— За мороженым!

Хитрюга решила совместить два удовольствия. Мы поехали на станцию, там был самый большой выбор. Виктор рвался скупить чуть ли не весь ассортимент, я его едва остановила:

— Что ты делаешь? У нее же горло заболит.

Он смутился. Смущенный Виктор — это что-то! Просто экзотическое зрелище! Несмотря на Ксюшины уверения, что у нее никогда-никогда не болит горло, она получила только две порции, я одну, а наш спонсор от мороженого отказался. Потом мы еще немного покатались по окрестностям и завезли Ксюшу домой.


С этого дня началась новая жизнь. Виктор приезжал часто. В будние дни ненадолго, на пару часов, а в выходные иногда и ночевать оставался. Стелила я ему в гостиной на диване.

Как-то в субботу заехала Катюшка с мужем и ребенком, решила наконец посмотреть, что за убежище я себе нашла. Правду ей знать было ни к чему — я соврала, будто сняла дом в долгосрочную аренду.

Они застали Виктора. Катюшка очень удивилась, бросила на меня вопросительный взгляд. Выпив кофе и съев салат, она немного подобрела, долго присматривалась к Виктору. А тот как раз весело учил Мишутку только что придуманной игре. Глядя, как охотно ребенок играет с незнакомым дядей, она оттаяла. А вот дом забраковала:

— Маленький очень, а про участок вообще смешно говорить. Вот видели бы вы дачу моего свекра, просто роскошная! Мы летом проводим там все свободное время. — Адресовала она свой рассказ Виктору.

Тот вежливо слушал, но в глубине его глаз пряталась насмешка. Олег все это время изучал какие-то толстые не то газеты, не то журналы, в разговоре не участвовал и прервал чтение только для еды. Сомневаюсь, что он вообще заметил, где находится. Я-то привыкла к его манерам, Виктор же недоуменно пожал плечами и отвернулся почти с презрением. Вскоре они собрались уезжать. Я проводила ребят до машины. Обнимая меня, Катя обронила снисходительную похвалу в адрес Виктора, кажется, это максимум одобрения, на который она способна.

Я оказалась в странной изоляции. Любаша уже несколько раз обещала приехать показать нового жениха, да все что-то никак не могла выбраться. Котьку с женой я тоже зазывала, хотя и знала, что они все равно не появятся. В конце мая Лиза родила мертвого ребенка и теперь почти не выходила из дому, ни с кем не хотела общаться. В начале сентября они должны были возвратиться в Мюнхен, и Котька очень надеялся, что там бедолага придет в себя.

Мне было трудно, очень трудно видеть Виктора, слышать его, оставаться с ним наедине. И это несмотря на то, что он вел себя настолько корректно, что совершенно не к чему было придраться. В сущности, почти как муж: привозил продукты, иногда готовил, ходил со мной на прогулки, развлекал моих гостей, только спал по-прежнему в гостиной. Когда я вспоминала Наташины слова о нем, то начинала думать, что его наверняка в Москве ждет женщина, может быть, даже не одна. Такие мысли причиняли боль, и в то же время я злилась на свою чувствительность. Но еще больнее было представить нашу близость. После Володи — нет, ни за что! Любые мысли о Викторе приводили к тому, что я упиралась в стену, и сознание того, что я ее возвела, не приносило облегчения. Долго так продолжаться не могло. Я пыталась сказать Виктору, что наши отношения обречены, что у нас нет будущего, но он всякий раз переводил разговор на другую тему.


В конце июля мне стали сниться эротические сны, непременным участником которых был Виктор. В этих снах я не только не противилась, а буквально купалась в блаженстве. Просыпаясь с учащенным пульсом и пересохшим горлом, ругала себя последними словами.

Однажды в субботу после купания я разогревала обед, Виктор после какой-то незначительной фразы так посмотрел, что меня бросило в жар и закружилась голова. Ноги стали ватные, и, чтобы не упасть, я ухватилась за стол. Он сразу же подскочил ко мне, но я только покачала головой и закрыла глаза. Этот взгляд так напомнил мне сегодняшний сон, где я самозабвенно любила его, что я застонала. Виктор, не задавая никаких вопросов, подхватил меня на руки и отнес в спальню. Положил на кровать, нашел лекарство и пришел в ужас: в пузырьке жидкости осталось на донышке, а таблетки и вовсе кончились. Я выпила капли, прислушалась к тому, как постепенно успокаивается сердце, и открыла глаза.

— Наверно, я единственная женщина, которую ты принес на руках в спальню только для того, чтобы дать лекарство?!

Виктор от комментария воздержался, чуть-чуть потоптался возле и вышел.

В понедельник неожиданно приехала Наташа. Я обрадовалась, ведь мы не виделись уже больше месяца, да и в последнюю нашу встречу не смогли толком поговорить. Сначала она рассказала, какая чудесная у нее внучка Дашенька: толстенькая, розовая, с пока еще мутно-голубыми глазками и длинными черными ресницами. Я радовалась вместе с ней, но чувствовала, что у нее за душой что-то есть, не так просто она приехала. И как только повисла первая пауза, я вопросительно посмотрела на гостью, не в силах дольше выносить неизвестность. Наташа торопливо вытащила из сумочки новые лекарства, но я продолжала молчать.

— Женя, я хочу тебя спросить… — Она покраснела и замялась. — Конечно, это не мое дело, но у вас с Витей… Понимаешь, Андрюша сказал, что Витька сам на себя не похож. Больше не смеется, не шутит и рассеянный очень. Он очень дорог мне, я хотела бы помочь и ему и тебе, только не знаю как.

Она замолчала, беспомощно глядя на меня.

— Ты права, Наташа. Я мучаю его, сама страдаю не меньше, а сделать ничего не могу. Это тупиковая ситуация. Нам нужно порвать, раз это единственный выход из сложившейся ситуации.

— Как жаль! Боже мой, как жаль! Помнишь, я говорила, что Витя не умеет любить? Оказалось, умеет, научился, смог. И такой печальный финал. Ты и сама стала как тень, но советчик из меня в этих вопросах никакой. Мне безумно жаль!

Мы прошлись немного в лесу, но у обеих на душе было неспокойно, и прогулка не удалась. На прощание я сказала:

— Наташа, я знаю, что в душе ты сердишься на меня. Нет, сердишься — глупое здесь слово, даже не знаю, какое подобрать. Негодуешь, скорее. Я приношу одни несчастья близким тебе людям, а значит, и тебе. Одни беды и хлопоты. Я так хотела бы, чтобы все было по-другому, но у меня не получается.

— Перестань, Женя! Значит, так уж суждено, а я люблю тебя такую, какая ты есть.

Мы обнялись, и она уехала. И все-таки у меня осталось ощущение, что где-то в глубине души она недовольна. Я на ее месте наверняка бы злилась.

Во вторник жара немного спала, и мне хорошо работалось, я вообще неожиданно почувствовала себя увереннее. Может быть, со мной все в порядке, просто организм реагировал на ужасную жару? В этот вечер Виктор тоже не приехал.

В среду меня разбудил гром. Я прислушивалась к тому, как надвигается гроза, но вот налетевший порыв ветра так сильно хлопнул рамой, что чуть не вылетели стекла. Пришлось встать и закрыть окно. Я все лежала и ждала, когда же пойдет дождь, и незаметно уснула. Мне приснился странный сон, вроде бы я с какой-то шумной компанией что-то праздную на природе, но потом устала от шума и отошла в сторону, подальше от всех. Расстелила полосатый коврик и легла позагорать, но почувствовала на себе чей-то взгляд, открыла глаза и увидела, что рядом со мной стоят Володя и Виктор. Обнявшись, они с улыбкой смотрели на меня, а меня так разморило на солнышке, что было лень встать, даже пошевелиться лень, я снова закрыла глаза и уснула.

С этим я и проснулась: уснув во сне, очнулась наяву. Было ужасно жарко, я вся взмокла от пота. Встала, распахнула окно и с огорчением увидела, что дождя так и не было. Гулять я не пошла, было слишком душно и пыльно. Ветер гонял по дорогам клубы пыли, а с неба так и не упало ни капли. Ближе к вечеру я вышла посидеть в садик. Забежала Ксюша с Рексом, пока девочка пересказывала все свои новости, пес чинно сидел рядом, но через несколько минут и они ушли, я опять осталась одна. Поймала себя на том, что ловлю звуки с улицы, не зафырчит ли знакомая машина, но было тихо. Я сказала себе, что все больше Виктор не приедет, больше я не увижу его. И чутко прислушалась к себе — внутри все было спокойно. Я приготовилась ко сну, легла, вспомнила, как Витя играл с Мишуткой, и улыбнулась. Сон подошел, как всегда, незаметно, на маленьких и теплых лапках, и я уже почти совсем в него погрузилась, как вдруг словно что толкнуло меня, и я села на постели. Почему во сне они стояли рядом, обнявшись, — Володя и Витя? Я ведь никогда не видела их вместе, более того, при жизни Володи я даже и не подозревала о существовании Виктора. Почему они приснились мне вместе? Холодный, липкий страх заполз внутрь, свернулся на сердце как змея и мешал уснуть. Полночи я проворочалась без сна, утром встала измученная, с синевой под глазами. Весь день четверга я разрывалась между желанием позвонить и спросить у Наташи, не случилось ли чего с Виктором, и опасением, что она не так меня поймет. К вечеру нервы стали как натянутая струна, любой случайный звук выводил из себя. Около девяти часов вечера послышался шум машины, я подбежала к калитке, это разворачивалось такси, видимо заехавшее не туда, я даже плюнула с досады. Уснула я, как ни странно, быстро, все-таки сказывалась предыдущая бессонная ночь. Сны снились неотчетливые, сумбурные, я все бежала куда-то, искала какой-то дом и не могла найти. Проснулась с таким пасмурным настроением, что сразу же после вялого завтрака отправилась на почту звонить Наташе, не могла больше выносить неизвестности. Дома у нее никто не отвечал, а на работе сказали, что ее не будет до вторника. Наверное, ничего не случилось, ведь тогда мне сразу сказали, что у нее умер друг. Так я уговаривала саму себя. Весь этот долгий и унылый день я пыталась работать, но ничего путного не получалось, домашние дела тоже не делались. Даже обед не стала себе готовить, съела несколько помидоров с хлебом, больше ничего не хотелось.

В субботу утром я долго купалась, а возвращаясь, увидела возле дома длинную белую машину. На ступеньках крыльца сидела яркая нарядная Любаша, а ступенькой ниже притулился незнакомый мужчина. Любаша не была бы Любашей, если бы не начала свою приветственную речь с упреков:

— Знаешь что, дорогая, приглашала меня, приглашала, а когда я приехала, то дверь закрыта, а ты бродишь неизвестно где. А кто будет встречать ненаглядную сестру?

Я обняла ее от души. Она тут же торжественно представила очередного жениха, Николая. Я удостоилась поцелуя руки, и мы прошли в дом, Люба принялась разбирать привезенные пакеты, тараторя без умолку. Поскольку рассказывала она обо всяких пустяках, то я слушала ее вполуха, накрывала на стол и украдкой рассматривала нового жениха сестры. Выглядел он немного странно, но, может быть, это только казалось по контрасту с шумливой и подвижной Любашей. Николай скромно сидел на стуле, сложив пухленькие ручки на коленях. Помаргивая, преданно смотрел на Любу. В детски чистом его взгляде читались неприкрытая любовь и восхищение. Видеть такие вещи мне было внове. Мужчин Любаша любила всегда, но раньше у нее водились в основном молодые, красивые, без признаков скромности и интеллекта самцы. А этот был из другой породы.

Поскольку было еще рано, мы решили считать застолье завтраком. Стало быть, пить пока не будем, решила я. Но Любаша тут же возразила:

— Знаю, знаю. По утрам пьют только аристократы и дегенераты. Поскольку я не дегенератка, значит, аристократка. Выходит, пить мне не только можно, но даже и положено, а вы как хотите.

Коля застенчиво попросил кофе, оказывается, они привезли с собой мой любимый мокко, ну как тут было не присоединиться? Аппетит у Любиного жениха прекрасный, любо-дорого было смотреть, как он опустошает тарелки. Наевшись, он необычайно оживился. Говорил главным образом о Любаше, видно было, что он очень ею гордится, но и свою персону не забывал. Оказалось, что он портной.

— Но зато какой! — И Коля воздел к небу ручки. От скромности и застенчивости остались одни воспоминания.

Любаша тут же вклинилась в разговор и подтвердила, что он первоклассный мастер по пальто и пиджакам. На этой почве они, оказывается, и познакомились, он сшил ей какой-то умопомрачительный пиджак лимонного цвета. Должно быть, вещица в сестрицыном вкусе. Увлеченная разговором, я и не заметила, как возле нашего стола материализовался Виктор. Выглядел он как всегда, поздоровался тоже как ни в чем не бывало. Люба очень обрадовалась, защебетала пуще прежнего. Я уж испугалась было: не забыла ли она про жениха? Но Любаша опомнилась и стала знакомить мужчин, те обменялись традиционным рукопожатием, а неизвестно от чего расчувствовавшийся Коля даже шаркнул ножкой. В другое время такой старомодный жест вызвал бы у меня приступ тайного смеха или хотя бы улыбку, но не сейчас. В данный момент я почувствовала злость и горечь, что страдала и мучилась из-за Виктора напрасно, а он и в ус себе не дует. Ишь, явился преспокойненько и даже никак не объясняет, почему его не было всю неделю. Пока я пережевывала обиду, Люба, взяв инициативу в свои руки, предложила всем пойти на пляж. Я попробовала возразить, но Любаша сдвинула брови: