз, мешковатый черный свитер, высокий воротник доходит до подбородка, чтобы избежать даже малейшего намека на дряблую шею, ремень затянут на талии, гордо выставляя напоказ результаты действия крема для похудения, «вареные» джинсы – униформа драматической актрисы. Старенькие балетные тапочки уступили место белым кроссовкам с теннисными носками.

Пьеса, косметичка, лимонные жевательные конфетки, витамины, кофеин, записная книжка, ручка и пачка бумажных салфеток заброшены в потрепанный зеленый полиэтиленовый пакет. Она наносит последний штрих, намазывая помадой надутые пухлые губки, и обессиленно направляется к дверям, где ждет Сидней. Она не должна быть такой сукой. Разве бегать за тачками в час пик лучше, чем иметь в своем распоряжении Сиднея и его «Линкольн»? Она поклялась немедленно и впредь стать восхитительной.

– Готова, дорогой.

– Думаю, ты выбросила это по ошибке, – он держал толстый белый конверт с английской маркой. – Выглядит впечатляюще. Из Британии. Может быть, королева Елизавета пригласила тебя на чай.

Раздражение исказило наигранную маску светской леди. Черт бы тебя побрал, Сидней, держись подальше от моей мусорной корзины! Не лезь в мою жизнь!

– Очень любезно с твоей стороны, Сидней, но я уверена, что это не важно.

Она взяла у него конверт и бросила назад в корзину. Он удивленно заморгал и снова достал письмо с доводящей до бешенства самоуверенностью хозяина судьбы, заботящегося о маленькой женщине.

– Тебе разве не любопытно? А вдруг это от твоей подруги Джорджины, о которой ты все время рассказываешь?

– Сидней!

Я убью тебя, Сидней! Я сброшу тебя в шахту лифта. Я возьму себе такси. Мне это, действительно, не надо.

У меня великолепные дети. Мне нельзя так расстрачивать свою энергию. У меня репетиция, черт побери, я могу очиститься. Я могу стать целомудренной. Из-за стрессов бывают морщины. Она глубоко вздохнула и надула щеки как ящерица-варан. У-у-ух! Воздух медленно вырвался наружу.

– Если тебе так любопытно, сам открой, О' кей?

Он ухмыльнулся, наслаждаясь прекрасным, по его мнению, моментом доверительной близости.

– И приз за лучшую женскую роль в спектакле «Трамвай «Желание» присуждается… Мо-не Де-вид-сон! – пауза, а затем крик ликования едва не разорвал ее барабанные перепонки. – Что я тебе говорил? Я был прав! Это от Джорджины! Вот видишь! Она выходит замуж!

Мона тупо уставилась на него.

– Что-о?

Улыбка Сиднея напомнила ей Чеширского Кота,[4] только она ужасно раздражала. Он снисходительно похлопал ее по руке.

– Где ты, дорогая? В стране Дневных Грез? – он помахал перед ней приглашением. – Я был прав. Как я уже сказал, это от твоей старой подруги Джорджины, и она выходит замуж.

– Джорджина?.. Замуж?..

– Так здесь написано, и она хочет, чтобы ты приехала в Лондон к ней на свадьбу, все расходы оплачиваются. Вот это я понимаю, дружба!

Мона назвала бы это прохладным знакомством. Всего неделю назад она звонила Джорджине сказать, что видела картину из ее коллекции в «Харпер Базаар»[5] и сообщить о своем дебюте в роли Бланш.

– Ну вот, хватит про меня. Что у тебя нового, Джорджина? – спросила она тогда.

– Боюсь, ничего существенного.

Типичная британская скрытность. Вот что ей нравится в англичанах. Ничего интересного в жизни не происходит, всего лишь собирается замуж.

– И кто же этот счастливец, Сидней? Министр, профессор из Оксфорда? Он должен что-то из себя представлять, иначе для Джорджины невозможно. Может, мелкопоместный дворянин, солидный банкир, а, возможно, кто-нибудь с громким титулом и родовым замком.

Сидней протянул ей приглашение.

– Тут написано, кто-то достопочтенный.

Имя жениха Джорджины Крейн застряло в ее горле предсмертным хрипом висельника. Николас Элбет. Ни в малейшей степени не достопочтенный.

ЭМИ

Стать бабушкой в тридцать восемь лет не совсем то, о чем мечтала Эми Дин Хамфриз, когда вместе в Лу воспитывала их дочь Сэнди самостоятельной, любящей, яркой и изобразительной. Та хорошо усвоила уроки родителей, но, вопреки ожиданиям Эми, Сэнди после окончания колледжа связалась с Дэном Грейди и после положенных девяти месяцев в ванной комнате, отчего дома произвела на свет прелестную девочку.

Незамужняя, нераскаившаяся и беззаботная Сэнди назвала малышку «Дакота». По двум причинам: в Северной Дакоте она решила расстаться с Дэном и автостопом вернулась во Флориду, а кроме того, в Нью-Йорке Джон Леннон снимал квартиру в «Дакота Хауз» и был убит именно у этого дома.

Сейчас, год спустя, Сэнди продолжила образование, поступив в университет и оставив ребенка на попечение Эми без единого слова обсуждения или извинения. Она просто предположила, что ее мать радостно примет такую ответственность, возможно, даже будет благодарна за это.

За завтраком Эми заняла позицию у кухонного стола.

– Нам надо поговорить.

– О чем, ма? Я тороплюсь. Папа подбросит меня на занятия.

– Дакота твой ребенок, Сэнди. Почему я одна должна заботиться о ней?

Эми вспомнила, как муж и дочь с недоумением посмотрели на нее.

– А что еще тебе надо делать? – спросил Лу.

Она, запинаясь, заговорила, с неохотой раскрывая свой план возвращения в колледж.

– Ну… Я не собиралась становиться нянькой на круглые сутки.

– Ты хочешь, чтобы я оставался дома и сидел с малышкой? – спросил Лу надменно, ощетинившись, как всегда, когда его просили сделать простейшую вещь, например, починить защелку на двери ванной. Она хорошо знала эту песню. Разве не он имеет такую нагрузку в университете, проводя по тридцать часов занятий в неделю, давая дополнительные консультации, курируя десять аспирантов и читая по выходным дням спецкурс по литературе?

Ей захотелось обороняться и стать эгоистичной. Конечно, он не может оставаться дома с малышкой.

– Сэнди завела ребенка. Почему бы ей самой не заботиться о девочке? Или это не логично?

Сарказм не был «коньком» Эми, поэтому ее вопрос произвел слабое впечатление на мужа и дочь. Сэнди беззаботно решила продолжать учебу, словно рождение ребенка является незначительным неудобством, что-то вроде простуды. Ее позиция была проста – Дакота здесь, кто-то должен следить за ней, и это будет не Сэнди. С таким же своевольным упрямством она отказалась наводить порядок в собственной комнате, стирать свои вещи или помогав на кухне.

Она не собиралась сидеть с Дакотой, и именно этот факт не оставлял Эми никакого выбора. Что же, во имя всего святого, ей остается делать? Бросить малышку на весь день в кроватке, отказаться купать, кормить и менять пеленки? Лу и Сэнди правы в одном: чем еще она может заниматься целый день?

Как раз сегодня утром Лу смеялся над тем, что малышка повсюду топает за ней.

– Видишь? Она ходит за тобой, как хвостик. Дакота пошла бы и за Джеком-Потрошителем, если бы думала, что тот даст ей соску.

– Дакота? – внутренняя тревога вырвалась наружу. Она не видела внучку уже довольно долго. – Дакота? – в доме подозрительно тихо. – Черт, маленькая проказница, где ты?

Она осмотрелась кругом в поисках нежного личика феи, хитро улыбающегося из-под овощной корзины или из-за двери кладовки.

– Дакота! – в голосе послышались панические нотки. Смеющийся ребенок на коробке молочной смеси напомнил, что дети иногда исчезают. Лучше бы она играла в прятки, хитрый чертенок. Как раз вчера на прогулке она выскользнула из коляски и побежала через сквер, а бабушка гонялась за ней, пока смеющийся седой мужчина не поймал шалунью.

– Какая у вас восхитительная дочка!

– Внучка! – заявила она, наслаждаясь его недоверием, что у такой молодой и симпатичной женщины, действительно, может быть внучка.

– Дакота! Хватит шутить! Бабушка начинает сердиться!

Боже Милосердный, где она! В голове промелькнули видения смертельной опасности. Электричество. Яд. Ножницы. Пластиковые пакеты. Слава Богу, у Лу нет оружия.

– Дакота! – паника взяла верх. Эми бегала из комнаты в комнату, заглядывая всюду, где была возможность спрятаться годовалому ребенку. На первом этаже ничего. Нет и следа. Наверху она пронеслась по четырем спальням, как ураган.

– Дакота! Когда я доберусь до тебя, пощады не жди, я убью тебя!

Ванная комната. Она помнит, что оставляла дверь открытой, сейчас та закрыта. Слышался шум воды, звук, сводящий с ума… Ее драгоценная малышка утонула. Боже милосердный, нет! Пожалуйста, Господи, нет!

– Дакота?

Дверная ручка повернулась, но дверь не поддалась. Проклятый Лу! Она умоляла его отремонтировать защелку. Слишком занят на ниве просвещения! И где, черт побери, слесарь, которого она вызвала сегодня утром? Если что-нибудь случится с ее обожаемой девочкой, она клянется, что задушит обоих собственными руками и пойдет на электрический стул с улыбкой на лице.

– Дакота! Бабушка приготовила тебе вкусненькое!

В отчаянии она всем телом налегла на дверь, и та вдруг распахнулась. Отвернувшись от наполненной ванны, внучка безмятежно улыбнулась ей.

– Куп, куп, куп…

Облегчение, смешанное с полуобмороком. Явно ожидая одобрения Эми, Дакота бросила в воду утреннюю почту и теперь копировала бабушку, стирающую детские пеленки.

Журналы, рекламные буклеты, каталоги и счета покачивались на поверхности воды, как корабли в штормовом море. К счастью, Дакота была еще недостаточно сильна, чтобы полностью открыть кран. Несмотря ни на что, Эми должна улыбнуться. Любимым занятием Сэнди в возрасте Дакоты было усесться на краю унитаза и весело болтать в воде обутыми ножками. Хорошо, что малыши так очаровательны и милы. Это единственное, что спасает родителей от детоубийства. Таков способ матери-природы защитить человеческий род от вымирания.

Эми собрала промокшую прессу и положила в раковину, взяла Дакоту на руки, закрутила кран и вынула пробку из ванны.

– Куп, куп, куп…

– Дакота! Я заморожу тебя до твоего десятилетия! Лучше, даже, до двадцатилетия…

Она отнесла визжащую внучку в манеж и засунула ей в рот пустышку. «Тюрьма», так называет это место Сэнди – детям нужно позволять передвигаться свободно. Конечно, Сэнди не приходится гоняться за ней.

– О' кей, Дакота. Оставайся здесь и соси свою пустышку как хорошая маленькая девочка. Не упуская шанс вырасти и стать мисс Америка или выйти замуж за мистера Успех.

Сэнди, к тому же, против пустышек. Если Сэнди так озабочена этим, позволим ей сидеть дома!

Крошка Дакота пританцовывала в манеже и играла в «вижу-не-вижу», прикрывая глазки крохотными ладошками. Неотразима. Эми взяла девочку на руки, прижала к себе и вдохнула ее сладкий запах.