Второй был не лучше. Он считался многообещающим молодым талантом, был своим человеком в ателье моего отца и после второй ночи наказал меня молчанием (мне было восемнадцать, ему двадцать). Ни слова. Ни фразы! Он игнорировал меня, будто мы никогда не знали друг друга.

— Почему ты не разговариваешь со мной? — решилась я, наконец, спросить его через неделю.

— Разговаривать? — последовал ответ. — С женщиной? С женщинами спят. А все остальное лучше делают друзья!

В Вене я искупила свои грехи,

Я знаю, что это такое — целыми днями тщетно ждать телефонного звонка, весточки, письма.

Я знаю, что это такое — ночи напролет бродить по кабакам в надежде увидеть «его». Мне знакома боль, когда, наконец, встречаешь его, голова к голове, с другой в баре. И повсюду друзья, от которых ничего не ускользает, которым все известно, которые громко приветствуют тебя, язвительно усмехаясь, а потом шушукаются: «Она все еще бегает за ним?» Затем они бесчестят другую.

Это послужило причиной моего раннего отъезда из Вены. Сразу после окончания школы я обратилась в бегство. Двое мужчин послужили мне горьким уроком. Я сделала вывод: над тем, кто любит, в открытую смеются! Того, кто изнывает от любви, обливают презрением.

С тех пор я всегда была начеку. И хотя за границей мне везло больше, я сохраняла холодный рассудок. Люциуса Хейеса я тоже не любила. И в мои планы никак уж не входило, чтобы Фаусто Сент-Аполл, самый избалованный парижский холостяк, разбил мне сердце. С этим выводом я вышла из ванной.

Бесшумно прокралась по мягким коврам в спальню. Фаусто везде погасил свет. Но лампочка в передней горела, и я увидела вполне достаточно.

Фаусто лежал нагим в моей кровати. Глаза закрыты, руки раскинуты по сторонам. Расслабившийся, раскованный, открытый. У него было великолепное гладкое тело.

Я села к нему. Он сразу же повернулся, улыбнулся мне, но не притрагивался. Это мне понравилось. Не люблю, когда мужчина бросается на меня. Мне нужно время. Мы долго смотрели друг на друга. Потом я набралась мужества и погладила его по руке.

Кто бы мог подумать? Его кожа была шелковистой, почти такой же мягкой, как моя собственная. Нежная кожа, как у женщины. Такого я еще не встречала ни у одного мужчины. А это еще что такое? Его соски и член были темные, слишком темные, будто выкрашенные. Контраст с его светлыми волосами был разителен. Никогда такого не видела.

— Я не настоящий блондин, — Фаусто заметил мой взгляд, — собственно говоря, у меня должны были бы быть черные волосы. А у тебя? Все натуральное? Ничего не обесцвечено? — Он коснулся моих локонов, нежно погладил меня по щеке. Неожиданно его дыхание стало прерывистым, и голос задрожал: — Иди ко мне, Тиция, моя снежинка. Прижмись к моему сердцу!

Он выпрямился, обнял меня горячими руками и прижал к своей груди. Я утонула в его мощном теле. Любое сопротивление таяло. Я была потеряна для этого мира. Это было нечто неописуемое! Словами такое не объяснишь.

Фаусто был мягким и сильным в одно и то же время. Я чувствовала его силу, но его тело не было жестким, нет, я вдавилась в него, как в гору мягких подушек. И чувствовала себя такой защищенной! Дома! Мы молча обнимались. Потом он поднял голову и медленно-медленно прикоснулся своими губами к моим. А когда прошла целая вечность, я почувствовала его язык! Он был круглый и шершавый, как у кошки. Никогда не встречала такой эротический язык. Он и так чуть не свел меня с ума в салоне!

Мы целовались, пока моя воля не была окончательно сломлена. Потом он меня отпустил.

— Пожалуйста, дорогая, сними платье.

Он помог снять мне его через голову. Под платьем у меня ничего не было. Разволновавшись, что Фаусто пришел раньше времени, я забыла про белье!

Фаусто громко втянул носом воздух.

— Как ты красива! Моя прекрасная Тиция! Моя любовь. Моя малышка.

Он рывком притянул меня к себе. Мы лежали, тесно прижавшись друг к другу. Ни ткани между нами, ни рубашки, ни платья. Обнаженная, мягкая, горячая кожа. Я едва дышала. Многотонный груз давил мне на грудь, сердце было готово разорваться. Я вдруг до боли захотела Фаусто. Сейчас, немедленно!

Я не из тех женщин, которых часами надо ласкать там, внизу, чтобы разгорячить их.

Моя внешность обманчива!

И хотя я хрупкая, нежная блондинка, соблазнить меня нелегко. Но уж если мой выбор падает на какого-то мужчину, во мне полыхает пожар! Если я кого-нибудь хочу, то сразу. Без окольных путей, без прелюдий, без экивоков. Я хочу его чувствовать в себе, и баста! Часами! Я хочу любить его всю ночь! Хочу его губы, руки, зубы, волосы, его душу, сердце, хочу слиться с ним, хочу безумия и безрассудства — а потом мир может обрушиться!

Фаусто это сразу понял. Он вздохнул. Его рука прошлась по моему телу, поласкала грудь, его губы тесно прильнули к моим. Он прижался ко мне своими бедрами и перевернул меня. Неожиданно Фаусто оказался сверху.

— Ты меня хочешь? — прошептал он.

— Да, приди ко мне!

Я открыла глаза. Ну и член! Огромный! Темный! Чужой!

— Не бойся. Я не причиню тебе боли! — Он осыпал меня страстными поцелуями, уже нащупывая путь. Быстро нашел его и начал, входить в меня.

— О боже! — застонал Фаусто и замер. Мы едва дышали. Потом он с осторожностью проник в мою плоть. Вот он уже целиком во мне. Заполнил меня всю, еще немного — и я лопну. Я умирала от блаженства. Три месяца выжидания были не напрасны. Я и Фаусто!

Сорок лет я ждала его.

Я и Фаусто! Мы отделились от этого мира. Потом он начал меня любить. Четыре коротких толчка, один долгий, и маленькая пауза после сильного толчка. Такого я никогда не испытывала. Четыре коротких, один долгий. Это невероятно прекрасно. Невыносимо! Четыре коротких, один долгий. Я сейчас закричу от счастья.

— Ты очень страдаешь? — вдруг спросил Фаусто и вернул меня на землю. — Я ведь не делаю тебе больно?

— Ты сделаешь мне больно, если остановишься! — воскликнула я в панике.

— Тебе хорошо? Правда, хорошо? — Он закрыл глаза. Четыре коротких толчка, один долгий, и пауза после самого глубокого. Четыре коротких, один долгий. Я перестала соображать.

Мы занимались любовью полночи. Фантастика! У Фаусто все было неподдельным! Никакого театра, как у некоторых французов, любящих трудное и отвергающих простое. Никаких команд, чтобы завуалировать хромающую потенцию, типа: возьми его в рот! Укуси меня в грудь! Сунь мне палец в попу! Ущипни меня! Царапай меня! Да, да, да! Никакой акробатики, никакой гимнастики, убивающей желание. И никакой суеты, как у Люциуса Хейеса.

Ибо Люциус Хейес думал о делах даже в постели. Лишь в самом начале он дарил мне звездные часы. А потом: две минуты — и все кончено. Фаусто же мог делать это бесконечно!

— Дорогая, сейчас опасно? — простонал он, я уж не помню когда. — Мне надо следить за этим?

— Нет-нет, не бойся!

— Я больше не могу ждать.

— Не жди меня.

— Ты не можешь кончить? — с трудом переводя дыхание, спросил он и остановился.

— Я потом.

Дело в том, что я безразлична к кульминациям.

Оргазма я могу и одна достичь. Что мне надо от мужчины, так это то, чтобы он жаждал меня. Хочу страсти, и это я получила сполна за последние часы.

— О, дорогая, до чего хорошо! — Фаусто задвигался быстрее, издавая стон при каждом толчке. Вот когда это стало по-настоящему прекрасно! Я чувствовала, как он поднимался все выше и выше. Все вокруг начало гореть. На помощь! Пожар! Земля сотрясается!

Или это только кровать? Вот оно! Фаусто достиг вершины.

— Тиция! Нет! Нет! Нет! — Всхлипывая, подрагивая, он так навалился на меня, что я чуть не задохнулась. Принялся целовать, будто лишился рассудка. Потеряла разум и я. Я действительно думала, что сойду с ума. Я не достигла своего апогея, но наслаждалась его оргазмом будто своим.

— Ох, хорошо-о-о-о, — выдохнул в изнеможении Фаусто, отделился от меня и рухнул рядом. — Нам давно следовало сделать это, ты не находишь?

Потом он прижался ко мне, положил руку на мою левую грудь и задремал. Дыхание его было ровным, он не шевелился, его светлая грива покрывала мою щеку, и я охраняла его сон, пока не заснула сама.

Неожиданно, посреди ночи, он вскрикнул.

— Нет! Только не это! — В его голосе звучала паника.

Я испуганно вскочила.

— Что случилось?

— Тиция, девочка! Где ты? — Он схватился за меня. Руки его были беспокойные и горячие. Фаусто ощупал меня, чтобы убедиться, что я лежу рядом. — Ох, как я испугался!

— Чего? — спросила я в страхе.

— Злой колдуньи, — попытался он отшутиться. Он сел на постели, потер глаза и громко зевнул. — Мне приснился дурной сон. Ты ушла в эту дверь, и я тебя больше не нашел.

— Отчего тебе снится такая чушь?

— Не знаю, — рассеянно пробормотал Фаусто, — слишком много диагоналей.

— Каких диагоналей? — удивилась я.

Фаусто не ответил. Неотрывно смотрел на зеленый небосвод моего балдахина, как на другой мир, и не двигался.

— Я тебя разбудил, — подал он голос через какое-то время, — мне очень жаль.

— Ничего. У тебя все в порядке?

— Я абсолютно счастлив. А ты?

— Я тоже.

— Но ты не кончила.

— Это мне не мешает.

— Зато мне мешает! — Фаусто растянулся рядом со мной и погладил меня по голове. — Нам, французам, это не нравится. Ляг на спину, дорогая. Оставайся в таком положении.

— Зачем?

— Сейчас увидишь.

Его непокорная грива скользнула вниз. Он поцеловал мои соски. Его язык поласкал мой пупок. Я почувствовала его горячее дыхание на моем животе.

— Что ты делаешь? — Я засмеялась.

— Раздвинь ноги.

Я сжала ляжки. Он просунул между ними свою руку.

— Иди сейчас же наверх, — приказала я со смехом, — мне тебя не хватает. Я этого не люблю.

— Что же ты тогда любишь? Меня ты тоже не любишь.

— Что-что? — переспросила я с угрозой. — Я не люблю тебя? Да знаешь ли ты, что так хорошо мне еще никогда не было!

— Почему же ты тогда не кончила?

Я вздохнула, уже поняв, что Фаусто никогда не отступает.

— Тебе это обязательно знать? — вяло спросила я.

— Обязательно. — Он буравил своим подбородком мой живот.

— Ну хорошо. Я не кончила, потому что у меня не бывает оргазма на спине.

Что я, совсем рехнулась? Почему выдаю свои тайны?

— Ах так? — поразился Фаусто. — Это что-то новенькое!

— Старо, как мир! Иначе ты не можешь ласкать меня там, внизу. А мне это необходимо, чтобы кончить.

— Это мы сейчас наверстаем, — решительно объявил Фаусто и приподнялся. Я коснулась рукой его члена. Он был тверд, как кремень. — Сейчас, сделаем. Ты такая мягкая, любовь моя, такая приятная, у тебя такая нежная кожа. Ты меня ужасно возбуждаешь. Я срочно должен почувствовать тебя. Хочу, чтобы тебе было так же хорошо, как мне.

Он лег сзади меня. Тесно прижался к моей спине, приноровился и после нескольких попыток ловко вонзился в меня. Это было божественно! Еще лучше, чем в первый раз. Глубже, яростнее, как всегда в этой позиции. Теперь он изнутри задевал мое самое чувствительное место. Я чуть не кричала от блаженства.

— Хорошо? — шепнул Фаусто, я с трудом поняла его.

— Фантастика!

— Положись целиком на меня, любовь моя! — Он начал двигаться. Четыре коротких, один долгий, пауза после самого глубокого толчка. Четыре коротких, один долгий. Ритм был потрясающий. Четыре коротких, один долгий.

— Слишком горячо, — застонал вдруг Фаусто, — слишком хорошо, я этого не хотел. Ах, сокровище мое, это чудесно!

Когда блаженство стало почти непереносимым, он начал ласкать меня. В нужном месте, не слишком грубо, не слишком быстро. Я громко выдохнула. Еще никогда у меня не было такой богатой гаммы ощущений, ни с одним мужчиной. Никогда бы не подумала, что Фаусто обнаружит столько художественного чутья. Что он, избалованный красавец, будет прикасаться ко мне так, словно знает не один год. Что он угадает все мои сокровенные места.

Вдруг я ощутила, что подступает сладкая волна.

— Ты кончаешь? — выдохнул Фаусто, который сразу почувствовал это.

А я в это время решала для себя задачу. У меня давно сложилось убеждение, и я никак от него не избавлюсь: если мужчина дарит мне оргазм, он как бы получает власть надо мной. Я в это верю упрямо и твердо. А кому этого хочется? Мне во всяком случае — нет. Не желаю больше страдать от любви. Спасибо, не надо!

Я и сама себя могу поласкать в ночной тиши и сохранить при этом свободу. Оргазм — это нечто слишком интимное. Тут не должно быть никого другого. Если его делишь с мужчиной, можешь попасть к нему в кабалу. Спасите! Я же не сумасшедшая! Сейчас встану. Как выбраться из этой кровати?

— Ты кончаешь, ангел мой? — Фаусто обдал меня своим горячим дыханием. — Я жду тебя, кончай!

Нет! Не буду! Этого он не вправе от меня требовать! Я этого не сделаю, и все тут!

Хотя… хотя… с первого его прикосновения я — как в дурмане. Вот уже несколько часов кровь гудит во мне, в каждой жилке полыхает пожар, покалывания пронизывают все тело, от сердца до кончиков пальцев. Четыре коротких, один долгий. Еще! Еще!