Родители подходят к нам, и я поправляю папин галстук, мой подарок — светло-голубого шелка, немного расширенный книзу — именно таким и должен быть праздничный галстук. Из его нагрудного кармана выглядывает платок. Мне потребовалась куча времени, чтобы подшить шелковые края этого платка, но это того стоило. Папа и мама выглядят впечатляюще.

Мы смешиваемся с толпой. Женщина в роскошном атласном платье самых популярных в этом сезоне цветов — жемчужно-серый, розовый и цвет темного шоколада — плавно входит в дверь в сопровождении красивого мужчины, одетого в смокинг, накрахмаленную рубашку; к лацкану его пиджака приколота маленькая брошь в виде зеленой веточки. В толпе слышен смех. По парадной лестнице мы поднимается в вестибюль, где звуками музыки нас встречает квартет. Именно это страницы светской хроники и называют блеском центра города: каждая деталь продумана и работает на создание общей атмосферы. Кажется, здесь даже воздух какой-то особенный.

— Идемте, кутнем. Давайте встретим новый 1951-й год под звуки знаменитого оркестра и без сожалений распрощаемся со старым 1950-м годом, — провожая меня сквозь позолоченные двери ресторана, восклицает Делмарр.

В зале яблоку негде упасть; вокруг каждого маленького столика с гранитной столешницей собралось более восьми человек В мягком свете и наполненном дымом воздухе я только и вижу, что ярко-красные точки тлеющих сигарет и оголенные плечи дам, увлеченных разговорами. Пока нас ведут к нашему столику, я вдыхаю смесь ароматов гардений, апельсинового цвета и дорогого табака. Столик находится в очень удачном месте.

— Мы в первых рядах! — говорит Делмарр.

Они с папой отодвигают стулья для нас с мамой. Потом садятся сами, и Делмарр наклоняется ко мне и советует:

— Пей, сколько хочешь. Сегодня все за счет заведения — подарок сестер Макгуайр. Они так любезны.

Делмарр так весел — кажется, он и думать забыл, что, когда сестры Макгуайр выйдут на сцену в его платьях, газеты напишут, будто их сделала Хильда Крамер.

На сцену выходит небольшой ансамбль и начинает играть. Стройные темнокожие музыканты так искусно владеют барабанными палочками, что кажется, будто они не играют, а машут крыльями.

— Эти парни играют просто восхитительно, — говорит Делмарр. — Они часто выступают в «Вилледж вангард».

— Это рядом с Коммерческой улицей? — спрашивает отец.

— Да, обязательно загляните туда, — советует ему Делмарр.

Папа обнимает маму. Может быть, он раздумывает преподнести маме новогодний подарок и сводить ее в джазовый клуб, располагающийся по соседству. Официант ставит на наш стол поднос с бокалами, наполняет их шампанским, потом серебряными щипцами кладет в каждый бокал малину, от которой на поверхности желтоватого напитка появляются розовые пузырьки. Папа привлекает к себе маму и целует в ухо. Они до сих пор сохранили чувство влюбленности, что кажется мне просто чудом. Сегодня они так беззаботны. Им не надо думать ни о работе, ни о счетах, ни о детях, которые доставляют столько хлопот. У меня разрывается сердце, когда мне вдруг вспоминается, как они были расстроены из-за расторжения моей помолвки с Данте. Какие хорошие родители не желают своей дочери встретить порядочного мужчину, влюбиться и выйти за него замуж? Моя родители хотят, чтобы у меня было все то, что есть у них.

— Моя девушка просто не имеет права грустить сегодня и портить настроение мне накануне Рождества, — чокается со мной Делмарр.

— Так лучше? — выпрямляю я спину.

— Ты здесь единственная девушка в платье из золотого ламе.[23]

— В прошлом году все были в таких, — говорю ему я.

Когда мы с Рут увидели эту ткань, то я решила сделать из нее платье модели прошлого года.

— Но ты определенно выделяешься из всех. Мне кажется, словно я пришел сюда с самой Батшебой.[24] Ты словно кукла из витрины «Мэйси», и все фонари смотрят только на тебя.

— Прошу прощения, — говорит за моей спиной знакомый голос. — Делмарр, как поживаешь?

Я поднимаю глаза, но мне тяжело смотреть, потому что джентльмен стоит в ярком свете прожекторов, укрепленных над сценой. Я прикрываю глаза рукой. Это незнакомец моей мечты из «Украшений для дома». Он! Не верю своим глазам! Я так много о нем сегодня думала, что, наверное, внушила ему появиться здесь.

— Лучше всех, если не считать Кларка Гейбла, — встает Делмарр и пожимает ему руку. — Мистер Тальбот. Джон, позвольте мне представить мою спутницу Лючию Сартори. А это ее родители, мистер и миссис Сартори.

— Рад знакомству с вами, — протягивает руку Джон Тальбот, сначала моей маме, потом папе и, наконец, мне. Когда он дотрагивается до меня, я чувствую то же головокружение и слабость, что и при первой встрече с ним. Надо обязательно рассказать Рут, что дело тут вовсе не в сливочном мороженом с орехами.

Джон кладет руку на плечо Делмарра:

— Ладно, я подошел только поздороваться и пожелать вам счастья и здоровья в Новом году, — улыбается он и растворяется в толпе.

— Какой красивый мужчина, — замечает мама.

— Откуда вы его знаете? — спрашивает папа Делмарра. Так-так, папа почувствовал что-то неладное. Он словно радар, безошибочно улавливающий все мои чувства.

— Он занимается торговлей. Привозил как-то для меня шелк с фабрики «Саламандра». С ним приятно иметь дело, — серьезно говорит папе Делмарр.

Родители продолжают беседу друг с другом. Делмарр наклоняется ко мне и поднимает брови:

— Ты с ним знакома?

— Встречались в магазине.

— Он положил на тебя глаз.

— Думаешь?

Если бы только Делмарр знал, насколько это важно для меня. Джон Тальбот. Наконец-то я узнала, как его зовут. Прекрасное имя. Звучит так, словно оно выгравировано на медной табличке или корешке книги. Это важное имя, дерзкое, как имена девушек с Верхней Ист-Сайд, которые шьют новое платье всякий раз, как собираются сходить на премьеру в филармонию.

— Разве ты не заметила? Он довольно известный человек. Я частенько встречаю его в лучших заведениях города с самыми красивыми девушками.

— Но…

— Лючия, независимость совсем не подразумевает одиночество.

В зале приглушают свет, и ансамбль начинает играть увертюру. Барабаны словно переговариваются друг с другом. В черных как ночь платьях, сестры Макгуайр выходят на сцену и занимают свои места перед микрофонами. Их серебряные украшения мерцают в мягком свете, и они начинают петь спокойную песню в таком согласии друг с другом, что зрители ахают от восторга. Свет становится ярче. Делмарр говорит, что сестры Макгуайр день ото дня становятся все популярнее; их пластинки продаются в огромных количествах. Но в этом нет ничего удивительного. В свете рампы их волосы кажутся огненно-красными; их лица с большими карими глазами прекрасны. И какие великолепные фигуры!

Мои родители в восторге наблюдают за происходящим на сцене действом. Невероятно, что еще прошлым вечером они, надев очки, сидели за кухонным столом, разбирали счета и спорили, какой из них оплатить в первую очередь. Они очень редко позволяют себе отдохнуть. Мама пожертвовала всем ради детей. Если бы я не принесла ей модные туфли и это платье, то она надела бы старое, потому что всегда отказывалась, если я предлагала свое участие в расходах, хотя мне платят приличные деньги. Она всегда отвечала: «Лучше положи их в банк». Мне никогда не стать и на треть такой же хозяйственной, как она. Я закрываю глаза и понимаю, что навсегда хочу запомнить их такими, как сегодня, 31 декабря 1950-го года.

После первой песни, когда сестры Макгуайр уходят за кулисы, Делмарр слегка подталкивает меня локтем. Свет и музыка изменяются, и сестры снова появляются на сцене, но уже в рубиново-красных платьях, которые сшил для них Делмарр. (Жаль, что Рут их не видит; мы ведь тоже участвовали в их создании.) Пропев несколько песен, сестры уходят за кулисы и снова выходят в платьях Делмарра, только уже изумрудно-зеленого цвета, и поют: «У нас опять завелась монета!» Как большинство зрителей, папа высоко поднимает руки и аплодирует. Делмарр откидывается на спинку стула и говорит:

— Я талантлив, черт побери!

Потом Филлис Макгуайр, самая младшая сестра, выходит вперед. Мужчина в смокинге передает ей сделанные из папье-маше часы, и она начинает обратный отсчет:

— До 1951-го года осталось: десять, девять, восемь…

Зрители присоединяются к ней, и когда звучит «один», публика начинает неистовствовать. С потолка на нас падают разноцветные воздушные шары и серебряным дождем сыплется конфетти. Мы все встаем и начинаем танцевать; папа целует маму, Делмарр целует меня в щеку и кружит. Пока публика веселится, сестры Макгуайр хлопают в ладоши. Я трясу головой и с меня, словно снежинки, осыпаются конфетти. Делмарр обнимает меня за талию и наклоняет почти до самого пола.

— Делмарр, осторожнее, — смеюсь я.

Но это вовсе не Делмарр. На нем не синий, а черный шерстяной костюм, и галстук не зеленого шелка, как у Делмарра. Его галстук жаккардовый, серебряного цвета. Мой партнер целует меня, и хотя я не настолько близко знаю Делмарра, я понимаю, что это определенно не его губы. У Делмарра и духи совсем другие. От этого человека исходит свежий аромат с нотами мускуса и кассии. Это Джон Тальбот, поэтому я с нежностью, словно хрупкую скрипку, обнимаю его за шею.

— Мистер Тальбот… — вот и все, что я могу сказать.

Он так близко, что мое сердце замирает, а звуки, наполняющие зал, стихают. Я чувствую тепло его тела и смотрю ему в глаза. Этот взгляд я не могу выдержать, поэтому смыкаю веки.

— Счастливого Нового года, — шепчет он, отпускает меня и снова растворяется в толпе.

— Что это было? — провожая его взглядом, спрашивает Делмарр.

Не ответив, я сажусь на свое место за столиком.

Родители за соседним столиком беседуют с другой парой. Надеюсь, они не заметили этот поцелуй. Я прикрываю рукой губы, словно навсегда хочу запомнить, как я провела первые секунды нового года. Потом смотрю на сцену, над которой под потолком раскачиваются из стороны в сторону огромные цифры, сделанные из фольги: 1951. Может, это число принесет мне счастье?


Мы с Рут задерживаемся после работы, чтобы доделать пуговицы на ее свадебном платье. На улице уже совсем темно, поэтому город зажег фонари, и эта картина напоминает мне так любимый мной способ украшения платья: вышивка бусинами из темного янтаря вперемежку со светло-желтыми бриллиантами. Свадьба Рут состоится в День святого Валентина, уже через неделю, поэтому нам приходится торопиться, чтобы вовремя закончить платье. Как всегда любезный Делмарр оставил нам ключ от служебного входа на первом этаже.

Фигура Рут похожа на фигуру Элизабет Тейлор, поэтому мы позаимствовали идею платья актрисы, в котором она снялась в фильме «Отец невесты», а отделку сделали как в модели Винсента Монтесано, недавно выставившего на суд публики свою новую коллекцию в «Бонуит Тэллер». Мы чувствовали себя предательницами, когда пошли на его показ в другой магазин, но мы просто не могли отказать себе в этом удовольствии. Нам очень нравится все, что создает этот дизайнер. Мы скопировали известное свадебное платье Монтесано, украшенное бисером. Для создания этого платья дизайнер применил особую технику: ткань защипывается наподобие кармашка и закрепляется бусиной. Когда Рут будет идти по центральному проходу к обряду хупы,[25] она будет в прямом смысле слова ослепительна.

Мой день рождения, 5 января, в череде новогодних событий как обычно, прошел практически незамеченным, хотя Розмари сделала для меня клубничный «Наполеон», а подруги пригласили на ланч в «Чарльстон-гарден». Ничего в моей жизни не переменилось, я просто плыву по течению. С Нового года у меня уже было три свидания: первое — с маклером, работающим на фондовой бирже вместе с мужем Элен Ганнон (скучно); второе — с архитектором из Флоренции, которого пригласила кузина моей мамы (мой итальянский далек от совершенства, поэтому мы практически не разговаривали, а только кивали друг другу); и третье — с другом Делмарра, который служил вместе с ним в армии (приятный мужчина, но совершенно мне не подходит). На вечере в честь помолвки Рут я танцевала с несколькими ее родственниками, но отношения дальше танцев не зашли, потому что ни одна приличная еврейская матушка не хотела бы, чтобы ее сын женился на католичке с Коммерческой улицы. И наоборот. Но это к лучшему; ни один родственник со стороны Каспиан или Гольдфарб не привлек моего внимания.

— Позови Данте Де Мартино. Скажешь, что тебе нужен сопровождающий на мою свадьбу, — предлагает Рут. — Харви он всегда нравился. Он даже скучает по нашим двойным свиданиям.

— Жаль расстраивать Харви, но не нужно, чтобы Данте решил, что я хочу возобновить отношения.

— А разве ты не хочешь? Ну, хотя бы самую малость?