— Подожди, я не понял. Жена в "Салоне красоты", а ты окна моешь, и еду готовишь? Так?

— Ну, а почему бы, не сделать любимой женщине приятный сюрприз?

— Слушай ты, супризер! Ты чего мужское племя позоришь? Моя Нинка с твоей Анной чуть ли не подружками стали. Перезваниваются частенько и встречаются.

— Ну и что?

— Да, если Анна с моей поделится, какие ты ей сюрпризы делаешь, Нинка ведь мне всю плешь переест! Я и так в опале. Вычислила она меня у подруги.

— Ладно тебе, Димка. Будем надеется, что не поделится.

— Я понимаю, когда ты один жил сам управлялся. А теперь, чего пластаешься? Ты женился-то зачем?

Он так искренне возмущался, что мне стало смешно.

— Дима! Если бы мне нужна была домработница, я бы ее нанял. Дешевле бы обошлось, чем свадьба, венчание, путешествие и прочие дела.

— А ты что, на работе не устаешь? Отдыхать в выходные тебе не положено?

— Господи, я и отдыхаю. Готовить, мое хобби. У меня возле плиты душа поет.

— А окна? Мужик моет окна. И кто? Сам господин Оболенский.

— Кстати, а ты когда-нибудь окна мыть пробовал? — спросил я.

— Ты че, рехнулся?

— А ты попробуй разок. Так ручками намашешься, мало не покажется. Сразу поймешь, что это не женская, а как раз мужская работа.

— Да иди ты к черту! Кстати, я руки ходил мыть, в коридоре о пылесос споткнулся. Это, случайно, не ты пылесосил? — ехидно поинтересовался он.

— Случайно, я. У меня такой пылесос классный! Легонький, бесшумный и очень мощный.

— Слушай, Оболенский, ты псих. О пылесосе, как о новой иномарке говоришь. У меня есть очень хороший знакомый психоаналитик. Тебе телефончик дать?

— Сам ты, псих! Да я последний год, вообще, живу, как в раю. Раньше все сам, а теперь у меня помощница появилась в лице любимой женщины.

— Как ты сказал? Помощница? Боже, как все запущено, — с сарказмом констатировал Дмитрий. — Анна у тебя хоть работает?

— Наши доли, которые мы строим, через свое агенство продает.

— Мне-то не надо мозги туманить. Сам, небось, продаешь, а Анна твоя за это комиссионные получает.

— Какой ты догадливый. Кстати, я с ее агенством очень выгодный договор заключил. Мы через них квартиры приобретаем под низкий процент. А комиссионные за наши доли, которые они продают, включили в стоимость квартиры. Мы получаем свои деньги и они свои. Мне сто лет не надо, чтобы Аннушка деньги приносила. Я ей позволил работать по одной причине. Чтобы она не скучала, общалась с людьми, наряды было куда надевать. Не киснуть же ей в этой огромной квартире.

— Вот и пусть сидит дома, если тебе ее денег не надо. Пылесосит, окна намывает, еду готовит, а не наряды демонстрирует. Тоже мне, топ-модель.

— Для кого-то, может быть, и нет, а для меня она лучше всякой топ-модели.

— Правильно! В выходные дни муж- бездельник домашними делами занимается, а измученная непосильным трудом жена в "Салон красоты" бежит.

— Да пусть она делает, что хочет. Пусть чистит перышки. Ходит на массаж, в бассейн, в парикмахерскую, в солярий. Будет радостной, счастливой и желанной для меня.

— Вот знаешь, что я тебе по старой дружбе скажу, Стас. Я понимаю, у вас первый год совместной жизни, любовь-морковь и т. д. Но ведь нельзя так баловать женщину. Она же тебе на шею сядет и ножки свесит. Попомни мои слова.

— Димуля, шея у меня, конечно, крепкая, но места там не для кого нет, даже для Анюты. Ты пойми, Димка, таким вот сюрпризам, она радуется гораздо больше, чем очередной дорогой цацке с брюликами. Так мало надо женщине для радости, и как редко мы им это даем. Вот я свою обувь чистил и ее за одним прихватил. Дим, счастья на неделю.

Я же и для себя стараюсь. И, если уж жена сядет на меня, то никак не на шею, а, извини, на кое-что другое. И такое удовольствие мне доставит, так будет меня любить, уж поверь мне.

— Вот прожил бы с женой тридцать лет, как я, тогда бы поговорили.

— Шура тридцать пять лет со своей Люсей прожил. И до сих пор ее балует, и сюрпризы приятные делает. Его жена вместе с Анюткой пошла, а он постельное белье стирает. Только что мне звонил.

— Тьфу, два придурка, совсем охренели!

— Да, конечно. Стирать белье в машине-автомате, это же так трудно. Надо порошок засыпать и кнопку нажать. Чего ты возмущаешься? Зато Люська придет, ей приятно будет.

— Да вы же развращаете баб! Баба четко должна знать свое место, свои обязанности, и мужа почитать.

— Ага! Особенно, когда его приносят и кладут у порога, как тебя иногда.

— Да, даже в этом случае. Я хозяин, я деньги зарабатываю, я ее содержу. И все, что она имеет, дал ей я.

— Сам ты придурок. Это наша святая обязанность, тут и хвастаться нечем. Содержит он ее. Нина у тебя всю жизнь работает, насколько мне известно.

— Сколько она там зарабатывает-то?

— Слушай, Димка, это, конечно, не мое дело, но что за мымру ты себе опять отыскал? У тебя Нина умная, симпатичная, ухоженная женщина. Как она тебя столько лет терпит? Ты ведь сдохнешь без нее, если у Нинки терпение лопнет. Кто тебя из запоев то выводит? Можно сказать, с того света вытаскивает? А ты отойдешь и снова гарцуешь по чужим бабам.

— Ну и что? И бабенку я себе завел, очень даже ничего. Вот, квартирку ей куплю, может быть, совсем к ней перееду.

— А что, она пьет? — поинтересовался я.

— С чего ты взял? — удивился Димка.

— Ну, если баба не пьет, а тебя пьяного принимает, значит у нее к тебе меркантильный интерес.

— Ой, надо же! — возмутился он. — В тебя влюбляются, а ко мне только денежный интерес.

— Если Нина тебя пьяного выгоняет, значит, ты ей в таком виде противен. А ты к той, чуть живым, тащишься, и она тебя принимает. Какой нормальной бабе понравится, что по ней ползает пьяный мужик? Для чего-то она это терпит. Ты купи квартирку-то, купи, — ехидно посоветовал я ему. — И гарантирую, не только пьяным, ты даже трезвым к ней не зайдешь. "Мавр сделал свое дело, мавр должен уйти"

— Не сочиняй, — с досадой отмахнулся Дмитрий.

— Да у меня нюх на таких баб, — говорю я ему. — Диссертацию могу написать на тему: "Как распознать, что женщина ловит тебя на кошелек?". Думаешь, со мной такого не было, да, сколько угодно!

— Вот так задушевно мы с другом побеседовали. Каждый остался при своем мнении. Леночка, может, хватит примеров, и ты поняла мой взгляд на взаимоотношения в семье?

— Да, Станислав, я все поняла. Больше у меня к вам вопросов нет. А вот у вашей жены я хочу спросить одну вещь, — сказала журналистка, поворачиваясь к Анне. — Анна Александровна, где таких мужиков дают?

— Ой, не знаю, это уж, где бог пошлет, — улыбнулась Анюта. — А произрастают такие особи, на мой взгляд, только на Тюменском Севере.

— Так, принимаю, как выразился Станислав Георгиевич, командирское решение — бросаю все и уезжаю на Тюменский Север, — с улыбкой сказала Лена.

— Леночка, — обратился к ней Стас, — ты, наверное, думаешь, что я весь такой белый и пушистый. Жене по хозяйству помогаю, подарки ей дарю, не пьянствую, и жизнь со мной — сплошной рай, — с усмешкой сказал Оболенский. — Уверяю тебя, что это не так.

По хозяйству я помогаю потому, что привык за 32 года делать это. Судьба заставила. Однако поверь, я действительно только помогаю, а не делаю все сам. Не каждый же день я окна намываю и бегаю по квартире с пылесосом.

Потом, а зачем я всю жизнь вкалывал, если на шестом десятке не смогу обеспечить жене достойную и безбедную жизнь? Как во всякой семье, за год совместной жизни у нас случались и разногласия, и непонимание, и проблемы. Другое дело, что мы не делаем из этого трагедии. Не доводим все это до скандала, крика и выяснения отношений.

Ну, помолчим, какое-то время, подуемся. Мы же понимаем, что жить друг без друга уже не сможем. Значит, с чем-то надо смириться, а как иначе? Разбежаться из-за ерунды и страдать по одиночке, каждый в своем углу? Мы это уже проходили перед свадьбой, и нам обоим не понравилось! — усмехнулся он.

— Зато, как сладостен момент примирения. В основном, это заслуга Анюты. А виноват, чаще всего, я. Слишком долго я являюсь руководителем, и привык, что мои распоряжения выполняются беспрекословно. С Анюткой приказным тоном разговаривать нельзя. Она у меня гордая и независимая. И все-таки она очень мудрая женщина. А я, по жизни, весь черный и очень колючий, а не белый и пушистый.

Так что живи в Москве со своим мужем, просто старайся быть мудрее и терпеливее. И не надо тебе никого искать. Не сотвори себе кумира, а цени то, что имеешь.

— Да я пошутила. Ни на кого я своего Володьку не променяю, — ответила Лена.

Камера была уже давно выключена. Съемка закончилась. Журналистка сердечно поблагодарила всех за сотрудничество и сказала, что когда материал будет готов, она обязательно даст его просмотреть, прежде, чем выпустить в эфир. Люся с Шурой ушли еще раньше окончания съемки.

— Лена, — обратился Стас к журналистке, — если ты рассчитываешь, что сейчас попрощаешься и уйдешь, то сильно ошибаешься. Специально для нашей очаровательной москвички Анюта приготовила блюдо из оленьих языков. Так что сейчас мы идем в столовую и устраиваем прощальный ужин.

И еще, Леночка, теперь настал мой час задавать вопросы. Мы, можно сказать, душу перед тобой раскрыли, а сами ничего о тебе не знаем. Так не пойдет.

— Станислав, а я вам еще не надоела? — поинтересовалась Лена.

— О чем ты говоришь? — возразил Оболенский. — Не только не надоела, завтра я намерен взять отгул и покатать вас с Анютой по городу. В Тюмени есть очень красивые места. А вечером мы тебя проводим и посадим в самолет.

— Спасибо, Станислав Георгиевич. Я с удовольствием проведу с вами целый день, но самолет у меня в два часа ночи, так что не стоит беспокоиться, доберусь на такси.

— Так. Повторяю. Мы с Анютой проводим тебя в Рощино и посадим в самолет. Все! Я сказал!

Анна пошла накрывать на стол.

— Что наша гостья предпочитает? Коньяк, водку, виски, вино? — спросил Стас.

— Все это имеется у вас в наличии? — удивилась она.

— Обижаешь, Леночка! — ответил Оболенский, открывая дверцы серванта, где располагался его бар. — Выбирай, что твоей душе угодно.

В зеркальном баре находилось огромное количество бутылок, различных конфигураций и цветов.

— Да, такой бар может быть только у трезвенника, — заметила Лена.

— Точно, — согласился Стас. — Это моя слабость. Из всех стран, в которых я бывал, стараюсь привезти что-нибудь необычное и экзотическое.

— И вы все это пробовали?

— Ой, боже сохрани! В винах-то я неплохо разбираюсь. Еще знаю, что вот это хороший армянский коньяк, а это французский.

— Тогда уж выбирайте сами, я не специалист

— Давай возьмем вот этот коньяк и это вино. Очень приятное, Анюта у меня его любит.

Забрав бутылки, они отправились в столовую.

— Анна, какой у вас шикарный бар! — восхищенно сказала Лена, когда они вошли.

— Не у нас, а у господина Оболенского, — возразила Аня. — Он начал его собирать задолго до моего появления. Одна дама с его работы сказала мне, что их шеф не пьет, а "на лапу берет" только импортными бутылками. Все об этой его слабости знают. Давайте садиться за стол, иначе все остынет. Лена, ты когда-нибудь пробовала оленьи языки?

— Нет, только слышала о них.

— Обещаю, что свой язык от удовольствия проглотишь, когда попробуешь.

Во время ужина Оболенский галантно ухаживал за дамами и говорил витиеватые тосты.

— Станислав, — обратилась к Оболенскому журналистка, — а можно я еще вас немного помучаю и задам вопрос, который не решилась задать перед камерой?

— Ненасытная ты женщина, Елена! Валяй, спрашивай!

— Я не спросила у вас о том, какие недостатки вы прощаете своей жене?

— Честно говоря, для меня это очень сложный вопрос, — усмехнулся Стас. — Я, вообще, считаю, что у женщины существует только один недостаток — блудливость. Все остальное — достоинства.

Вот что я могу отнести к недостаткам в своей Анютке? То, что у нее нет привычки, все раскладывать по своим местам? Что она брючки свои и пиджак на спинку стула повесила или тарелки поставила не в том порядке, к которому я привык? Да наплевать! Я сам ее вещи развешу, с любовью и удовольствием. А у тарелок пусть теперь будет новый порядок расстановки. Пусть они совсем стоят в беспорядке, коли, ей так нравится. Если я педант, не буду же я ее носом тыкать и мучить. Я прекрасно помню, сколько невероятных усилий пришлось мне приложить, чтобы научиться этому.