Дальше все произошло так, как и должно было произойти, как много раз происходило в Катиных мечтах.

Проснулись они утром в одной постели, Катя лежала на Володиной руке и чувствовала себя совершенно счастливой.

Поженились они через три месяца, с полного согласия и благословения тети Инны, которая заявила, что всегда только этого и желала. А потом как-то само собой вышло, что Катя решила оставить институт — ну не могла она ни о чем думать, кроме Володи! Кое-как сдала одну сессию, потом другую, а когда пришла третья, Володя заболел тяжелой пневмонией и ей было не до экзаменов. Просто забрала документы, и все. В конце концов, в любой момент можно восстановиться, думала она.

И ни о чем Катя не жалеет. Пусть только всегда будет так, как сейчас.

3

Вика влетела в гримерную и с размаху плюхнулась на старенький диванчик у стены. Пружины жалобно заскрипели, словно на них опустили пудовую тяжесть, а не стройное тело двадцатипятилетней женщины. У Вики не было ни капли лишнего веса — пятьдесят пять килограммов при росте сто шестьдесят шесть, полное соответствие французским и международным стандартам. И сейчас эти пятьдесят пять килограммов роскошного Викиного тела блаженно расслабились на видавшем виды плюшевом диванчике. Хоть сегодняшний спектакль и не требовал особенных мышечных усилий — «Том Сойер» все-таки не «Маугли». В «Маугли» Вика играла Багиру и вынуждена была перед тем полдня разминаться — у Багиры очень сложный пластический рисунок роли. А Бекки Тетчер по деревьям не прыгала и за обезьянами не охотилась, и психологии особой для Бекки не требовалось. Пара-тройка песенок, наивное лицо, белокурые локоны, пышное розовое платьице и кружевные панталончики — вот вам и Бекки.

Следом за Викой в гримерку вошла Света Козлова, на сцене в спектакле — соперница Бекки, Эми Лоуренс, а в жизни — Викина приятельница и соседка по гримерке. На ней было такое же короткое пышное платье, как на Вике, только не розовое, а голубое.

— Что-то сегодня цветов никому не подарили, — сказала Света и опустилась на стул у своего зеркала. — Хотя понятно почему. Если бы Тома играл Лешка Вишняков, тогда его сырихи завалили бы сцену. А наш Петенька почему-то у девочек успеха не имеет Странно, вроде бы все при нем, и лицо, и фактура…

Света привычно посмотрела на свое отражение и принялась стирать грим.

— Петенька не обаятельный, — лениво отозвалась Вика. — Лешка обаятельный, а Петенька нет.

Этот необязательный разговор был чем-то вроде ритуала и повторялся после каждого «Тома Сойера».

Света осторожными движениями сняла накладные ресницы. Лицо ее сразу стало усталым и каким-то пожухлым. Бедная Светка, подумала Вика, уже скоро за сорок перевалит, а она все в детском театре, все школьниц изображает.

— Ты думаешь разоблачаться, или как? — спросила Света, не прекращая своего занятия. Кучка использованной цветной ваты на столике росла.

Вика потянулась:

— Кинь мне сигаретку. И зажигалку тоже.

Света выдвинула верхний ящик, достала пачку «Вог» и перебросила подруге:

— Курить вредно, кожу испортишь.

— Ага, — согласилась Вика, с наслаждением затягиваясь, — жить тоже вредно, а ничего, живем. И радуемся.

— Это уж кто как, — Света закончила заниматься лицом и стала стягивать через голову тесное платьице. — Кто радуется, а кто лямку тянет.

Лицо Светы скрылось складками платья, но в голосе послышались слезы. И точно — когда Светка высвободилась из многочисленных голубых оборочек, Вика увидела, что подруга еле сдерживается, чтобы не зареветь. Вика вздохнула: такие перепады настроения для Светки обычны. Только что вроде все было ничего, и вот здрасьте-пожалуйста! Что ж, актрисы — натуры нервные, тонкие, Вика и сама иногда устраивает истерики на пустом месте. Но редко, гораздо реже, чем другие. Опять небось кто-то проехался насчет «пионерки-пенсионерки» у Светки за спиной, а она услышала.

— Ну что ты, Свет, — успокаивающе сказала Вика. — Ты все принимаешь слишком близко к сердцу. Что случилось-то?

— Завтра вывесят распределение ролей на Ануя. — Света все еще старалась сдерживаться.

— Да ну! — Вика даже подпрыгнула. От расслабленности не осталось и следа. — Откуда ты знаешь? Анька шепнула?

Аня — секретарша директора — была близкой Светкиной подругой.

— Она.

— Ну и что?

— Можешь радоваться — ты играешь Антигону в третьем составе.

У Вики вытянулось лицо:

— Почему в третьем?

— Потому что в первом — жена режиссера, а во втором — дочка Фиалкина.

Да, дела… Фиалкин — знаменитый драматург и человек с громадными связями, тут не поспоришь… И черт дернул его дочку именно в этом году к ним распределиться! Что она забыла в детском-то театре? Хотя, конечно, — Лялечка Фиалкина такая бездарь, что ни в какой другой ее просто не взяли, даже при папочкиных связях.

Викино хорошее настроение как рукой сняло. Третий состав — значит, снова ее никто не заметит. Будь ты хоть Сара Бернар, миссис Сиддонс и Фаина Раневская вместе взятые, если ты в третьем составе, то в рецензиях не фигурируешь.

— А ты? — спросила она Светку больше из вежливости, чем из настоящего любопытства. Слишком она расстроилась из-за собственной неудачи.

— А я — во втором.

— И кого?

— Няню. — Светка не выдержала и все-таки разревелась, уткнувшись лицом в голубенькое платье Эми Лоуренс. — Ты представляешь, няню!

Вика сочувственно посмотрела на нее. Значит, все — Светку будут потихонечку переводить на возрастные роли второго плана. Бедная, она всю жизнь играет роли второго плана. Вот и талантом ее Бог не обидел, а карьера не сложилась!

Быстро отревевшись, Света умылась и снова уселась к зеркалу делать нормальный макияж. Спрятала обиду и отчаяние под маской независимости — пусть коллеги и недоброжелатели думают, что у нее все хорошо!

— Ты вообще думаешь переодеваться? — повернулась она к Вике. — Или так и будешь сидеть?

Вика послушно встала с дивана и подошла к своему столику. В этот момент дверь в гримерку приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась лохматая голова костюмерши Тамары:

— Вик, тебя к телефону. Сейчас подойдешь или сказать, чтоб перезвонили?

— Подойду, сейчас подойду.

Вика, облегченно вздохнув, выскочила в коридор. Она, конечно, сочувствовала Светке, но сейчас голова была забита своими проблемами и собственной обидой. Глядишь, пока поговорит по телефону, Светка совсем успокоится, а может, уже и уйдет. Интересно, кто это звонит?

— Алло! — выдохнула Вика. — Я слушаю вас!

— Виктория Петровна? — раздался в трубке вкрадчиво-бархатный мужской баритон, — это вас беспокоит некто Аникеев.

— Ох, Всеволод Кириллович! — Вика изобразила радость. — Приятно слышать.

Всеволод Кириллович Аникеев — преуспевающий бизнесмен, кажется, содиректор какой-то строительной фирмы. Вика познакомилась с ним две недели назад в доме своей бывшей однокурсницы. Вика заехала к ней за сценарием фильма, в который они обе хотели пробоваться, а у ее отца как раз был день рождения. Вику уговорили остаться и присоединиться к гостям. Всеволод Кириллович — единственный гость без супруги — взялся ухаживать за красивой молодой актрисой. Потом он отвез Вику домой на своем черном «Мерседесе» и, не делая попытки набиться в гости, галантно поцеловал руку на прощание. Телефончик, впрочем, взял, и домашний, и рабочий.

— А мне приятно это слышать вдвойне, — голос Аникеева стал еще мягче. — Вы еще не забыли меня, Виктория Петровна?

— Как можно! — рассмеялась Вика. — Забыть такого обходительного и представительного мужчину!

— Прекрасно, я рад. А не будет ли дерзостью с моей стороны спросить вас о планах на вечер?

Бог мой, какой слог! Версаль, да и только.

— На сегодняшний? — уточнила Вика.

— На сегодняшний.

Она кинула быстрый взгляд на стенные часы — пять минут одиннадцатого. Для актера, конечно, детское время. Но для делового человека, к тому же пожилого…

— Да вроде никаких.

— А как вы отнесетесь к тому, что я за вами заеду и отвезу куда-нибудь поужинать?

— Заманчиво, конечно, — улыбнулась Вика, — но я на ночь обычно не ем. Берегу фигуру.

Если он хочет наверстать упущенное в прошлый раз, то ничего не выйдет. Вика не относится к тем женщинам, которые охотно ложатся в постель со всякими-разными. И никого к себе не водит, хотя и живет одна уже два года. Когда Вике исполнилось двадцать три, ее мама, озабоченная отсутствием у дочери стремления к семье и браку, решила разменять квартиру и отселить ее. Авось, поживя в одиночестве, Вика всерьез задумается о муже. Но Вика усвоила западный взгляд на вещи: сначала карьера, потом все остальное. Пока она не состоится как актриса, ни о каком муже или ребенке не может быть и речи. И одиночество ее нисколько не тяготит.

— Ах, Виктория Петровна, Виктория Петровна! — укоризненно сказал Аникеев. — Держу пари, что вы сейчас плохо обо мне подумали. А между тем мое приглашение вполне невинно. Я вам предлагаю ужин в хорошем ресторане, и ничего больше.

Вика слегка растерялась и от растерянности повторила:

— Но я действительно не ем на ночь.

Сказала и тут же подосадовала. Фу, как глупо! Тоже мне отговорка.

— Похвальная привычка. Но у вас такая великолепная фигура, что разок можно сделать исключение. И потом, вы можете выбрать что-нибудь легкое.

Вике вдруг ужасно захотелось пойти куда-нибудь развеяться. Если остаться наедине с обидой в пустой квартире — обида вырастет до гигантских размеров.

— Уговорили, — сдалась она.

— Вот и славно! — обрадовался Аникеев. — Так я заеду за вами? Через полчаса вам будет удобно или пораньше?

— Удобно, — Вика прикинула, что она как раз успеет не торопясь разгримироваться и переодеться.

— Договорились. Через полчаса жду вас у служебного входа на Пушкинской.

За эти полчаса настроение у Вики испортилось окончательно. Даже стоя перед большим зеркалом во всю стену и оглядывая свою стройную фигуру, роскошно упакованную в оливковую мини-юбку и черную водолазку, Вика не испытала обычного чувства удовлетворения и гордости собой. Да, бесспорно, хороша. Ну и что? Ну и что, что она молода, красива и талантлива? Из этого еще ничего не вытекает. Перед глазами угрожающе маячил печальный пример Светки Козловой: тоже лет десять назад была красива и талантлива, а теперь обречена играть старух у задника. И ее, Вику, вполне может ждать та же участь.

Вика решительно тряхнула головой — так решительно, что заколка отскочила, и ее прямые светлые волосы рассыпались по плечам. Нет уж, она обязательно выкарабкается! Не знает еще как, но своего добьется.

Когда Вика вышла на Пушкинскую, то сразу заметила внушительный черный «Мерседес» Аникеева. Он стоял в двух шагах от служебного подъезда, чуть правее.

Аникеев предупредительно распахнул перед ней дверцу:

— Прошу вас, Виктория Петровна!

Вика, донельзя элегантная в распахнутой шубке из чернобурки и высоких сапогах, изящно уселась на переднее сиденье.

— Вы ослепительны, — Аникеев, словно фокусник, извлек откуда-то красиво упакованный букет роз и положил Вике на колени. Вика улыбнулась и поднесла букет к лицу:

— Какие чудесные! Спасибо.

— Это вам спасибо, что приняли мое предложение.

Аникеев повернул ключ зажигания. Машина тихо заурчала и плавно тронулась с места.

По Пушкинской они выехали к «России», потом свернули на бульвары. Аникеев вежливо расспрашивал, как сегодня прошел спектакль и виделась ли Вика в последнее время с Ирочкой Токаревой — той однокурсницей, в доме которой они познакомились. Вика вежливо отвечала — просто чтобы поддержать светскую беседу, — а сама удивлялась, зачем же он ее все-таки пригласил.

— А можно мне спросить, куда мы едем? — наконец поинтересовалась Вика.

— Ох, я вам еще не сказал? — огорчился Аникеев. — Извините ради Бога. Я хочу показать вам чисто английский ресторан. «Йоркшир» на Трубной. Знаете?

— «Йоркшир»? Нет, даже и не слышала. Он что, недавно открылся?

— Можно сказать, что так. Недавно открылся после капитального ремонта. Очень занятное местечко, доложу я вам.

Когда они вошли в зал, Вика подумала, что к ресторану «Йоркшир» можно применить любой эпитет, кроме — «забавный». Он был декорирован под английский замок — по крайней мере Вика так себе этот замок представляла. Мощеный пол, на стенах — гравюры со сценами охоты, большой камин… Камин привел Вику в восхищение. У самого камина стояло два уютных маленьких столика. И надо же — официант в безукоризненной ливрее провел их к одному из них. Аникеев помог Вике сесть и предупредительно протянул ей карту меню. Девушка углубилась в изучение названий блюд — больше половины этих названий ничего ей не говорили. Аникеев наблюдал, как Вика хмурит брови, и наконец решил прийти ей на помощь.