Король не был особо доволен духовенством. Не так давно епископ Суассонский решил упрекнуть его в порочной связи с мадам де Помпадур.

Епископ осмелился написать Людовику письмо, в котором говорил, что находит просто ужасающим то, что страна так спокойно восприняла его супружескую неверность. «Если, – писал епископ, – ваше величество были бы частным лицом в моей епархии, я бы счел своим долгом публично порицать вас. Сейчас я прошу ваше величество вспомнить, как вы раскаивались, лежа при смерти в Меце. Тогда вы поклялись изменить вашу жизнь. Но Господь вернул вам жизнь, и что произошло? Вы взяли в любовницы жену одного из ваших подданных».

Людовик, которому не раз приходилось быть при смерти, вспомнив об этом, может быть, и задумался над этим, но епископ все испортил следующими словами.

«Сейчас мы видим, что при королевском дворе выше всех стоит женщина без рода и племени, которой удалось подняться, следуя путями разврата». Тут король разозлился на епископа. Что касается мадам де Помпадур, ее церковь приводила просто в ужас. Эти священники были угрозой для любовниц короля. Раскаяние означало возвращение к праведной жизни, а это могло послужить концом придворной жизни для таких, как она.

Поэтому иезуиты могли и не надеяться на поддержку. Так как влияние Жанны Антуанетты на короля становилось все более и более очевидным, вокруг дофина начали собираться люди, целью которых было укрепить духовенство и иезуитов и заодно прогнать любовницу с королевского двора.

А так как Анна-Генриетта была в фаворе у короля, ее пригласили в покои дофина, где его друзья оказывали ей знаки внимания и уважения.

Принцесса была немного смущена; но это внимание отвлекло ее от скандального поведения Чарльза-Эдварда, крутившего бурный роман с сорокалетней принцессой де Тальмон.


Мадам де Помпадур была постоянно настороже. Жизнь очень утомляла ее, но давала ни с чем не сравнимое удовольствие. Людовик пришел в восторг, когда узнал, что Жанна Антуанетта разделяет его интерес к архитектуре. Они провели много счастливых часов, обсуждая планы по украшению и изменению существующих зданий и постройке новых. По мнению короля, маркиза сделала из Креси очаровательный дворец, и он пообещал построить дом специально для нее.

Как-то, когда они проезжали по городским улицам, король обнаружил между Мейдоном и Севре идеальное место для строительства.

– Вот здесь! – закричал Людовик. – Какой прекрасный вид на Сену будет открываться из твоего окна!

– Ваше величество дали имя моему дому: Бельвю.[3]

– Пусть будет Бельвю.

Как же было здорово уединиться и обсуждать план будущего дома! Это так их сближало.

– Архитектором будет Лассуранс, – сказал Людовик. – Лучшего просто не сыскать.

– Я хочу еще Вербекта.

– Его работы совершенны.

– Думаю, потолки должен украшать Буше.

– Великий художник.

А как же стоимость? Никому из них не приходила мысль о цене. Людовик привык говорить, что то-то и то-то должно быть сделано, а казна выделяла под это средства. Что касается маркизы, она хотя и вела счета с большой аккуратностью, но всегда была уверена, что богатства королей безграничны. Когда началось строительство, король и маркиза выезжали в Бельвю понаблюдать, как идет строительство. Жанна Антуанетта много думала о дружбе короля с Анной-Генриеттой. Со слов друзей маркиза знала, что принцессу пытаются вовлечь в политику ее брат и партия иезуитов.

Мадам де Помпадур всегда придерживалась правила убеждать Людовика, а не вводить в заблуждение или угрожать, как это делали мадам де Винтимиль и мадам де Шатору. Она всегда старалась успокоить короля, стать человеком, к которому он всегда приходил бы за добрым советом. Она считала, и правильно считала, что единственный способ для нее удержаться на своем месте – это никогда не ставить Людовика в щекотливое положение. Жанна Антуанетта никогда не упрекала Людовика за то, что он предпочитает проводить больше времени с Анной-Генриеттой. Маркиза никогда не привлекала внимание короля к собраниям в покоях дофина и его жены.

Однако мадам де Помпадур понимала, что если одна из дочерей короля вернется в Версаль, то это, возможно, отвлечет его внимание от Анны-Генриетты.

Маркиза навела справки о характере и внешности Виктории, которой сейчас было около пятнадцати или шестнадцати лет. Та была мила, но вряд ли могла бы очаровать короля.

Поэтому маркиза сказала королю:

– Людовик, вы, наверно, уже давно не видели своих маленьких дочерей.

– Очень давно.

– Вы хотите оставить их в монастыре навсегда?

– До тех пор, пока они не закончат свое образование.

– Но мадам Виктория всего на год младше мадам Аделаиды. Я знаю, сколько радости приносят дочери. Если вы помните, у меня у самой есть дочь, малышка Александрина.

– Ах, это милое дитя, – вспомнил Людовик. – Когда-нибудь нам придется подобрать ей хорошего жениха. Но что ты говорила о Виктории?

– Я интересовалась, не хотите ли вы, чтобы она вернулась к своим сестрам в Версаль.

Людовик на секунду задумался. Было очень приятно, если при дворе появится еще одна любящая дочь.


Итак, Виктория вернулась в Версаль.

Для нее приготовили великолепные покои, и Людовик не мог нарадоваться на свою дочь.

Однако Виктория по своей натуре не была слишком жизнерадостной. Как только она приехала в Версаль, Аделаида решила, что будет за ней присматривать. Она пошла в покои сестры, и когда увидела их великолепие, то зависть стала одолевать ее. Некоторое время она изучала свою сестру и быстро обнаружила, что та апатична и не в настроении.

– Мы пойдем прогуляться по саду, – заявила Аделаида.

– Мне и здесь нравится, – ответила Виктория.

– А мне нравится в саду! Пойдем, ты же не собираешься просидеть весь день в Версале?

– А почему нет? Здесь очень приятно.

Аделаида улыбнулась своей сестре. Ей действительно не стоит завидовать. Король интересуется ею лишь потому, что она приехала совсем недавно. Аделаида развеселилась при мысли, что ее сестра десять лет провела в Фонтевро, где она, не будь такой находчивой, и сама могла бы оказаться. Аделаида получала ни с чем не сравнимое удовольствие от общения с Викторией, потому что то и дело напоминала себе о том, чего избежала.

– Пойдем, – приказала Аделаида. Она уже обладала над ленивой Викторией такой властью, что младшая девочка невольно подчинилась.

Пока они гуляли вместе, Аделаида приказала Виктории рассказать ей о монастыре. На что похожи монашки? Что они носят? Было ли там невыносимо скучно и была ли она вне себя от радости оттого, что вернулась в Версаль?

Виктория все объяснила и со всем соглашалась.

– За тобой нужно присматривать. В Версале повсюду ловушки. Если ты нарушишь этикет, разразится скандал.

– И что тогда случится? – безучастно спросила Виктория.

– Тебя непременно отошлют обратно в Фонтевро. Но не бойся. Я всегда приду к тебе на помощь. А как там София и Луиза-Мария?

– София старается говорить как можно меньше. Она всегда боится.

– Чего боится?

– Видимо, жизни.

– Когда вернется София, я буду присматривать и за ней.

– Но ты собиралась присматривать за мной.

– Я буду присматривать за вами обеими. Вот что я тебе скажу. Я самая важная персона в Версале.

– Ты… а как же наш отец? А королева? А как же маркиза?

– Королева ничего не стоит. Маркиза постоянно боится потерять свое место. Что касается нашего отца, он так сильно меня любит, что делает все, о чем я прошу. Раз уж ты приехала, я посвящу тебя в свой план.

– Какой еще план?

– Прогнать маркизу с королевского двора.

– Но король никогда этого не позволит. Аделаида засмеялась.

– Вот увидишь, – со знанием дела произнесла она. – В Версале много заговорщиков, но я – самая хитрая. Анна-Генриетта, дофин и его жена поддерживают их, но мой план лучше.

– И в чем он заключается?

Аделаида приложила палец к губам:

– Когда ты покажешь себя достойной, я, может быть, посвящу тебя в свою тайну. Если София такая глупая, так, может, мне не стоит умолять вернуть ее?

Виктория кивнул в знак согласия.

– А что насчет нашей младшей сестры?

– Она не глупая. Она много говорит и всегда настаивает на своем. Она говорит, что раз у нее на спине горб, то она заслуживает некоторой компенсации. Она собирается жить так, как она хочет.

– Ох, – вздохнула Аделаида. Она не сказала, что хочет возвращения Луизы-Марии еще меньше, чем Софии, и не собирается никого умолять. Она взяла Викторию за руку и посмотрела ей в глаза. – Ничего не бойся. Я всегда рядом с тобой.

Виктория кивнула. Она мечтала о том, как пойдет к себе в покои, ляжет на кровать и уснет. После обеда, конечно. Она ужасно хотела есть.

– Мы с тобой союзники, – сообщила Аделаида. – Ты понимаешь?

Виктория понимала. Она бродила по дворцу за Аделаидой и хранила почтительное молчание. Придворных позабавила ленивая, покорная Виктория, шествующая за Аделаидой, как верный оруженосец.

Что касается короля, то он разочаровался в только что вернувшейся дочери. Похоже, в Фонтевро забыли о необходимости соответствующего ее положению образования.

Людовика беспокоили попытки дофина баловаться политикой, и, чтобы избежать неприятностей, король избегал своего сына. Королю было гораздо интереснее проводить время с энергичной и интеллигентной маркизой, чем с членами его семьи. Кроме того, этот их общий интерес к архитектуре все больше и больше увлекал короля и его любовницу. В планах на строительство и реконструкцию значилось восемь зданий. Великолепное времяпрепровождение. Парижане смотрели на все эти расточительные забавы с недоумением. Время от времени они видели маркизу, одетую на многие тысячи ливров.

Казалось невероятным, что их возлюбленный Людовик, зная бедственное положение народа, страдающего от непомерных налогов, позволял этой женщине тратить такое количество государственных денег. Как обычно, многие обвиняли во всем женщину и выгораживали Людовика. Но были и те, кто говорил, что король больше не ребенок и он должен понимать, в каких условиях сейчас живут многие французские семьи. Но что ему страдания людей, если он потакает расточительству Помпадур?

Ход войны снова поменялся. Фредерик заключил мир с Австрией, и Силезия признала его права. Король Испании Филипп V умер, и его сын, Фердинанд VI, не желал больше продолжать агрессивную политику. Франция оказалась одна, участвуя в войне, где у нее не осталось никаких интересов. В конце концов мир был заключен на тех же самых условиях, что и два года назад. Потери Франции в войне были огромны. Оглядываясь назад, французы начали задаваться вопросом, а почему они вообще были вовлечены в эту войну. Они действительно поддерживали Чарльза-Альберта в его стремлении получить корону империи, но он умер, а его сын не хотел сражаться. Франции не было резона продолжать войну, ей следовало бы выйти из игры, но министр иностранных дел маркиз д'Аржансон не понимал этого. Теперь на императорский престол был избран муж Марии-Терезии правитель Лотарингии Франц. У Фридриха были свои интересы в Силезии, а Людовик, как он сам заявил, не хотел выступать в роли торговца и отдал все, что завоевал во Фландрии. Впрочем, он приберег Парму и Плацентию для своей дочери, Луизы-Елизаветы. Луисберг и мыс Бретон в Америке перешли в руки Франции.

Таков был результат Ахенского мира.

Англичане, которых совсем уж нельзя было назвать победителями, умудрились выбить лучшие условия для себя. Они всегда бдительно следили за расширением торговли и сохранили за собой право на импорт рабов и торговлю с испанскими колониями. Министры короля Георга потребовали, чтобы Франция перестала предоставлять убежище членам рода Стюартов. Парижане отнеслись к мирному соглашению с явным недоумением. «К чему было все это? – спрашивали они, вспоминая лишения последних лет. – Бесконечные налоги, чтобы оплатить… что оплатить?» Король не захотел выступить в роли торговца! Женщины с рынка, обладавшие большим влиянием на формирование общественного мнения, заявили, что хорошие манеры Людовика зашли слишком далеко! Как жаль, что он, старавшийся быть рыцарем по отношению к своим врагам, даже не пытался побыть хорошим отцом для своих подданных!


У народа менялся объект преданности. Чарльз-Эдвард всегда обладал редким обаянием и, так как понимал, что в любой момент его могут выслать из Франции, решил сделать все возможное, чтобы удержаться в стране. Он любил Париж, где получил утешение за все свои неудачи. Великолепные балы, опера, остроумный народ, утонченность высшего общества – от всего этого принц получал огромное удовольствие. С его необыкновенным очарованием и любовью к лести он мог без особых сожалений провести остаток жизни в столь приятном окружении. А теперь настал мир, и король потребовал, чтобы Чарльза изгнали из Франции. Людовик оказался в одной из тех ситуаций, которых он всю свою жизнь старался избегать. Ему придется попросить гостя уехать. Это очень неприятно, и поэтому Людовик откладывал разговор до последнего момента.