Приглашение на свадьбу разрушило хрупкую лакированную оболочку ее рутинного существования. Джорджина сделала свою судьбу, построила деловую империю, использовав шанс, заставила события развиваться нужным ей образом, и теперь у нее есть Ник Элбет. Так же и Мона. Той хватило сил выгнать Брента, когда их брак незаладился, выстоять после осложнений с пластической операцией, и теперь в Нью-Йорке она играет главную роль в «Травмае «Желание» и рассказывает Эми о влюбленном в нее вдовце-миллионере.

– Я ненавижу свою жизнь! – звук собственного голоса испугал ее, но она продолжала кричать. – Я ненавижу Лу! Ненавижу Сэнди! Ненавижу Джейнсвил! Ненавижу Флориду! Ненавижу этот дом! Ненавижу Ника Элбета! Я ненавижу…

Уголком глаза Эми увидела внучку, стоящую на пороге кухни с прижатым к груди плюшевым медведем. Глаза, огромные, как блюдца, маленькое личико сморщилось. Эми подбежала к ней и покрыла щечки поцелуями.

– Не тебя, дорогая, не тебя, мое драгоценное дитя. Бабушка любит тебя. Бабушка любит каждый твой пальчик.

– Сок?

Эми непроизвольно рассмеялась. Дети сегодня говорят «сок» раньше, чем учатся произносить слово «мама». Налив сок и передав любимую кружку Дакоты в ее маленькие пухлые ручонки, Эми немного успокоилась, но не могла смягчить разъедающее сердце чувство потери, утраченных возможностей и тоскливого сожаления. В то лето ей не нужно было так торопиться домой, надо было остаться в Лондоне, попутешествовать по Англии, возможно, съездить в Париж. И в Италию, и в Грецию. Во все остальные прекрасные места.

Она не должна была позволять Нику Элбету запугать ее. Эми могла встретить и других мужчин. Не надо было так идиотски торопиться замуж за Лу Хамфриза. Если бы она тогда осталась за границей, то не была бы сейчас скучной профессорской женой. В ее распоряжении имелась бы вся Европа – катание на лыжах в Кицбюхеле, уик-энды в Копенгагене или на Дордоне, купание в…

Телефон прервал ее путешествие в грезах.

– Что еще?

– Эми, это ты?

– Мона! О Господи, извини, что так сразу на тебя накинулась! Должно быть, нервы пошаливают.

Они разговаривали всего несколько дней назад. Что случилось? Отменили свадьбу?

– Твой голос звучит не очень-то радостно. Все в порядке?

– Все прекрасно. Просто немного устала, я думаю… Должно быть…

– Конечно, конечно, нервы. Мне надоело говорить о нервах. Послушай…

– Я слушаю, – агрессивность Моны всегда заставляла Эми улыбаться.

– Я тут подумала. Ты ведь одна из моих самых старых и дорогих подруг, верно?

– Конечно!

– Поэтому ты должна приехать в Нью-Йорк на премьеру.

– Но…

– Я знаю, ты говорила мне, что Лу принимает экзамены. Но, эй, ты ведь уже большая девочка. Ты можешь сама перейти улицу, верно? Так приезжай в Нью-Йорк. Остановишься у меня. Сидней и я защитим тебя от грабителей. Будет классно. Тебе нужен перерыв, согласна? Семья сможет пережить без тебя несколько дней.

– Я не знаю…

– Кроме того, я хочу посадить тебя рядом с моим любимым критиком.

– Ты имеешь ввиду того, который написал те ужасные вещи?

– Чего я хочу, так это, чтобы ты обалдела от моей игры и только вздыхала: «Разве она не восхитительна?»

– О, Мона, – подруга знала, какой застенчивой была Эми.

– Я всего лишь поддразниваю, малышка. Итак, договорились, хорошо? Ты приезжаешь в Нью-Йорк.

– Я подумаю.

Ей придется сделать большее, чем подумать об этом. «Это» – не просто посещение на несколько дней Нью-Йорка. Это случилось в тот самый момент, когда Эми Дин Хамфриз решила уйти из дома. Не навсегда, возможно, но и не на несколько дней премьеры Моны. Месяц или около того, достаточно времени, чтобы изменить перспективы, постичь что-то новое, может быть, «найти себя», как рекомендуют все эти книги по аутотренингу.

Следующая, более дерзкая мысль пронзила сознание. Боясь потерять смелость, Эми перезвонила Моне.

– Ты едешь! Хорошая девочка!

– Ты сказала, что время гастролей будет ограничено?

– Правильно. Две грандиозные недели.

– Хорошо. Время подходит отлично. Потом мы сможем полететь в Лондон на свадьбу!

– Эми, дорогая, ты поражаешь меня!

– Я поражаю саму себя! – ее колени дрожали. Мона оседлала своего любимого конька.

– Это будет продолжением прекрасной дружбы. Здесь ждут тебя, малыш! Чао-какао!

Первый раз в жизни Эми ощущала радость планирования чего-то подлого. Премьера Моны через два месяца. Она будет молчать, а за несколько дней просто скажет Лу, что собирается в Нью-Йорк на грандиозный дебют Моны. Это именно то, что заслуживает он и Сэнди. Потом, когда они как следует помучаются с Дакотой, домашним хозяйством и приготовлением еды, Эми сообщит им, что собирается поехать с Моной на свадьбу Джорджины.

Она попыталась представить лицо Лу после получения новостей. Эми этим утром проснулась как обычно раньше мужа. Он спал на спине и, казалось, видел сон. Она поняла вдруг, что Лу выглядит ужасно самодовольным. Даже во сне он был так горд собой, что ей захотелось ударить его кулаком. Тем не менее, Эми напомнила себе, что Лу – ее муж, и она должна приложить все усилия для спасения брака.

Казалось, утро прошло так давно и растаяло вдалеке. Теперь, когда ее поступок остался позади, Эми с трудом верила, что это произошло на самом деле. Мечтая, как делала часто, об уик-энде с Ником Элбетом, она решила дождаться, пока муж пойдет принимать душ и удивить его своим появлением. Обнаженной, конечно. Раздевание под водой – это уж слишком для Лу.

– Хочешь, чтобы я потерла тебе спину, милый? – Эми открыла стеклянную дверь и стала позади него.

– Ты с ума сошла? – Лу в ярости оглянулся на нее. – Что на тебя нашло? Забила голову всяким дерьмом, вычитанным в «Космополитене!»

Он вытолкнул ее из душевой кабины, но она успела заметить след укуса на его бедре. Сейчас, приняв решение, Эми едва верила, что предпочла проигнорировать унижение изгнания из душа, и приготовила завтрак, словно ничего не произошло.

Она должна посмотреть в лицо правде. Лу становился все более и более беззаботным по поводу своих внебрачных связей. Несколько месяцев назад, когда они повезли Сэнди в ресторан на ужин в честь ее дня рождения, он предложил одну из своих студенток в качестве няни для Дакоты, некую «Милашку-Энн». Королева красоты студенческого городка пришла в длинном спортивном свитере, на котором были изображены сладострастные губы и слова:

Профессор Хамфриз научил меня всему, что я знаю.

Если Эми думала, что ее дочь будет смущена, то ошибалась. Сэнди считала, что это просто классно. В ресторане, лучшем в городке, ужин постоянно прерывался шествием студенток, останавливавшихся возле их столика и томно произносивших: «Хай, профессор!» Некоторые знали и Сэнди, но ни одна не подала виду, что заметила присутствие Эми, кивнув или хотя бы бросив на нее взгляд.

Сэнди сияла от дочерней гордости.

– Разве не классно, ма?

Всегда хороший игрок, понимающая жена, Эми тянула свой охлажденный ананасовый коктейль и старалась придать глазам выражение высокой оценки.

– Без сомнения, твой отец – самый красивый профессор во всем университете.

– Спасибо, бабуля, – Лу поцеловал ее в щеку, но Эми заметила, что его взгляд остановился на другом столике.

Именно тогда ей страстно захотелось найти в себе смелость и рассказать мужу и дочери о своем уик-энде с Ником Элбетом, дав им понять, что они не единственные секс-символы в семье.

– Прости, что не представляю тебя, Эми. Я не помню их имена.

Сэнди оглушительно засмеялась. Отец и дочь обменялись восхищенными улыбками.

– Ма, ты должна просто смириться в этим. Все девчонки безумно страстно влюблены в папу.

Теперь была ее очередь предложить, чтобы Лу поучился кое-чему у Ника Элбета. Но ее достоинство не позволило этого. По той же причине Эми никогда не упоминала поцелуй Боба Кастиса на факультетском пикнике. Она знала, что Лу видел их, но никогда не сказал об этом ни слова. Сейчас ей было достаточно, что ее дон-жуанистый муж убедился в привлекательности своей жены для других мужчин.

По мере продвижения праздничного ужина и увеличения числа ухмыляющихся девиц, Эми барахталась в поисках спасения своего попранного «Эго».

– Это не Боб Кастис? Там, за угловым столиком?

Лу и Сэнди обернулись. Эми знала, что это не Боб Кастис, просто она придумала такой способ напомнить Лу об украденном поцелуе.

– Этот гад!

– Правда? Он так хорошо отзывался о тебе! Глаза по-бычьи наливаются кровью. Наконец-то, ревность.

– И когда это он так хорошо отзывался обо мне?

– О, не помню. Должно быть, в тот день, когда звонил спросить, не могу ли я порекомендовать хорошего садовника.

– Ты, наверное, знаешь, что Боб – профессиональный бабник. Думаю, он просил тебя о встрече. Где-нибудь выпить чашечку кофе? Я слышал, он прекрасный эксперт по кофе.

Эми удивило, что врать так легко.

– Действительно, он упоминал новое итальянское кафе.

– Ну? – потребовал продолжения Лу, Сэнди пристально смотрела на мать.

– Что, ну?

– Ты встречалась с ним?

Эми не спеша сделала последний глоток коктейля.

– Как я могу, дорогой? У меня на руках Дакота.

– Ты бы лучше почаще об этом вспоминала.

Именно после разговора в ресторане она задумалась к начала понимать, почему Лу так настаивал на продолжении образования Сэнди, пока бабушка сидит дома с малышкой. В действительности, он хочет чтобы Эми целыми днями была занята, и ей не хватало бы времени на собственные интересы. Заботясь о Дакоте, добренькая старенькая бабушка не сможет ходить на романтические ланчи с мужчинами типа Боба Кастиса.

На самом деле Боб Кастис и романтические ланчи представляли для нее небольшой интерес. Эми увлеклась другой идеей, хотя, как всегда, притворялась, что это не очень важно. Лу прозвал этот замысел «магазинным сумасшествием». Ко времени рождения Дакоты две преподавательские жены пригласили ее стать их партнером и совладелицей маленького магазинчика, который планировали открыть у нового парка.

Эми нуждалась именно в таком деле. У нее были время и деньги для развития проекта, а также энтузиазм и энергия для достижения успеха. Она готова к напряженной работе, но оказалась не готова к грубым протестам Лу. Как могла она просто подумать о такой трате денег и времени? Эми что, воображает себя леди Джорджиной? Она и две другие дурочки считают, что единственной их заботой будет ставить подписи, а дальше все пойдет, как по маслу? А как насчет него? И Сэнди? И малышки? Семья – ее главная ответственность.

– Скажи им, чтобы забыли об этом. Все они хотят только одного – твои деньги, получить их любым способом. Пусть найдут другого простака!

Аргументы. Ссоры. Повышенный тон. Сарказм. Они расстроили ее, Эми всегда не любила и избегала конфликтов. Обычно, это означало поражение, но не на этот раз. Магазин, конечно, пользовался быстро растущим успехом. Но, даже, если бы затея провалилась, Эми насладилась бы брошенным вызовом и полученным опытом.

Ясно, что ей нужно разбить шаблонный образ. Увлечение работой в Коалиции женщин Джейнсвила стало другой мишенью для недовольства Лу. Необходимость заботиться о Дакоте не являлась помехой, Эми брала малышку с собой. Казалось, Дакота и другие дети чувствовали важность происходящего. Они тихо играли, причиняя минимум недовольства, пока женщины, представительницы всех этнических групп, проводили семинары по проблемам наркотиков, СПИДа, абортов, избиения жен, насилия, безграмотности и плохого обращения с детьми.

Мероприятия в Коалиции давали выход ее уму и традиционной для янки потребности служить отечеству.

Вначале Лу терпел участие Эми в женском движении, слушая в пол-уха ее отчеты за ужином. Позже, когда она была избрана в совет директоров и ее фото в окружении соратниц напечатали в местной газете, Лу сорвался. Он не поздравил ее, как она ожидала.

– Этим женщинам больше нечего делать. Они все разведены или вообще никогда не были замужем.

Старая песня: «У тебя есть муж, дом, семья. Мы должны стоять на первом месте».

Позиция Сэнди была такой же непримиримой.

– Посмотри реально, ма! Ты же хочешь, чтобы я получила диплом, так ведь?

Вместо заботы о ребенке дочь сейчас занималась сдачей требуемых восемнадцати зачетов для получения диплома по социологии, а сверх учебной программы посещала кучу всяких клубов, вечеринок и тусовок. Один из семинаров Сэнди назывался «Спасите Землю!»

Лучше бы объявили программу «Спасите Эми». Если кто-нибудь и решит спасти ее, то это она сама. Сидя на табурете у кухонного стола, Эми налила себе чашку кофе, ледяного и ужасно крепкого. Она любит такой кофе и пьет его в одиночестве, когда Лу не может неодобрительно отозваться о ее вкусах.

– Сок? – Дакота вертелась у нее на коленях, улыбаясь бабушке.