Эйлин Гудж - Любящие сестры

Внезапно она заметила, что голос Руди больше не скрежещет. Вместо него зазвучал голос Долли, тихий и ласковый, словно ветер с туманных гор, словно отдаленная музыка. В этот момент он был совсем как молитва Ривки при свечах – такой же успокаивающий. Желудок сразу перестал ныть.

Она медленно встала на ноги, чувствуя, как затекли все мышцы, пробывшие так долго в напряженной неподвижности, сначала слегка покалывая в онемении, затем начали болеть. Все еще дрожа, она потянулась к телефону на столе и на цыпочках понесла его в туалет, как всегда делала Долли, если звонил из Парижа Анри, чтобы никто не слышал ни одного слова.

Энни вспомнила еще одного человека. Конечно, она ему еще ни разу не звонила… и едва знала этого человека. Но ей казалось, что ему можно смело звонить.

Она вспомнила дружескую улыбку Джо Догерти, когда он вошел вчера в магазин и сказал: «Привет!» Объяснил, что собрался в центр, где у него встреча с поставщиками, и заодно забежал к Долли. Но весь вид его говорил о том, что он никуда не торопится. Энни немного напряглась, опасаясь, что он начнет говорить Долли об испорченных конфетах, но он, казалось, забыл об этом. А потом он пригласил ее в кафе, видимо, просто из вежливости. Кто знает! Но после того, как в маленьком кафе за углом они заказали себе по коктейлю с бутербродами и более часа болтали и смеялись, она начала верить, что и у нее появился настоящий друг.

Но разве можно быть уверенной, что он захочет ей помогать в таком деле? Она вспомнила, как он наорал на нее в их первую встречу. А вдруг он будет недоволен, что она пристает с просьбами как раз тогда, когда в ресторане наплыв посетителей? Да и с какой стати ему бегать по ее поручениям! Он ей ничего не должен. Но все же…

Она нашла в телефонном справочнике Долли номер ресторана и побыстрее набрала его, боясь передумать.

На проводе раздались долгие гудки – один, другой. Может, никого уже нет?

– Ресторан «Домик Джо», – послышался наконец запыхавшийся женский голос на фоне гула других голосов и звяканья стекла.

Стараясь говорить спокойным официальным тоном, Энни спросила:

– Будьте любезны Джо Догерти. Он на месте?

– Минуточку.

Прошла действительно целая минута, показавшаяся ей часом. Ее сердце, почти было успокоившееся, вновь принялось отчаянно биться.

Затем раздался голос Джо, прерывающийся тяжелым дыханием, словно он пронесся по нескольким лестницам. Скорее всего, это так и было.

– Алло, Джо слушает.

Нет голос не был раздраженным, просто напористым.

– Это Энни. Энни Кобб, – заговорила она. – Джо… Я понимаю, моя просьба может показаться странной… но мне очень нужна твоя помощь.

Глубоко вздохнув, она рассказала ему о своем побеге из дома, чтобы он понял, почему она в таком отчаянии. Необходимость раскрыться перед ним, доверить тайну своей жизни привела ее в состояние, похожее на опьянение, – пол закачался под ногами. Но, в конце концов, разве ей остался выбор?

Последовало долгое молчание, Энни испугалась. Он хочет отказаться, он сейчас очень занят. Или еще хуже – посоветует во всем признаться, объяснить, и Руди якобы все поймет. О Господи, сказал бы хоть что-нибудь! Почему он молчит?

Трубка выскользнула из вспотевших пальцев. На нее со всех сторон навалилась черная пустота, почти поглотив ее.

Наконец Джо отчетливо заговорил:

– Тебе повезло. Сегодня весь мой штат в сборе, и мы почти все уже приготовили. Поэтому через полчаса я буду в школе у твоей сестренки. Если, конечно, не попаду в пробку на дороге. Привезу ее домой, и мы будем вместе ждать тебя.

Она объяснила, куда ехать.

Повесив трубку, Энни вдруг расплакалась, уткнувшись лицом в свитер, чтобы никто не услышал ни звука. Конечно, опасность не миновала, но мысль о том, что там будет Джо и что он готов помочь, вселяла надежду.

Лорел кланялась вместе со всеми, стараясь, чтобы ее длинные волосы заслоняли лицо. Тогда, может быть, никто не увидит, что она плачет.

Все артисты выступали ужасно, но хлопали им долго и дружно. Казалось, никто не заметил, что Хесус позабыл все свои слова. Что Мэри Дрискол уронила рождественского гуся из папье-маше со сцены кому-то на колени в первом ряду. Все мамы, папы, бабушки были в восторге.

Низко опустив голову, Лорел не видела никого в зале от застилающих глаза слез, но ей и не на кого было смотреть.

Хесус, не дожидаясь конца аплодисментов, с самым наплевательским видом спрыгнул со сцены. У него тоже было прескверное настроение. Но такой тертый калач, как он, скорее расхохочется всем в лицо, чем станет плакать. Лорел хотелось пойти вслед за ним и сказать, что она все понимает… но ему, наверно, вообще нет до нее дела.

Тем временем все родители достали фотоаппараты и стали делать снимки. Вспышки слепили глаза.

Лорел понуро спустилась по ступенькам в зал. Другие ребята тоже устремились вниз – к своим семьям. Отовсюду слышались вскрики и поздравления. Но ни один человек не пробирался сквозь толпу, чтобы обнять ее или сфотографировать. Она увидела родителей Мэри, таких же толстых, коротконогих и темнокожих, как дочка. Они налетели на свое чадо и так крепко обнимали, что, казалось, глаза у Мэри вот-вот выскочат из орбит.

Лорел вытерла мокрые щеки и потекший нос широким рукавом своего праздничного костюма и вышла в коридор, надеясь добраться до туалета, прежде чем кто-то заметит, какой у нее несчастный вид. Внезапно большая рука легла ей на плечо.

Лорел обернулась. Перед ней стоял высокий-превысокий мужчина в вылинявших джинсах и голубой футболке, которую, видимо, столько раз стирали, что она стала почти белой. Он был в очках, как директор мистер Мосс – плоская черпая оправа с толстыми стеклами съезжала с его носа. Только мистер Мосс старый и сердитый. А этот совсем молодой. И даже через такие толстые очки видно, что глаза у него добрые и улыбаются.

– Лорел? – спросил он.

Она смутилась и кивнула. Откуда он знает ее? Может, это учитель. А может и нет. Даже совсем маленькие детишки знают, что с чужими разговаривать нельзя.

Она отступила назад. Он не удерживал, а продолжал улыбаться.

– Меня зовут Джо. Твоя сестра велела мне отыскать на сцене самую красивую девочку. «Это и будет Лорел», – сказала она.

Все он врет! Она выглядела ужасно, она это знает! Но все-таки он хороший. Он, наверно, сказал это, чтобы утешить ее. Он же видит, что она плачет. Она шумно всхлипнула.

– На, – сказал он и подал аккуратно сложенный носовой платок из заднего кармана.

– Спасибо, – ответила она, вытирая нос и глаза.

– Ну и порядок. Теперь давай подумаем, где нам сесть и подождать Энни с тетей Долли. Энни прислала меня сказать, что у них все хорошо, но она сама объяснит тебе, почему не смогла прийти на праздник.

Нет, этот человек совсем не казался ей чужим. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, какой он хороший.

И вдруг она вспомнила: Джо! Который подарил омара! Конечно, это он. Очки, волнистые темно-русые волосы, которые он то и дело с серьезным видом прочесывал растопыренной пятерней. Именно такой, как описывала Энни.

Ей показалось, что вокруг стало теплее. И может от этого на нее вдруг навалилась тяжелая усталость.

– С Энни, значит, ничего не случилось? – переспросила она. – И с тетей Долли тоже? – И с трудом подавила зевоту.

– В общем, ничего. Они просто… Да она сама расскажет. Одним словом, беспокоиться не о чем. Не успеешь оглянуться, как Энни уже будет дома. Поэтому нам лучше тоже поехать домой и подождать ее там. Как ты думаешь?

– Да, так лучше, – согласилась Лорел и зевнула. – Вы тогда увидите, какая у нас елка. Это та которую вы подарили.

– Я? Когда это?

– То есть вы подарили омара а Энни сменила его на елку.

Какое-то мгновение Джо недоуменно смотрел на нее, затем расхохотался.

– Ну и дела! Ох и хитроумная у тебя сестрица! – Он присел на корточки так, чтобы она могла заглянуть в его глаза, и положил руки ей на плечи. – Она рассказала мне… что вы сбежали из» дома и приехали сюда. По-моему, вы ужасно отчаянные девчонки!

Лорел снова вздрогнула. Он знает? Энни сказала ему! Но ведь она хотела никому не говорить, кроме тети Долли.

– Вы никому не скажете? – прошептала она. Джо все так же серьезно и твердо смотрел на нее, как бывало мисс Родригес, когда стоя перед классом, читала с ними Символ Веры.

– Нет, – ответил он. – Я никому не скажу. И она поверила.

Повернувшись на каблуках, он поднялся и стал еще выше, чем был. Лорел смотрела на него снизу с уважением. Он подал ей руку, и она не колеблясь приняла ее. Большая, теплая и сухая ладонь укутала ее маленькую ладошку со всех сторон, дав ощущение защиты.

Ей вспомнился Рождественский Санта-Клаус, толстый эльф в красном полушубке и с пушистой белой бородой. Она думала, что он действительно есть на свете. Но теперь ей показалось, что он выглядит совсем не так, как его рисуют. Он вовсе не старый, не коротышка и без бороды. Он, наверно, высокий и молодой, ненамного старше Энни. И носит вылинявшие джинсы и голубую футболку, застиранную чуть не добела. И еще у него большие, съезжающие на кончик носа очки. И глаза, в уголках которых появляются складочки, когда он улыбается.

Провожая глазами уходящего Руди, Долли спрашивала себя: «Интересно, поверил ли он?»

Чувствуя легкое головокружение, она оперлась рукой о прилавок одновременно с облегчением и с тревогой. Не переиграла ли она? Была ли убедительна? А после того, как сказала, что не имеет ни малейшего представления, куда делись племянницы, может быть, надо было сделать предположения о том, где они, порассуждать об этом побольше? А вдруг ее чрезмерная приветливость насторожила его? Бог знает… Руди был ей всегда неприятен, и в прежние времена она не очень-то старалась скрыть это.

Они познакомились на большом пикнике в Беверли-Хиллз, куда ее пригласил Вэл. Когда Вэл представил ей уродливого, напоминающего выкорчеванный пень гнома как своего брата, она была уверена, что это шутка. Найти хоть какое-то сходство между этими двумя было практически невозможно. Потом Руди застал ее в беседке, куда она скрылась, чтобы прийти в себя от множества кавалеров. Он был изрядно пьян, и в поросячьих глазках ясно проглядывало желание.

– Ты зря теряешь время с Вэлом, – сказал он тогда. – Он любит совсем не тебя.

Краска бросилась ей в лицо, и, не успев подумать, она воскликнула:

– А кого?

Он ухмыльнулся и выплеснул в траву остатки виски из своего стакана.

– Самого себя. Исключительно. И можешь мне поверить, такого соперника тебе нипочем не обскакать.

И теперь, стоя у себя в магазине, обхватив руками дрожащие плечи, она думала: «Он грубый, по умен. Не потому ли Вэл прислал его сюда?»

Вэл говорил ей, что Руди адвокат высшего класса и поистине мастер вести перекрестный допрос на суде, заставляя свидетелей путаться и соглашаться с тем, что они хотели отрицать.

А вдруг у нее тоже проскользнуло неосторожное слово? Или он заметил брошенный на лестницу взгляд, откуда она с ужасом ожидала появления Энни?

«Нет, я была на высоте. Я ведь актриса, разве нет?» Даже неудавшаяся второстепенная актриса вроде нее способна сыграть такую простую вещь, как полное неведение того, куда могли скрыться две девчонки, которых она не видела много лет.

Однако последние слова Руди перед уходом назойливо бились в ее голове, как муха о стекло: «Ты сообщишь мне, когда что-нибудь узнаешь?»

Она ответила: «Да, конечно, можешь не сомневаться».

И только поднимаясь по лестнице к Энни, вдруг сообразила, что он не сказал «если узнаешь». Он сказал «когда».

Не имеет значения? А вдруг имеет?

Как бы там ни было, в тот день, когда коротконогий пройдоха Руди и его зацикленный на самом себе, братец что-нибудь пронюхают, начнется жестокая игра.

Джо яростно уставился в кастрюлю со свернувшимся яичным соусом и едва сдержался, чтобы не швырнуть ее об пол. Холт опять оставил соус на огне! И он, как всегда, вскипел!

Один Бог знает, где просидел этот парень два года, когда учился в Кулинарном институте, – в туалете, что ли? Его до сих пор туда тянет в самые ответственные моменты.

Если бы Рафаэль был сейчас здесь! К сожалению, повар по соусам уехал в Пуэрто-Рико – собака заболела. Племенной бультерьер не просто бобик.

Джо не интересовало, куда Рафаэль с братьями девают собак, которых разводят у себя на ферме. Главное, Рафаэль был непревзойденным мастером по приготовлению соусов, будь то беарнэз, сабайон или белый крем.

А сейчас он особенно необходим. Потому что наверху, именно в этот момент, Нэн Уэтерби готовится погрузить свою ложку в суп навако из сладкого картофеля.

Когда она вошла сегодня в салон со свитой в семь человек, безо всякого предварительного заказа, пришлось спешно послать дегустатора на помощь Мэрли накрывать столы. Предполагалось, что ведущая рубрики «Чем нас кормят» журнала «Метрополитэн» будет обедать инкогнито. Но Джо сразу узнал ее лошадиный хохот, тонкие лиши, нарисованные черным карандашом на том месте, где должны быть брови, хотя прошло много лет. Она приезжала тогда к отцу брать интервью для статьи о судьях апелляционного суда штата Нью-Йорк. И даже сфотографировала маленького Джо рядом с отцом. Ему было тогда лет двенадцать. Естественно, она его не помнит.