– Ты не можешь быть с нейв полной мере, пока не расскажешь правду, – сказала Шейда. – Она не сможет быть с тобой, когда обо всем узнает! Вы станете легендой о невозможной любви, а я подожду и посмотрю на это со стороны.


Она уходит, оставив меня одного стоять посреди большого зала ресторана.


ГЛАВА 18.


– Какие цыпочки у тебя тут водятся, однако, брат! – присвистывает один из собравшихся.


Лениво поворачиваю голову в ту сторону, куда восторженно смотрит Муха и остолбеневаю. Первый этаж заполнен отдыхающими людьми: кто-то общался между собой, кто-то отрывался на танцполе. Мы находились в балконной части здания, поэтому могли свободно наблюдать за происходящим внизу. Там с две сотни человек, а я вижу лишь одну ее.


Подпрыгиваю с места и хватаюсь за перила балкона. Взглядом прожигаю тело, изгибающееся под ритм музыки. И ничего если бы она, как и все танцевала на танцполе. Шейда никогда не искала легких путей, исходя из этого, девушка решила устроить своё шоу прямо на барной стойке. Ободряемая пьяной публикой она отрывалась на полную катушку.


– Что ты творишь, дура!? – злостно вырывается из меня, что привлекает внимание мужчин из моей компании.


– Твоя? – все тот же Муха лезет ко мне. – Если нет, то я не прочь поразвлечься. Пойду, познакомлюсь поближе.


– Остуди яйца, друг. Она тебе не по зубам!


Широким шагом покидаю вип-ложе. Если верхний этаж я преодолел за пару минут, то нижний дается чуть труднее – толпы танцующих людей затрудняют движение. Чем дольше я добирался до девушки, тем больше распалялся мой гнев. Что она делает в таком месте, в такое время и в таком виде? Последний вопрос у меня возник уже, когда я добрался до неё. Шейда заметила меня сразу. Загадочно улыбнувшись, прикрыла глаза и продолжила танцевать.


– Слезай оттуда! – кричу на девушку, но она не слушается меня. – Немедленно, Шейда!


Она продолжает игнорировать мое присутствие. Впрочем, не долго, потому что я хватаю её за ногу и тяну вниз. Девушку дёргается и падает на деревянное покрытые пятой точкой. Все ещё странно смотрит на меня. Затуманенные алкоголем глаза наполняются слезами. Ей больно, но она все равно молчит. Чтобы разозлить меня ещё больше она дергает плечами, держа ими ритм громкой музыки. Что ты такое, девочка? Чем тебя можно расколоть? Сколько не ругаюсь, не делаю больно, она все терпит всегда. Во имя чего, не понимаю! Где её границы? Когда она уже сдастся?


Поднимаю её на ноги и ставлю напротив себя.


– Алдамов, – констатировала она факт моего присутствия, – мой любимый клиент. Дело всей моей жизни, – приближается и кладёт руки мне на плечи, – дело, которое я не могу ни проиграть, ни выиграть. Дело, в котором я лишь пешка.


Девушка выпила, что совершенно ей не свойственно. В обычное время её не заставишь даже понюхать спиртное, а тут полная противоположность. Шейда пьяна.


– Однажды, когда я буду уже не нужна, ты с легкостью от меня избавишься. Ах, нет, прости, ты ведь уже это сделал. Уволил меня через Яковлева. А что же сам не сказал? Очковать – это так не по Алдамовски.


Меня злит и забавляет её поведение в равной степени. Неужели она так расстроилась из-за того, что я захотел её уволить? За месяцы нашего общения она совсем не узнала меня, кажется.


– Я пытаюсь тебя защитить, девочка, – говорю, наклонившись к её уху, не желая кричать сквозь музыку.


– Я в большей опасности без тебя, чем с тобой. Ты не понимаешь?

– Теперь вижу. Со мной ты хотя бы не напивалась. Как же твоё коронное «Я не такая», и прочая ерунда?


– Ты меня изменил, – признается она, задавая ритм, заставляя двигаться в медленном танце, хотя музыка звучит энергичная, – я сама себя не узнаю. Ты доволен, Алдамов?


Держу руки на её талии. Сам не понимаю для чего. Одновременно хочется прижать её к себе, и оттолкнуть. Мне неприятна эта ситуация. Я её не контролирую. Да, она обижена. И таким образом пытается расслабиться. Но, кажется, её состояние и меня затягивает. Я хочу, одновременно, и отругать, и утешить её. Похоже, я никогда не смогу относиться к ней однозначно. Я всегда буду хотеть и целовать, и душить её в то же время? Что она со мною делает?


Уже через двадцать минут садимся в такси. Видимо, свежий воздух немного отрезвил и Шейда начала соображать. Молчит, не пристает, не говорит всякие нелепости. Мы едем и смотрим в противоположные стороны. Ловлю себя на мысли, что это именно та ситуация, когда нечего сказать друг другу, и одновременно, хочется откровенного долгого разговора по душам. Разум дает сигнал не глупить и не вестись на поводу у чувств, ведь при любом раскладе я сделаю девушке больно.


Когда доезжаем, Шейда не нарушает молчания, не оборачивается, не прощается. Просто уходит, и я еще несколько минут смотрю на отдаляющуюся фигуру, не уверенный, что поступил правильно. Возвращаюсь в такси и от банального вопроса водителя: «Куда едем» вхожу в ступор. Я оставил в заведении людей, даже не объяснив ничего. Мне плевать на них, но не вызовет ли это какие – то сомнения? Как бы поступил Руслан на моем месте? Ловлю в отражении зеркала вопросительный взгляд и называю мужчине адрес той, в чьих объятиях я сплю словно в раю.

НравитсяПоказать список оценивших


ГЛАВА 19.



Разговор с Игорем Борисовичем оказался жутко неприятным, но другого выхода просто не было. Отчетливо было видно чувство вины и сожаление в глазах шефа, прекрасно понимающего, что не втяни он меня в эту историю, не было бы и моего вдребезги разбитого сердца. Я больше не адвокат Алдамова, к тому же, теперь мне закрыт доступ ко всей информации, касательно бывшего клиента и его жизни.


С одной стороны, это та самая возможность больше не видеть человека, не бередить рану, не совершать неоправданных глупостей. С другой. С другой, если не врать себе, то до дрожи в руках приходится сдерживаться, чтобы не позвонить Алдамову, придумав какой- нибудь глупый предлог. Чтобы просто услышать голос. Просто убедиться, что он не нашел себе новых приключений где – то за переулком, что жив и здоров.


– Чертов идиот! Алдамов, как же ты меня бесишь! – нервно сжимаю телефон в руке, в последний раз посмотрев местонахождение Турка, затем направившись к Борисовичу, чтобы вернуть мобильный и все материалы дела.


На прощание Борисович тепло обнимает, и со всей серьезностью говорит, что через месяц ждет меня на рабочем месте, обновленную и отдохнувшую. Но на сердце очень тоскливо. Я не уверена, что вернусь сюда, поэтому избегаю взглядов коллег, улыбаюсь через силу и быстро покидаю здание. Сидя в такси смотрю на проезжающие мимо машины, спешащих людей, светофоры и здания. Я не испытываю восторга и интереса, как раньше. Ощущение, что живу в черно – белом кино. Только киноленту можно отмотать назад, а мое прошлое уже не поменяешь. Достаю из сумочки билет в один конец и понимаю, что хочу остаться и хочу улететь на родину одновременно. Хочу любить взаимно и боюсь, что не смогу быть сильнее разной ментальности и обстоятельства, даже если мы будем вместе. Хочу любить и хочу ненавидеть. Закрываю глаза и пытаюсь выровнять дыхание, одновременно набирая номер Сандры, которая все утро не отвечает мне на сообщения. Подруга снова не берет трубку, тогда решаю сменить маршрут и говорю об этом водителю.


Знаю, что у Сандры сегодня выходной, поэтому настойчиво продолжаю звонить в дверь. После нескольких неудачных попыток, входная дверь открывается и передо мной предстает заплаканная девушка. Она быстро заводит меня внутрь и зовет в гостиную. По пути на глаза попадается большой чемодан и дорожная сумка.


– Врач сказал, что ему осталось жить не больше недели. – вытирая дорожки слез, рассказывает Сандра о причине отъезда. – Я купила билет на самый ближайший рейс. Если честно, даже не смотрела в телефон и ничего не слышала.


Обнимаю подругу, прекрасно понимая, что в такие моменты никакие слова поддержки не могут умерить боль. Видеть, как умирает родной человек и не иметь возможности его спасти – это очень страшно и тяжело. Мысленно прошу Бога помочь Сандре справиться с горем, и не позволить такой беде случиться в моей жизни еще раз.


– Вроде итак было понятно, что паралич рано или поздно полностью одолеет отца, но когда смерть подошла так близко, не хочется в это верить. Прости, в своих мыслях я даже забыла сказать тебе об отъезде. – подруга вытирает слезы и направляется в кухню. – Я с утра ничего не ела, составишь мне компанию?


Киваю в ответ и вспоминаю, что и сама с утра голодна. Иду вслед за подругой с целью выпить воды, и заодно рассказать, что тоже улетаю послезавтра.

– Я тоже купила билет в Ирак, – сделав глоток, обращаюсь к Сандре. – послезавтра начинается отпуск, решила сменить обстановку.


Сандра молча провожает меня задумчивым взглядом, затем поворачивается к газовой плите, помешивая еду. Странное молчание продолжается минут пять, от неожиданной тишины становится как – то неловко, решаю вернуться в гостиную, но на пороге комнаты подруга буквально толкает меня со спины и быстро скрывается в ванной. Вспоминается недавний подобный эпизод, когда она так же сбежала в ванную, но происходящее толком не объяснила. Из мыслей меня вырывает шум выкипающей кастрюли. Выключаю газ и начинаю выкладывать соус по тарелкам. В такой же тишине отодвигаю стул и кладу посуду на стол, затем достаю приборы и принимаюсь за еду. Ловлю себя на мысли, что в этот раз мне не хочется идти вслед за подругой, и я даже не уверена, стоит ли спрашивать, что с ней происходит. Девушка возвращается через минут десять, но мы кушаем в прежней тишине.


– Ты мне не расскажешь, что с тобой творится последнее время? – начинаю разговор, когда мы отодвигаем пустые тарелки. – Я же вижу, что помимо происходящего в семье, есть что – то еще, о чем ты мне не говоришь. Почему?


– Ты зря так думаешь. Это нервы и моя усталость. Тебе ли не знать какой идиотский у меня график работы и жизни. Вспомни, сама же говорила, что я так заработаю себе язву кишечника. Видимо, мой организм серьезно протестует и пора наводить порядок. С кем мне делиться, если не с тобой? – Сандра обходит стол и обнимает меня сзади, наклонившись и обхватив мои плечи руками. – Лучше расскажи правду о своем отъезде.


– Надеюсь, что ты не пытаешься сейчас усыпить мою бдительность.


– Оставь свои рабочие замашки. – мотая головой, подруга тянет меня за собой на диван. – Кстати, как там дела с твоим любимым подзащитным? Разве это не самое важное дело за время твоей работы?


– Он больше не мой подзащитный, так что могу уезжать без всяких зазрений совести. – отвечаю, попутно пытаясь уследить за поведением подруги. – Скажу тебе даже больше: Борисович забрал у меня это дело по собственному желанию клиента.


– Так, подожди, было признание?


– Какое признание?


– Ну, ты ему призналась в чувствах, а он тебя отверг, так получается?


– Посмотри на меня внимательно, – наклоняюсь к Сандре ближе. – у меня же на лбу написано, что я влюблена в него по уши, к чему признания еще?


Девушка театрально бьет меня по лбу и заливается хохотом. Впервые, разговаривая с лучшей подругой, я ощущаю внутренний диссонанс от диалога. Это она совсем недавно плакала не переставая, не желая смириться со скорой смертью родного отца? Сандра никогда не врала мне, именно на отсутствии обмана и строилась наша дружба восьмой год. Уловив мой изучающий взгляд, она резко умолка, поправила прядь волос за ухом и опустила глаза. Снова наступило молчание. Я не могла понять какая война происходит внутри у человека напротив, но раньше даже молчание доставляло нам удовольствие, а сейчас тишина словно возводила между нами невидимую стену. Я поймала себя на очередной мысли: наши последние встречи заканчиваются тем, что мне хочется уйти. Уйти без чувства, что хочу остаться. И тут я себя одернула. Как человек ведет себя в состоянии стресса? Я сейчас пытаюсь уличить лучшую подругу во лжи, когда у нее горе. Разве я не становилась свидетелем того, как люди, теряющие близких начинали вести себя не совсем привычно ситуации, не смеялись там, где обычно плачут, не молчали там, где следовало кричать? Чертов Алдамов! Работа с этим человеком сделала меня недоверчивой занудой.


– А если честно, то мой клиент женат. – пытаясь разрушить стену молчания, возвращаюсь к разговору. – Правда, жена даже представления не имеет, с каким мужчиной живет.


– А ты знаешь гораздо больше, чем она, так? – киваю в ответ. – А чего тогда сидишь и страдаешь?


– А что мне, по – твоему, делать?


– Идти и рассказывать жене всю правду.


– Сандра, не говори глупости, ей Богу! – улыбнувшись, кладу голову ей на колени. – Зачем мне это делать?

– Дорогая, а как же женская солидарность? Возможно, ты не только откроешь себе дорогу, но и избавишь другую женщину от ненужных ей отношений. – наклонившись, Сандра шепчет на ухо, словно нас может кто – то услышать. – Зуб даю, что ты страдаешь не потому, что влюблена, а потому что чувствуешь взаимность от него и ревнуешь.