Потом мадам Люто наклонилась поближе и прошептала:

– Видишь ли, наша очаровательная комедиантка мадемуазель Балти немного набрала вес в последнее время. Мы, конечно, затягиваем потуже ее корсет, но она должна быть уверена, что ее панталоны не разойдутся по швам во время одного из «случайных» падений, – она хитро улыбнулась и подмигнула.

Минуту спустя Ева снова оказалась в темной аллее, впервые в жизни ощущая полный восторг победы. Когда она спешила обратно на улицу Лаффит, чтобы встретиться с Луи, то подумала, что это ощущение немного похоже на полет.


Ева поднялась по склону холма на фуникулере и как можно быстрее вернулась к магазину мсье Воллара. В последние месяцы своего пребывания в Париже она была особенно рада знакомству с Луи, он понимал ее без всяких парижских условностей. Девушка ценила их дружбу и не хотела ставить ее под угрозу, особенно в такой важный момент.

Луи был ей как брат, хотя Ева знала, что он хочет быть больше, чем братом. Но они были слишком похожи друг на друга – вряд ли это помогло бы им в близких отношениях. Луи был добрым и надежным человеком, а после переезда в Париж Ева нуждалась в этом гораздо больше, чем в романтике.

Бедный Луи, высокий и бледный, со светло-голубыми глазами, живущий в тени заветных мечтаний Евы… Он так и не избавился от сильного польского акцента и не стремился усвоить городской стиль Парижа, впрочем, как и она. Луи по-прежнему аккуратно вощил кончики светлых усов и нахлобучивал громоздкий цилиндр, когда выходил на улицу, а его любимая визитка на одной пуговице и двухцветные ботинки вышли из моды десять лет назад.

Тем не менее именно Луи придумал для нее имя Марсель, и она была ему благодарна, поскольку это имя явно приносило удачу. За бокалом вина в маленькой пивной «Шустрый кролик», уютно примостившейся на маленьком холме на Монмартре, Луи шутливо провозгласил ее настоящей парижанкой, нареченной теперь истинно французским именем.

Тогда Ева посмеялась над этим, но имя сразу же ей понравилось. От него будто веяло свободой и отрешенностью, оно было исполнено восхитительной силой. Марсель удавалось создавать вокруг себя атмосферу, недоступную для Евы. Ева была благоразумной и робкой; Марсель же – беззаботной и уверенной в себе, даже немного соблазнительной. Она мастерски владела певучим городским говором и вносила в свой гардероб маленькие штрихи, отражавшие некоторые новомодные веяния, например, юбки до середины икры и высокие пояса.

Луи сказал, что ее нос похож на маленькую кнопку, вздернутую на конце. Ева знала, что ее большие голубые глаза с длинными темными ресницами выглядят очень привлекательно. Она была маленькой и стройной, и Луи говорил, что она производит впечатление очаровательной невинности. Но Ева вовсе не чувствовала себя невинной. Внутри она ощущала себя как бочонок с порохом, ожидающий испытания жизнью.

Она жаждала стать частью новой блестящей парижской эпохи, где царствовали «Мулен Руж» и «Фоли-Бержер». Знаменитые Сара Бернар и Айседора Дункан собирали огромные толпы неподалеку от площади Трокадеро, а два года назад известная танцовщица Колетт так страстно поцеловала другую женщину на сцене, что это едва не вызвало бунт. Ах, только бы увидеть это! Несомненно, Париж был живым существом, наполненным самоуверенными молодыми художниками, писателями и танцовщицами, которые не меньше ее хотели оставить свой след в истории.

Все читали Мопассана и Рембо, увлекаясь их натуралистичными жизнеописаниями, или же погружались в радикальные сочинения молодых парижских поэтов – Макса Жакоба и Гийома Аполлинера. Ева безумно любила стихи Аполлинера за смелость и бескомпромиссность, что было вполне оправданно для консервативной девушки из пригорода. Фрагмент его стихотворения «Цыганка» долго будоражил ее грезы о бурной и безумной жизни в Париже.

Знают люди, что время их судит.

Но надежда любить по пути

Нам позволила руки сплести.

Что сулила цыганка, то будет.

Несмотря на крутой подъем к Монмартру, Ева легко пробежала мимо ряда маленьких лавок на улице Лаффит, и когда она появилась у магазина Воллара, то сияла, как ребенок. Луи увидел ее через окно парадной витрины. Колокольчик мелодично звякнул, когда он открыл дверь и вышел на улицу.

– Моя встреча уже закончилась, и я даже не успел представить тебя в качестве счастливого талисмана. Ты знаешь, как много это значило для меня. Но какого же черта ты убежала?

– Я нашла себе настоящую работу! Пока лишь белошвейкой, но это уже что-то. Мне хотелось удивить тебя.

Досадное непонимание мгновенно рассеялось, когда он обхватил ее за плечи длинными тонкими руками и закружил так, что клетчатая юбка вздулась колоколом за ее спиной.

– О, я знал, что ты в конце концов что-нибудь найдешь!

Когда Луи отпустил Еву, он привлек ее к себе и тесно прижал к костлявой груди. Но юноша тут же опустил руки и отступил назад, вспомнив о границах их дружбы. Его бледные щеки залились румянцем.

– Это замечательная новость. Так получилось, что у меня тоже есть сюрприз для тебя, и мы должны отпраздновать удачу! – Луи улыбнулся, обнажив неровные желтые зубы, и помахал конвертом. – У меня есть два билета в салон Общества независимых художников на завтрашний вечер, – с гордостью добавил он.

– Как ты умудрился их достать? Весь Париж туда стремится!

Заветные билеты было почти невозможно найти. Ева была слишком бедной и недостаточно образованной, чтобы участвовать в большей части парижских светских мероприятий, которые оставались лишь фантазией, смутным представлением о светской жизни, бурлившей где-то рядом. Хотя ее не слишком радовала перспектива провести целый вечер вместе с Луи, зато появилась возможность посетить знаменитый салон. Это была одна из главных ежегодных художественных выставок, и молодые живописцы соперничали друг с другом за участие в ней наряду с признанными мастерами, которые уже сделали себе имя. Любой уважающий себя парижанин непременно должен был побывать там.

– Мой шеф из газеты достал билеты для своей жены. Но, как выяснилось, некоторые художники оказались слишком вульгарны для ее утонченного вкуса.

Ева ухмыльнулась. Сильветта будет жутко завидовать ей, да что там Сильветта – и все остальные в «Мулен Руж». Она просто не могла отказаться от этого предложения.

Они прошли по аллее, змеившейся вокруг дальней оконечности Монмартра, минуя дома с серыми шиферными крышами и облупившейся краской на стенах. Сгущался туман. Радостно шагая бок о бок, они миновали лоток, заставленный коробками со свежими фруктами и овощами. Нежные запахи смешивались с ароматом свежеиспеченного хлеба, доносившимся из соседней булочной. Ева посмотрела на Мулен де ла Галетт[2]. Да, на Монмартре повсюду можно было видеть живописные ветряные мельницы и тайные аллеи, где укрывались танцевальные залы и бордели этого богемного района, делившие место с виноградниками, садами и стадами коз и овец. На другой стороне находилась площадь Равиньян, которая стала довольно известной благодаря многочисленным художникам и поэтам, жившим и работавшим в обветшавшем старом здании под названием Бато-Лавуар.

Ева передернула плечами, стараясь отогнать восторженное предчувствие.

– Может быть, зайдем в «Розовый дом» и немного отметим наши успехи, прежде чем идти домой? – спросил Луи. – А потом, возможно, ты подаришь мне маленький поцелуй?

– Мы уже обсуждали это. А теперь вообще пора отказаться от подобных мыслей, – Ева рассмеялась, чтобы смягчить резкость своих слов, пусть даже произнесенных нежным тоном.

– По крайней мере, ты можешь стать моей музой, если не любовницей, – улыбнулся юноша. Ничто, даже отказ Евы, не могло испортить впечатления от двух личных побед, одержанных сегодня молодым художником. – Мне нужна муза, потому что сегодня Воллар наконец купил одну из моих картин. Это еще один большой сюрприз.

– Прекрасно! – воскликнула Ева. – Тогда тебе лучше подойдет французская муза, а не польская, – добавила она с лукавой улыбкой.

– Tak, piekna dziewczyno, – ответил он по-польски. (Да, красавица.) – Французская муза… она нужна каждому хорошему художнику для вдохновения.


Вечером «Мулен Руж» выглядел совсем другим миром по сравнению с тем, который Ева видела раньше: блеск ярких огней, сильный запах духов и грима, оживленный гул и ропот. Было восхитительно даже находиться в небольшом алькове за кулисами.

Стараясь держаться в стороне от рабочих сцены и актеров, носившихся туда-сюда мимо вешалок с костюмами, Ева стояла за кулисами с широко распахнутыми глазами. Она была поражена пестрой толпой участников представления, болтавших, перешептывавшихся и сплетничавших друг с другом. Многие пили вино, чтобы избавиться от лишнего волнения, о чем они сами заявляли с деланым смехом.

Ева обратила внимание, что их яркие костюмы с близкого расстояния кажутся удивительно вульгарными. Они явно были изготовлены из дешевых материалов и плохо пошиты. Мать уже давно научила ее отличать хорошую работу от плохой. Вблизи она могла разглядеть заплатки и неровные швы, засаленные воротники и грязные чулки. Это было разочарованием, но восторг от пребывания в этом волшебном месте все равно брал верх. Здесь все было таким удивительным и волнующим!

Ева пыталась быть незаметной, ожидая вызова. Она сцепила руки, чтобы унять дрожь, но сердце громко стучало в груди. Она узнавала всех актрис и танцовщиц. Мадо Минти первой проскользнула мимо нее в костюме из изумрудной тафты с раздутыми бедрами, зауженной талией и туго зашнурованным корсажем. Напротив, возле вешалки с шляпами и головными уборами, стояла знаменитая комедиантка Луиза Балти с характерным длинным лицом и темными глазами. Она ела пирожное.

Как и предсказала мадам Люто, Еву несколько раз вызвали во время представления, чтобы поработать с иглой и нитью. Внезапно она почувствовала, как кто-то споткнулся о ее ногу.

– Эй, что ты себе позволяешь! Или не знаешь, кто я такая?

Ева вздрогнула при звуках резкого голоса, когда поняла, что слова обращены к ней. Она оторвалась от корзинки с шитьем и увидела красивую женщину в элегантном костюме с большим количеством мелких деталей. Женщина выглядела точно так же, как на афишах, и Ева узнала бы ее где угодно. Это была Мистангет, нынешняя звезда «Мулен Руж».

– Я… мне очень жаль, – пробормотала Ева, пока высокая, с роскошными формами актриса продолжала сердито смотреть на нее.

– Где только находят таких дурочек? – молодая женщина фыркнула, выпрямилась и смахнула воображаемую пушинку со своего корсажа.

– Две минуты, Мистангет! Две минуты до вашего следующего выхода! – крикнул кто-то.

– Сильветта! Куда ты запропастилась?

Несколько человек обернулись на ее пронзительный голос, а мгновение спустя подруга Евы выбежала вперед. Она еще не закончила переодеваться, но держала в руке бокал с темно-красным вином.

– Извините, мадемуазель, я как раз заканчивала…

– Мне не нужно знать, что ты там заканчивала.

Ева не шевелилась и молча наблюдала за хамским обращением примы к своей подруге, которая, впрочем, сохраняла вполне невозмутимое выражение лица. Когда гнев звезды угас, Ева опустила глаза и вернулась к работе с иглой и нитью.

Представление продолжалось, и девушка продолжала чинить костюмы. Оторванный рукав, отвалившаяся пуговица. В итоге именно Мистангет, а не Луиза Балти, порвала свои панталоны, когда высоко выбросила ногу. Она выбежала со сцены и гневно уставилась на Еву.

– На что ты смотришь?

Неожиданный вопрос повис между ними, как обвинение. О Господи, она же вроде бы никуда не смотрела! Мистангет продолжала сверлить ее взглядом, когда юная ассистентка протянула руку, чтобы актриса могла снять панталоны через черные туфли со шнуровкой.

– Прошу прощения, я всего лишь ждала, – тихо ответила Ева.

– Чего ждала?

– Ваши панталоны, мадемуазель. Я должна починить их.

– Ты? Раньше я тебя здесь не видела!

– Возможно, я недавно работаю здесь, мадемуазель, но я опытная швея.

Темно-карие глаза Мистангет опасно расширились.

– Ты смеешься надо мной?

– Конечно же нет, мадемуазель Мистангет.

Ева ощущала на себе тяжелые взгляды других актрис в красочных костюмах и роскошных головных уборах, когда они проходили мимо нее. Впрочем, они хорошо знали, что лучше не останавливаться, когда темпераментная звезда выходит из себя.

– Смотри, не вздумай мне перечить! – Мистангет резко отвернулась. – И давай побыстрее, у меня большой номер во втором акте.

Ева на мгновение подумала, что она может зашить панталоны кое-как, чтобы они разошлись по шву сразу же после следующего выхода на сцену. Но она быстро отказалась от этой коварной тактики. Ей была слишком нужна эта работа, так что с возмездием можно было помедлить.

Когда кризис миновал, Мистангет ушла с высоким блондином с длинными густыми волосами, волнами ниспадавшими ему на плечи.

– Кто это? – спросила Ева Сильветту, дожидавшуюся своего второго номера.