Джулия Лонг - Любви подвластно все

Наконец она поднялась на корабль, на этот проклятый корабль!

И ни разу не оглянулась.

Ах, она точно знала, как его наказать.

Лайон со стоном упал на песчаный берег и обхватил голову руками.

Но это была хорошо обдуманная игра, и он обещал Творцу, что если она окупится, то это будет последняя игра в его жизни.

Потому что теперь он твердо знал то, что хотел узнать. Он знал, что мог бы последовать за ней на край света, но не собирался этого делать.

И он теперь убедился: она его все-таки любит.

Однако он не собирался подводить ее к этому заключению, потому что хотел, чтобы она боролась за него, чтобы выбрала его сознательно. Ради него – и ради себя самой.

Вернувшись из Плимута, Оливия обнаружила множество родственников, заполонивших Эверси-Хаус подобно птицам, сновавшим в ветвях деревьев.

– Ты вся прямо-таки светишься, Оливия, – говорила ей тетушка Паулина. – Может, беседы об аболиционизме так на тебя подействовали? Или же воды в Плимуте обладают целительными свойствами? Дорогой, нам, наверное, тоже следует туда съездить, – добавила тетушка, повернувшись к дядюшке Филлипсу. – Посмотри, как прекрасно Оливия выглядит!

– Она же выходит замуж, Паулина. Все невесты обычно прекрасны, – пробурчал в ответ дядя, не отрываясь от газеты. – Не думаю, что Плимут сможет помочь тебе.

– В конце концов… брак есть брак, моя дорогая, – благодушно заметила Паулина, указывая на своего мужа.

– Далеко не все невесты красивы, – вмешалась тетушка Араминта, сестра отца. – Вы, должно быть, видели девчонку Уолтемов, которая венчалась в нашей церкви. У нее была маленькая бородка, вот тут… – Тетушка указала на свой подбородок и подошла к Оливии, чтобы поцеловать. После чего направилась к выходу с явным намерением раскритиковать сад.

– Здесь тетушек больше, чем на пикнике, – прошептал сестре Йан, внезапно возникший с ней рядом.

– Да уж… – со вздохом пробормотала Оливия.

– Но они по крайней мере не распевают «Легенду о Лай…»

– Не смей об этом говорить! – перебила Оливия и стремительно вышла из комнаты, оставив всех родственников в недоумении. И даже Йан в изумлении заморгал.

– Ох уж эти невесты! – воскликнули в унисон обе тетушки.

– Нужно как можно скорее венчать их, – продолжила одна из них. – Чем больше времени проходит между помолвкой и свадьбой, тем раздражительнее они становятся.

– Мы поженились сразу же, без промедления, – заметил дядюшка Филлипс. – Но это ничуть не смягчило твой нрав.

Паулина ахнула и шутливо шлепнула мужа по руке.

«…Вот так жизнь снова втиснула меня в узкие рамки», – со вздохом подумала Оливия. Она уже почти поверила, что Кадис ей просто приснился. И, конечно же, приснилось все то, что там якобы происходило. Но у нее все еще сохранялись бледные синяки в тех местах, где пальцы Лайона впивались в ее тело, когда они с ним самозабвенно предавались любовным утехам. Как дикие звери в брачный период…

Оливия со вздохом закрыла глаза – жгучее желание охватило ее при одном лишь воспоминании об этом.

Нет, это вовсе не было сном. Ведь она действительно вернулась с неким подобием золотистого оттенка на лице, потому что целый день провела на солнце без шляпки. Но она помнила, что Лайон сказал ей: «Люди видят то, что им хочется видеть». И поэтому, глядя на нее, никто не мог догадаться, что она неистово занималась любовью с пропавшим пять лет назад Лайоном Редмондом.

«Ты сделаешь то, что посчитаешь правильным». Черт побери, что означали эти его слова?! И означали ли они вообще что-нибудь?

«Я не вернусь вместе с тобой в Англию».

Но ее жизнь здесь – здесь ее близкие и все, что ей дорого. Кроме него…

«Будь верна себе, Оливия». Именно так он сказал ей на прощание. Но не сказал, что любит ее, хотя, безусловно, любит – она чувствовала это. И она точно знала: они с Лайоном просто созданы друг для друга. Но если любит, то почему же так легко отпустил?

– Мама, как ты думаешь, тетя Паулина и дядя Филлипс влюблены друг в друга?

Оливия хотела задать матери совершенно другой вопрос, но нужно было подвести ее к этому так, чтобы не слишком встревожить.

Мать оторвала взгляд от меню свадебного завтрака, которое внимательно изучала, и с удивлением воззрилась на Оливию.

– Не знаю, влюблены ли они, но я уверена, что они любят друг друга. – Мать едва заметно улыбнулась. – Видишь ли, существуют разные виды любви.

Оливия кивнула и со вздохом уселась.

– Может, лимонные кексы с тмином? – с беспокойством спросила мать. – Или лучше пирог? Я имею в виду торжественный завтрак…

– Лимонные кексы вполне подойдут. – Оливия сомневалась, что вообще сможет есть.

– Прекрасно! – Мать сделала пометку в меню.

– Мама, скажи, ты была влюблена в папу, когда выходила за него замуж?

– О господи! Ну да, конечно… я была влюблена. – Было понятно, что мать сказала правду, потому что в глазах ее появилось мечтательное выражение и все лицо словно озарилось внутренним светом.

У Оливии стало радостно на сердце, и она спросила:

– Он был очень красивым в молодости?

– Ах, дорогая, видела бы ты его, когда он был юношей… Твой отец скакал на лошади с бешеной скоростью, рискуя свернуть себе шею. Но все знали его как блестящего наездника, и смотреть на него было сплошным удовольствием. Захватывающее зрелище для юной девушки, должна признаться. Стоило мне услышать топот копыт – и мое сердце едва не выскакивало из груди, потому что я знала: это он. И до сих пор при топоте копыт у меня замирает сердце, хотя твой папа давно уже не носится на лошади…

– Колин обычно тоже летал бешеным галопом, – с улыбкой сказала Оливия. – До встречи с Мэдлин…

Тут мать вдруг замерла на мгновение, потом порывисто встала, подошла к окну и выглянула наружу. Возможно представляя, как молодой Джейкоб Эверси скачет галопом по лужайке… Какое-то время она молчала, затем проговорила:

– Но не думай, что любовь с годами не подвергается испытаниям. Как-то раз – мы тогда уже поженились – твой отец отправился в море на некоторое время… Впрочем, он плавал и тогда, когда был еще моложе. Отец иногда слишком увлекался рискованными операциями с деньгами, поэтому… Обычно ему везло в делах, но как-то раз мы потеряли слишком много, и тогда он отправился на поиски удачи. Это было… очень трудное время. Но истинная любовь способна выдержать любые испытания и только становится еще крепче.

Оливии интересно было узнавать эти подробности о жизни ее родителей, точно так же, как годы назад интересно было слушать рассказ отца о том, как он ухаживал за ее матерью. И теперь-то она наконец поняла: отец тогда вовсе не пытался предостеречь ее против Лайона – просто вспомнил про Айзею, своего давнего недруга и соперника.

– Это случилось как раз перед тем, как родился Колин? – спросила она. – Это тогда папа ушел в море?

– Да.

– И вы с папой…

– В общем… мы были счастливы. До сих пор счастливы. И постоянно поздравляем себя с удачным браком и великолепным потомством.

Оливия весело рассмеялась, а мать тем временем продолжала:

– Не берусь говорить за весь женский род, могу высказать только собственные соображения… Так вот: я думаю, существует любовь, с которой все мы появляемся на свет божий. Ей невозможно противиться, потому что она дана нам природой – как цвет глаз или тембр голоса. Это любовь, в которую люди проваливаются… как в омут. Такая выпала на долю и тебе. Но бывает любовь и другого рода, любовь, которая обволакивает постепенно, год за годом. Обволакивает как мягкая пряжа… нитями уюта и семейного тепла. Полагаю, именно это чувство связывает теперь Паулину с твоим дядей. Не знаю, влюблены ли они, но эти двое определенно любят друг друга. Не скажу, что эта любовь лучше, чем другая. Ведь всякая любовь – благословение Господне. Может быть, возможность дарить любовь и получать ее в ответ – это и есть то, ради чего рождаются люди. И мне думается, что если ты любила однажды… значит, можешь полюбить снова.

Слова «Лайон Редмонд» никогда не произносились ими вслух, но, конечно же, последняя фраза была о нем, и они обе знали это.

– Я люблю тебя, мама.

– А я люблю тебя, дорогая. Пойми, Оливия, мы с твоим отцом хотим лишь одного – чтобы ты была счастлива, жила в безопасности и была любима. Мы всегда только этого и хотели. Никогда не забывай об этом.

Оливия молча кивнула. Да и что она могла на это ответить?..

Незаметно выскользнув из дому, Оливия направилась к преподобному Силвейну, а когда проходила мимо кладбищенской ограды, припомнила, как уронила молитвенник, наклонилась за ним, а вокруг – подолы юбок и носки туфель… Именно тогда, в эти мгновения, она впервые заглянула в глаза Лайону. И даже теперь воспоминание об этом заставило ее сердце замереть.

Вспомнила она и то, как потом прилюдно прогуливалась с Ланздауном вдоль этой самой ограды. Прогуливалась, зная, что весь город ее увидит… И вот теперь, повинуясь внезапному порыву, Оливия свернула на кладбище, чтобы побродить среди могил предков. Перед одной из последних она остановилась. Здесь была похоронена леди Феннимор – дама, склонная к иронии. Оливия всегда улыбалась, читая надпись на ее надгробии:

«Не думайте, что с вами такого не случится».

Вообще-то это высказывание можно было отнести к любому событию в жизни, и Оливии оно ужасно нравилось – очень мудрые слова, послание потомкам, наводившее ужас или, напротив, сулившее надежду… Оливия решила, что ей следовало придумать что-нибудь в этом роде – дабы повеселить будущие поколения Эверси, которые станут прогуливаться по этому кладбищу.

«Оливия, леди Ланздаун» – вот что будет начертано на ее надгробии, потому что завтра она выходит замуж.

Оливия тяжело вздохнула и задумалась, пытаясь разобраться в том, что же чувствовала на самом деле.

В общем-то было абсолютно ясно: если Лайон собирался помешать ее свадьбе, то сейчас самое время, – но он не появлялся. И если так и не появится… Ох, при мысли об этом ее охватывала такая тоска, которую почти невозможно было выносить…

И все же любовь еще могла вернуться в ее жизнь. И именно сегодня Оливия решила: послание леди Феннимор дает ей надежду. Снова вздохнув, она взглянула в сторону дома священника – и внезапно замерла, прикрыв ладонью глаза. Сердце же ее радостно подпрыгнуло в груди.

Ее кузен Адам, нынешний священник, стоял перед своим домом в одной рубашке. Судя по всему, он вышел из дому, чтобы нарубить дров, и сейчас разговаривал с нищим, который… Ох, ведь это человек с перебинтованным лицом, которого она видела возле мастерской мадам Марсо.

Тут Адам провел нищего в дом, и Оливия вздохнула с облегчением. Она была рада, что отправила его к Адаму, обладавшему нескончаемыми запасами милосердия и доброты. И если она помогла этому человеку получить поддержку и утешение… Что ж, это был тот единственный подарок к свадьбе, который ей требовался. Появление этого несчастного казалось ей добрым предзнаменованием. Хотя, если честно, она предпочла бы получить еще одно благословение этого нищего.

Накануне знаменательного события в особняке Эверси наконец-то воцарилась тишина.

Свадебное платье Оливии, тщательно отглаженное, аккуратно разложили на кровати в чудом оставшейся свободной гостевой спальне, и все родственники перебывали там по очереди, чтобы взглянуть на него, словно это было не платье, а гроб с их усопшим родичем, выставленный для прощания. И все в один голос объявили: наряд – исключительно изысканный.

А завтра все они дружно отправятся в церковь. Ланздаун и его близкие: мать, сестры и старый друг, согласившийся быть шафером, – встретятся там с семьей Эверси. И последняя из всех Эверси, еще не связанная узами брака (о чем неоднократно напоминали Оливии тетушки, и не они одни), наконец-то выйдет замуж. Хотя ожидание того стоило – так считали абсолютно все. Да, конечно, виконт не герцог, но, с другой стороны, герцогов вообще не так уж много, не так ли? Так что Ланздаун весьма завидная партия. И теперь, слава богу, она могла забыть все эти глупости с Лайоном Редмондом раз и навсегда.

А после венчания состоится грандиозное пиршество, а затем – танцы под музыку в исполнении самого Симуса Даггана с его замечательным оркестром. И двери Эверси-Хауса будут открыты для всех горожан, чтобы и они смогли отпраздновать это событие.

– Джон Эдгар, берешь ли ты эту женщину в законные жены, чтобы жить с ней вместе по Божьему установлению в священной нерушимости брака? Обещаешь ли ты любить и уважать ее, утешать и поддерживать в болезни и в здравии, обещаешь ли, отвергнув всех остальных, хранить верность лишь ей одной, пока смерть не разлучит вас?

– Да, обещаю, – мгновенно ответил виконт, и эти его слова гулко разнеслись по церкви, точно триумфальные звуки органа.

Храм был переполнен, от множества зажженных свечей не хватало воздуха, однако Оливия дрожала в своем пышном свадебном платье, а кроме того, едва понимала, как сюда попала.