Как и ожидалось, Ева нашла Пикассо, сидевшего на деревянной скамье под деревьями на площади Равиньян. Он был окружен множеством голубей, но как будто не замечал их, как, впрочем, и ее, когда она опустилась рядом с ним. Прошло некоторое время, прежде чем она набралась храбрости и обратилась к нему.

– Мсье Канвейлер повсюду ищет тебя, – тихо сказала она. – Ты же знаешь, завтра начнется аукцион.

– Si. Я знаю.

– Он пришел к нам, чтобы выяснить вопрос о стартовых суммах на разные картины. По его словам, если вы все сделаете правильно, это будет самое знаменательное событие в твоей жизни.

– Сомневаюсь, – равнодушно бросил Пикассо и снова надолго замолчал. – Как ты узнала, где меня найти?

– Я знала, потому что люблю тебя.

– Тебе нужно вернуться домой и отдохнуть.

– Без тебя это не дом, Пабло.

– Мне нужно время, чтобы подумать. Раз уж ты знала, где меня искать, то знаешь и об этом.

Она покачала головой.

– Я лишь хотела защитить тебя от тревог, чтобы ты мог нормально работать. Боже, Пабло, мне так жаль… – оба вздохнули и сделали вид, будто наблюдают за голубями, копошившимися на мостовой. – Если я лягу на операцию следующим летом, все изменится.

– Ничто не бывает таким предсказуемым, как перемены, верно?

Она положила руку на его бедро.

– Ты когда-нибудь простишь меня или все останется по-прежнему? И наши отношения станут такими же, как у вас с Фернандой?

– У нас с тобой никогда не будет так.

Ева заметила, как дернулась мышца на щеке Пикассо. В его черных глазах стояли слезы.

– Я не собираюсь обсуждать дела с Канвейлером, – наконец произнес он. – Сейчас это слишком трудно для меня. Мне нужно работать. Я художник, а не бизнесмен.

– Я тоже была швеей, а не танцовщицей. Но ничто не бывает таким предсказуемым, как перемены, не так ли?

– Иногда я почти ненавижу тебя за то, что ты такая умная, – сказал он.

– Ну уж извини.

– Тебе действительно нет равных.

– Ты моя жизнь, Пабло.

Пикассо с серьезным видом посмотрел на Еву.

– Тогда ты знаешь, что самое знаменательное событие в моей жизни не имело ничего общего с живописью. Оно произошло, когда я влюбился в тебя.

Еве хотелось протянуть руки и обнять его, но она понимала, что не стоит торопиться. Он был еще не готов полностью простить ее. Им обоим предстояло вернуться на дорогу, где они находились некоторое время назад, и загладить шероховатость в их отношениях. Но Ева не смогла удержаться от легкого поцелуя в щеку. Секунду спустя Пикассо на мгновение положил руку на ее колено. Это был скупой жест, но она знала, что начало положено.

– Так что ты собираешься предпринять в отношении Канвейлера?

– Он сказал тебе, о каких картинах идет речь?

– В первую очередь, о «Семье комедиантов». Он считает, что на нее будет подано много заявок, и хочет поговорить об этом.

– Я поручаю тебе назначить стартовую цену.

Разумеется, он шутил… но для нее это не было шуткой.

– Не понимаю.

– Ты изучала рынок. Шесть лет назад я продал эту картину за тысячу франков. Как ты считаешь, с учетом моей карьеры и роста цен на рынке, какую цену следует назначить теперь?

– По меньшей мере, в десять раз больше.

– Десять тысяч франков? Приличная сумма.

– Естественно, но это потрясающая картина.

Картина «Семья комедиантов» была создана в память о семье бродячих актеров, с которыми Пикассо много раз встречался в цирке Медрано. Она принадлежала к числу его наиболее волнующих работ. Еве картина представлялась бесценной, но она понимала, что они должны поставить высокую планку. Ей также было известно, что Канвейлер уже продал «Девочку на шаре» за шестнадцать тысяч франков, что само по себе было небольшим состоянием, но та продажа была тихой и состоялась не в рамках аукциона. Если они с Пикассо смогут удержать цену «Семьи комедиантов» на публичном аукционе, то не только художественное сообщество и узкий круг образованных людей, но и весь мир наконец будут с почтением относиться к Пабло Пикассо.

– Тогда передай ему это от моего имени. Я полностью доверяю тебе в этом деле: десять тысяч франков в качестве стартовой цены, и ни сантимом меньше.

Ева с облегчением увидела улыбку на его лице.

– Как ты думаешь, нам следует прийти на аукцион и проследить за ходом торгов?

– Это, несомненно, повредит моему таинственному образу, – ответил Пикассо, и Ева не смогла понять, шутит ли он или говорит всерьез, – но ты должна быть там и представлять мои интересы.

– Одна?

– Не сомневаюсь, что ты справишься. По правде говоря, ma jolie, мне нужен кто-то, кому я мог бы доверять и кто был бы для меня посредником в отношениях с торгашами. В таком случае я мог бы полностью сосредоточиться на работе. Я безусловно окажусь в неловком положении, когда Канвейлер узнает, что я снова веду переговоры с Волларом о своих скульптурах. Ты могла бы смягчить острые углы в этом вопросе.

– Ты правда доверяешь мне после всего, что случилось?

– Мужчина должен доверять своей жене, разве не так?

Множество эмоций одновременно нахлынуло на Еву. Больше всего ее поразило то, что Пикассо простил ее. Он обнял ее и привлек к себе, и она спрятала лицо в ладонях и расплакалась.

– Я буду совершенно изуродована, если соглашусь на эту операцию. Ты не захочешь видеть рядом с собой такую жену!

– Если понадобится, ты пройдешь через это, а я лично отвезу тебя в больницу. И ты не можешь говорить, что я не хочу тебя. Я больше никогда не захочу никакую другую женщину.

– Я не могу связывать тебя таким обещанием. Я буду похожа на чудовище!

Ева теснее прижалась к нему, ощущая мускусный аромат его кожи и силу его рук.

– Я хочу подождать со свадьбой, – сказала она, с трудом веря собственным словам; все, чего она хотела до сих пор, – это стать его женой.

– Palabras locas! – прорычал он по-испански. – Basta![70]

– Это не ерунда. Если я смогу пережить операцию, Пабло…

– Я запрещаю тебе так думать. Все хорошо. С тобой все будет замечательно. Доктор Руссо уже вырезал из тебя всю заразу, я знаю это. Вчера я пришел в церковь, ту самую, где мы поженимся. Я сказал Богу, что прощаю Его за то, что Он забрал Кончиту, потому что Он дал мне тебя.

– Ох, Пабло.

– Я сказал, что готов простить Его, если Он не заберет тебя. Какой справедливый Бог может быть таким жестоким?

– Если мне понадобится операция…

– Не понадобится.

– Но если все-таки понадобится, то потом… разве ты сможешь испытывать ко мне что-то, кроме жалости?

– Ты говоришь как неразумный ребенок. Почему бы не пройти через такую простую формальность, как свадьба, ведь все уже почти поверили, что ты моя жена?

– Потому что ты все равно знаешь, что свободен, а для меня это самое важное. Пока мы не будем знать, как обернется дело, ты всегда сможешь уйти от меня.

– Dios mio, хватит слов! Мое сердце не свободно с тех пор, как мы встретились.

– Я должна знать, что не обременяю тебя.

– Пусть будет по-твоему. Но из уважения к нам все наши друзья будут называть тебя мадам Пикассо.

Ева больше не могла спорить или препятствовать этому желанию Пабло, потому что больше всего на свете хотела, чтобы это стало правдой. И ей действительно нравилось, когда люди называли ее мадам Пикассо.


…Ланч, который Ева собиралась устроить в новой квартире, задержался на неделю из-за удаления опухоли. Но все прошло гладко, а Пикассо и Аполлинер наконец принесли взаимные извинения. Когда настало время прощаться, он расцеловал Пикассо в обе щеки, и все аплодировали их примирению. Потом он повернулся к Еве.

– Спасибо, что помогли, – тихо произнес Аполлинер. – Я боялся, что Пабло будет ждать вечно. Если бы не вы…

– Мне это ничего не стоило.

– Может быть, но для меня все изменилось, – объявил он и вложил ей в руки маленький черный том. – Помню, вы говорили, что вам нравятся мои стихи. В этом сборнике есть «Прощание».

– Я обожаю все ваши стихи, но эти особенно.

– Тогда примите их как подарок от благодарной души.

– Всем иногда нужны защитники, – сказала Ева.

– Значит, моя дорогая, Пикассо повезло, что он имеет такую защитницу, как вы.


…«Семья комедиантов» была продана на аукционе за двенадцать тысяч шестьсот пятьдесят франков. Французская пресса провозгласила эту сделку рекордной, а Пикассо называли художником, равным Сезанну, Ван Гогу и Гогену. Все предвкушали новые откровения от молодого мастера, известного своей оригинальностью. Естественно, будущее для него может быть только светлым, писали в газетах. Именно об этом с самого начала говорила Ева.

Через неделю после продажи, вдохновленная своей новой ролью, Ева одна пришла в галерею Амбруаза Воллара, другого торговца произведениями искусства, представлявшего работы Пикассо. Однажды, очень давно, она там была вместе с Луи. Теперь она стала совсем другой: модной, изысканной. Ева была одета в голубое пальто с черным меховым воротником и манжетами и черную бархатную шляпку, что придавало ей уверенности в предстоящем деле. По сравнению с простым платьем, которое было на ней, когда она пришла устраиваться на работу в «Мулен Руж», перемена казалась невероятной.

Зазвенел колокольчик над дверью, и она сняла черные кожаные перчатки, ожидая, когда Воллар выйдет в холл. Ее сердце учащенно билось, но лицо оставалось невозмутимым. Она уже приступила к работе в качестве представителя Пикассо на художественном аукционе и теперь была готова укрепить свое положение.

Судя по выражению лица Воллара, он ожидал увидеть самого Пикассо, который всегда договаривался с ним о встрече предварительно. Ева выпрямила спину и улыбнулась. Это будет непросто, но что в ее жизни давалось легко? Кроме того, Пикассо сам попросил ее сделать это. Он верил в способность Евы продвигать его работы, и она тоже должна была верить этому.

Определенно, они становились грозной командой.

– Мадам Пикассо, какой приятный сюрприз, – сказал он. – Но вообще-то я ожидал увидеть Пабло.

– Мсье Пикассо задержался за работой в студии, – спокойно ответила Ева, глядя в глаза крупного лысеющего мужчины, которые казались узкими щелками под нахмуренными бровями. В неловкой тишине он почесал темную остроконечную бородку. Она понимала, что Воллар назвал ее супругой Пикассо только из вежливости, но, тем не менее, ей нравилось ощущение власти, сопровождавшее этот статус. – Он попросил меня провести переговоры от его имени.

Ева посмотрела на многочисленные картины, висевшие на стенах. Она узнала работы некоторых художников – она познакомилась с ними не только из книг, но и благодаря совместным с Пикассо посещениям музеев и выставок на юге Франции и в Париже. «Научи меня всему», – однажды попросила Ева, и Пикассо всерьез отнесся к ее просьбе.

На стене в задней части галереи она увидела одну из картин Пикассо, в точности такую, как он описывал. Коричнево-черный портрет самого Амбруаза Воллара в кубистском стиле. Ева направилась к нему.

– Вижу, вы не продали ваш портрет работы мсье Пикассо.

Он осторожно последовал за ней, пока Ева рассматривала холст.

– Не все мои клиенты так же ценят его кубистский стиль, как я.

– Значит, вы все-таки цените этот стиль?

Этот откровенный вопрос удивил Воллара.

– В последнее время я успешно продал его ранние полотна в голубом цвете, а также его арлекинов.

Ева повернулась к Воллару, не сводя глаз с его лица.

– Тогда мы хотели бы выкупить эту картину.

– Художник желает выкупить у меня свое произведение?

– Нас не устраивает, что шедевр находится в переполненной галерее, как будто это незначительное полотно, вывешенное лишь ради того, чтобы заполнить пустое место на стене. Мы готовы заплатить пять тысяч франков.

Его густые усы шевельнулись в подобии улыбки.

– Это значительная сумма, моя дорогая, – снисходительным тоном произнес он.

– Я вполне уверена, что смогу продать картину за большие деньги, но ее нужно выставить надлежащим образом.

– Вы хотите сказать, что больше знаете о продаже произведений искусства, чем человек, который стоит перед вами? Который представлял всех знаменитых художников, от Винсента Ван Гога и Пьера Огюста Ренуара до Поля Сезанна?

– Но картина осталась на месте, не так ли? – Ева услышала стальные нотки в своем голосе. Она уже знала, что не отступит.

– Кстати говоря, в Германии у меня есть клиент, выказавший определенный интерес именно к этой картине, – Воллар снова почесал бородку. – Он предложил четыре тысячи франков, но я отказался.

– Что ж, если художник сам предлагает пять тысяч франков, то значит, он считает свою картину более ценной, чем ваш клиент.

– Предложение сделано через вас.

– Да, это так. Вероятно, вашему немецкому клиенту будет интересно узнать о контрпредложении. Разве предложение от мастера не вызовет повышенный интерес у покупателей?