От этого взгляда Алена почувствовала, как у нее между лопаток пробежал холодок и сладко заныло в низу живота. Они стояли так близко друг от друга, что, казалось, достаточно руку протянуть, сделать маленький, совсем крошечный шажок…

Алена опомнилась первая.

— Я пойду переоденусь, — повторила она, попятившись к двери ванной.

Володя перевел дыхание:

— Вероятно, мне не следовало приходить к вам… так поздно, — глухо сказал он.

— Ну почему же, — затараторила Алена. — Я очень рада, что вы зашли. Сейчас я оденусь, и мы спустимся в бар, посидим, поболтаем…

Она схватила в охапку джинсы и свитер и молниеносно скрылась за дверью ванной комнаты.

К тому моменту, когда Алена вышла в комнату, уже одетая и даже слегка подкрашенная, они оба успели прийти в себя.

— А где Женя? — как ни в чем не бывало поинтересовалась Алена.

— Представляете, уже спит, — весело ответил Городецкий. — Прогулка в гору его доконала.

Они дружно рассмеялись. Напряжение спало, и они снова почувствовали себя друг с другом легко и непринужденно, словно ничего не произошло. «А ничего и не произошло», — сказала себе Алена, когда они спускались в лифте на первый этаж.


В баре было не слишком многолюдно. По крайней мере они почти сразу нашли уютный столик на двоих довольно далеко от стойки. Володя принес два коктейля в узких высоких бокалах.

— Вот, пожалуйста. Думаю, вам понравится.

Алена сделала маленький глоточек. На вкус коктейль был слегка терпким и освежающим — одним из составляющих явно был грейпфрутовый сок.

Володя уселся напротив нее — в полутьме бара его лицо казалось загадочным. Алена отпила еще немного и попросила:

— Расскажите мне о себе.

Он поднял брови:

— О себе? Что вас интересует?

Она улыбнулась:

— Да все. Честно говоря, я пыталась выудить сведения из вашего референта, но мне это не удалось.

— О да, — протянул Володя. — Женя надежен, как скала. И так же нем.

Ну, не так он и надежен, подумала Алена. Что знал, то и сказал.

— Ну, а вы?

Он пристально смотрел на нее:

— Что?

— Тоже будете играть в могильный камень?

Недолгий поединок — глаза в глаза — выиграла Алена. Володя отвел взгляд и усмехнулся:

— Почему же? Я же сказал — спрашивайте.

— Обо всем? — уточнила Алена.

Володя в ответ только шутливо пожал плечами:

— Начинается допрос с пристрастием.

Алена пропустила эту реплику мимо ушей:

— Вы москвич?

Володя совсем развеселился:

— Так я и думал — начали с анкетных данных. Москвич. Коренной житель столицы.

В ней родился, учился и женился. Что еще?

— Кто ваши родители?

— Мама — врач. А отец… Отца я почти не помню.

— Он умер?

— Да. В прошлом году.

Володя заметно помрачнел, шутливый тон исчез. Алена на секунду почувствовала себя неловко:

— Извините.

Он помолчал, потом словно нехотя проговорил:

— Да нет, ничего. Может быть, это прозвучит жестоко, но не скажу, что его смерть была для меня большим горем. Он ушел от нас с мамой, когда мне и пяти лет не исполнилось.

Володя опять замолчал. Алена сгорала от любопытства, но спрашивать дальше не решилась: захочет — расскажет сам. А он, помешивая соломинкой коктейль, словно рассматривал далекое прошлое.

— Вообще-то это странная история, — наконец сказал Володя. — Отец был старше мамы на пятнадцать лет. Он женился в тридцать шесть, и это был его первый брак. Через год после свадьбы родился я, и все было просто замечательно. Их считали идеальной семьей.

Снова пауза. Но на этот раз Алена все-таки решилась ее прервать:

— А кто он был, ваш отец?

— Филолог. Преподавал в университете американистику. Студентки от него были без ума, чуть ли не рыдали на лекциях от восторга. А он, такой спокойный, уравновешенный, холодноватый — безупречный джентльмен до кончиков ногтей. И всегда следовал американским принципам и в судьбе, и в работе. Сначала не торопясь сделал карьеру, потом, тоже не торопясь, выбрал жену. Жизнь под девизом «умеренность и аккуратность».

Володя горько усмехнулся.

— И что же дальше? — мягко спросила Алена.

— Дальше… — в голосе Володи послышалась издевка, — дальше… Внезапно его, как говорится, посетила любовь всей жизни. Сокрушительная страсть, или как там это называют в романах. Звали эту «любовь» Светочкой, и было ей всего восемнадцать, она училась на втором курсе. Пришла к нему в спецсеминар — и все, папочка взглянул на нее и пропал.

— Навсегда? — вырвалось у Алены.

— Для меня и мамы — навсегда. Студенточка Светочка оказалась большой стервой и поставила ему условие — никогда не встречаться с прежней семьей.

— И вы с ним с тех пор совсем не общались?

— Практически нет.

Он нахмурился, в уголках рта обозначились резкие морщинки. Алена мягко дотронулась до его руки:

— Для вас это, наверное, было большим ударом. В пять-то лет!

Володя пожал плечами:

— Я никак не мог осознать, что отец меня бросил. А когда наконец понял это, никак не мог понять — за что? Что я такого сделал, почему он ушел и больше никогда не придет? Сначала винил во всем себя, потом… В общем, когда мне было десять лет, он захотел наконец меня увидеть, но тут уж я сам наотрез отказался с ним встречаться.

— А его новая семья? У вас есть ведь, наверное, сводные братья или сестры?

— Есть. И сестра, и брат. Но, честно говоря, я их увидел только на отцовских похоронах. А его жена — та самая студенточка — сделала блестящую карьеру, теперь профессор, доктор наук. Тоже преподает в университете.

Видно было, что эти воспоминания не доставляют ему удовольствия, но Алена опять не сдержалась:

— Неужели за все время вы с отцом так и не виделись?

— Виделись… однажды. Это ведь он помог получить мне стажировку в Америке. Я хотел отказаться, но мама настояла.

— Вы так и не простили его? — осторожно спросила Алена.

Володя горько усмехнулся:

— Такие вещи не прощают. Если ты женишься, ты берешь на себя громадную ответственность за жену и еще большую — за ребенка. Они должны тебе полностью доверять. А предавать тех, кто тебе доверился, — последнее дело.

— Но он полюбил, — тихо сказала Алена. — А любовь, знаете, многое искупает.

— Но не предательство.

Складки у Володиного рта обозначились еще резче, лоб прорезала глубокая поперечная морщина. Кажется, мысленно он снова вернулся в то далекое время, когда чувствовал себя брошенным мальчиком. Алене стало его нестерпимо жалко, захотелось прижаться губами к этому упрямому лбу, привлечь к себе, гладить по темным жестким волосам… С трудом подавив вдруг вспыхнувшее желание, она спросила:

— Вы любите Шварца?

— Какого?

— Драматурга, Евгения Шварца.

Он недоумевающе посмотрел на нее:

— Люблю.

— Помните, у него в пьесе «Обыкновенное чудо», когда Волшебник говорит Медведю, что такое любовь?

В его взгляде, кроме недоумения, появился интерес:

— Ну, напомните.

Медленно произнося слова, Алена процитировала:

— «Кто смеет рассуждать или предсказывать, когда высокие чувства овладевают человеком? Нищие, безоружные люди сбрасывают королей с престола из любви к ближнему. Из любви к родине солдаты попирают смерть ногами, и та бежит без оглядки. Мудрецы поднимаются на небо и ныряют в самый ад из любви к истине…»

Володя усмехнулся:

— Так нравится, что наизусть выучили?

Алена провела по лицу рукой:

— Когда-то, во времена туманной юности, в десятом классе, я решила стать актрисой, вот и приготовила этот монолог, чтобы прочитать на творческом конкурсе.

— Прочитали?

Алена рассмеялась:

— Нет. Вовремя поняла, что у меня нет таланта, и поступила на журфак.

Володя пристально посмотрел на нее:

— А зря. Если бы комиссия вас сейчас слышала, вы бы точно прошли конкурс.

Она покачала головой:

— Не надо иронизировать. Лучше признайтесь, помните это место?

— Ну, помню.

— А помните, как там дальше?

Володя опять скривил рот в упрямой усмешке:

— Этот фильм столько раз показывали по телевидению, что, представьте, помню. Медведь отвечает, что он от этой девушки благоразумно отказался.

— А волшебник сказал ему на это: «Великолепный поступок! Знаешь ли ты, что всего только раз в жизни выпадает влюбленным день, когда у них все получается. И ты прозевал свое счастье. Больше я не буду тебе помогать. Наоборот, мешать тебе начну…»

Он перебил ее:

— Нет, вы все-таки великолепно читаете!

— Не надо все сводить к шутке. — Алена даже немного рассердилась. — А что, если ваш отец действительно полюбил так, как любят раз в жизни? За любовь надо платить, и цена иногда бывает неимоверно высокой. Может быть, и жизнью. Но настоящая любовь стоит того.

Он посмотрел на нее в упор — от этого взгляда Алена почувствовала, как ее окатила горячая волна.

— Своей жизнью — да. Но не жизнью собственного ребенка, — он одним глотком допил коктейль. — Заказать Вам что-нибудь еще?

Алена поняла, что разговор стал его тяготить.

— Не стоит, — отказалась она, отставляя свой бокал. — Мы чудесно посидели, теперь можно и разойтись по номерам.

Он будто хотел еще что-то сказать, но передумал и неожиданно согласился:

— Что ж, пойдемте.

Он помог ей встать из-за стола, взял под локоть и повел из бара через холл к дверям лифтов.

В лифте они оказались одни. Вдруг где-то между этажами лифт тряхнуло, и свет в кабине погас. Алена непроизвольно вскрикнула и тут же почувствовала, как Володина рука нащупала ее руку.

— Все в порядке, — раздался тихий, успокаивающий голос, — сейчас, я уверен, все наладят.

— Что это? — прошептала Алена. — Мы не упадем?

Это был один из страхов детства — лет до десяти она ужасно боялась, что лифт оборвется и она полетит в шахту.

— Нет, конечно, нет.

Она ухватилась за его сильную мужскую руку, как испуганный ребенок. Володя почувствовал ее состояние и осторожно обнял Алену за плечи, слегка прижав к себе.

— Ну что ты, что ты, — тихо прошептал он, — все будет хорошо…

Алена на мгновение напряглась, как стальная пружина, но потом сразу же расслабилась, отдавая себя его под защиту. Кольцо его рук сомкнулось теснее, она уткнулась лицом в Володино плечо. Он наклонился — в темноте его щека коснулась ее щеки, и она ощутила слабый горьковатый запах дорогого одеколона. Ноздри ее дрогнули и расширились — прилив возбуждения дал о себе знать сладкой болью где-то в низу живота.

Они сдались одновременно. Ни один из них не мог бы дать разумного объяснения тому, что происходило сейчас между ними. Володя притянул ее к себе, и она ощутила легкое прикосновение его губ на своем виске. Благоразумие окончательно покинуло Алену. Важно было только это волшебное ощущение, только это, и ничто другое.

В следующее мгновение он уже с такой страстью обнимал ее, так истово прижимал к себе, словно сбросил какие-то невидимые оковы. Алена обвила руками его шею и гладила темные волосы… И наконец его губы приникли к ее губам. Он целовал ее так жадно, словно вся его жизнь сосредоточилась в ее губах, и тихо застонал, когда она ответила на поцелуй.

Никогда еще Алене так страстно не хотелось физической близости. Желание возникло мгновенно и было неодолимым. И он ощутил ее реакцию. Его руки осторожно скользнули к ее бедрам, оглаживая каждый изгиб, каждую впадинку, словно он всю ее хотел вобрать в себя…

Вспыхнувший свет показался им разрывом снаряда. Они отпрянули друг от друга, тяжело дыша, не в силах сразу справиться с возбуждением Аленины зрачки были расширены как под действием наркотика, а в Володином взгляде полыхало такое неистовое желание, что она чуть было снова не бросилась ему на шею. Однако свет сделал свое дело — они одновременно отвели глаза, как преступники, пойманные на месте преступления.

Кабина лифта медленно поплыла вверх.

Когда лифт остановился на нужном этаже, Алена быстро пробормотала «спокойной ночи» и устремилась по коридору к своему номеру с такой скоростью, словно за ней гналась стая голодных волков.

13

Весь следующий день Алена и Володя старательно делали вид, что ничего особенного между ними не произошло. Слава Богу, они ни разу не остались наедине — в машине, доставившей их из Блуа в Париж, а потом в аэропорт Шарля де Голля, находился Женя. Так получилось, что Женя сидел рядом с Аленой в самолете, — случайно это вышло или Володя так устроил, Алена не поняла.