Виктория Холт - Мадам Змея

И все же, видя мужа и его возлюбленную, королева Франции не смогла сдержать горьких слез.

Королева Франции! Как, однако, изменилось ее положение? На самом деле на французский трон поднялась не она, Катрин де Медичи, а Диана. Повсюду теперь можно было видеть инициалы короля, переплетенные с инициалами не его жены, как требовал этикет, а его любовницы: две латинские буквы D, одна из которых была повернута на сто восемьдесят градусов, перечеркнутые горизонтальной линией от буквы Н. Эта монограмма появлялась на кирпичной кладке, ее вышивали на знаменах, она украшала костюмы Генриха.

Катрин продолжала улыбаться; никто не догадывался о том, что в ее душе горело желание стереть, перечеркнуть этот знак. Она вместе со своими доброжелателями делала вид, будто эта монограмма образована буквой Н и двумя С, а не Д — французские имена «Генрих» и «Катрин» начинаются с латинских букв Н и С. Это позволяло ей сохранять лицо.

Она появлялась при дворе, не выдавая своих страданий. У нее образовался свой круг, строго соблюдавший определенный этикет. Дамы и джентльмены, окружавшие Катрин, побаивались ее. Она являлась загадкой. Было трудно понять, как ей удается сохранять достоинство, постоянно подвергаясь унижению. Порой она казалась сухой, чопорной; любой промах ее фрейлин сурово и немедленно наказывался; в других случаях грубоватая шутка порождала внезапный громкий смех Катрин. Королева Франции оставалась иностранкой; все помнили об этом. Ее не любили. Она знала это и говорила себе, что ей все равно. Она мечтала о любви одного человека и верила, что терпение поможет ей обрести желаемое. Терпение — бесконечное терпение — залог успеха.

Она могла ждать. Слава Богу, теперь она умела ждать.

Она постаралась обрести новые интересы. Королева могла делать многое, в чем было отказано дофине. Франциск рассказывал ей о том, как он перестроил свой замок. Он нашел в Катрин внимательную, восприимчивую слушательницу и многому научил ее. Катрин особенно восхищалась одним французским замком; она влюбилась в него с первого взгляда. Когда двор приезжал туда, она давала волю воображению, придумывала, как бы она перестроила его, если бы он принадлежал ей. Замок Шенонсо, несомненно, был восхитительным сооружением. Он опирался на мост, под ним протекала река. Казалось, здание плывет по воде, точно сказочный замок; деревья создавали тень; внизу, в воде, качались кувшинки: заросли камыша и осоки окружали белые стены.

Франциск собирался сделать это свое владение еще более живописным. Но Франциск умер. Король Генрих был занят другими делами. Почему бы королеве не развлечь себя?

Она получала удовольствие от своих замыслов.

Катрин также пыталась разделять с Генрихом его интересы, терпеливо и осторожно уводя его от Дианы. Он любил музыку, и Катрин музицировала, не жалея себя. Особенно ему нравились церковные гимны и песнопения. Катрин охотно разыскивала старые произведения и заказывала новые. Но Диана тоже разбиралась в музыке; все, что она показывала Генриху, нравилось ему в сотни раз больше любых других произведений.

Катрин была превосходной наездницей; она старалась в промежутках между беременностями участвовать во всех охотничьих вылазках. Даже Генрих восхищался ее смелостью и умением ездить на лошади. Диана же часто оставалась в замке; она встречала короля, когда тот возвращался с охоты. Катрин всегда с горечью наблюдала, с какой радостью он приветствует свою любовницу.

Генрих по-прежнему приходил по ночам к Катрин — ей еще удавалось скрывать очередную беременность.

Став королем, Генрих был вынужден считаться со своим новым высоким положением. Он отправлялся в покои любовницы тайно — будто весь двор не знал об их отношениях. Теперь Генрих находился в фокусе общественного внимания. Он просыпался на рассвете, и тотчас его приближенные развивали бурную деятельность. Знать входила в его покои, чтобы поприветствовать короля. Титулованные особы подавали ему рубашку. Его первой обязанностью была утренняя молитва, которую он читал перед стоявшим в спальне алтарем в присутствии свиты. Но даже в это время его слух услаждала музыка, исполняемая на цимбалах, клавикорде, рожке и лютне.

После молитвы начинались дела; потом Генрих ел. Он не был гурманом; говорили, что он потерял вкус к изысканной пище в испанской тюрьме. Он никогда не придавал значения этому искусству, к огорчению своих соотечественников, гордившихся тем, что французская кухня обретала славу лучшей в мире. Однако равнодушие к еде не ухудшало его здоровье; он был сильным, выносливым. Обсудив текущие проблемы со своими министрами, остаток дня он посвящал спорту. Обычно он уезжал на охоту, которая была его любимым видом спорта; также Генрих неплохо играл в теннис. Он был истинным спортсменом с головы до пят. Он требовал, чтобы во время игры все забывали о том, что он — король. Его товарищи открыто обсуждали слабости Генриха. Когда игра заканчивалась, он принимал участие в этой дискуссии. Мужчины не боялись одерживать победы над королем, который не таил зла за это и любил играть с противниками, превосходившими его по мастерству.

Вечером устраивались пиршества и танцы. Приближенные шептали Генриху, что его двор не должен уступать в блеске королю Франциска. Все должны знать, что французский двор остается французским двором — богатым, роскошным, порой, при необходимости, высокомерным. Хотя, возможно, танцы были слишком помпезными, этикет — чуть более строгим.

Затем Генриха отводили в его покои. Бедный Генрих! Он раздевался в присутствии свиты, гофмейстер проверял, как приготовлена постель. Король ложился в нее, и тогда ему приносили ключи от замка; их клали под подушку.

Лишь после этого король оставался один. Теперь он мог отправиться в покои своей любовницы. Жизнь Генриха была более тяжелой, чем жизнь Франциска. Франциск мало заботился о приличии. При желании он мог распорядиться, чтобы в его спальню привели десяток женщин. Но Генрих отправлялся к своей любовнице только после того, как свита покидала его покои.

Как любила его Катрин — за строгость, величие, скромность, за стремление делать добро! Королеву изумляло, что она отдает всю свою любовь человеку, столь мало походившему на нее.

Этой ночью в самом начале лета он пришел в ее покои, которые соседствовали с его комнатами. Какой суровый был у него вид! Лицо Генриха выражало решимость исполнить свой долг! У них было двое детей. Катрин лукаво улыбнулась — он не знал, что меньше чем через полгода она родит третьего. Днем ранее, стоя со своими приближенными, она едва не упала в обморок. Тогда отчаянное усилие воли позволило ей избежать этого. Она не собиралась уступать своему недомоганию; Катрин умела справляться с физической слабостью. Она должна была делать это, иначе по двору начали бы распространяться слухи. Королева снова в положении! И тогда она на много месяцев лишится Генриха. Потеряет любовь — или то, что заменяло ее.

Генрих был грустен — он недавно присутствовал на похоронах отца; смерть всегда действовала угнетающе на этого чувствительного человека. Он решил перезахоронить тела своих братьев, Франциска и Карла, в Сент-Дени, и совместить это мероприятие с погребением отца. Состоялась пышная церемония; на расходы не скупились. Три гроба, каждый из которых был украшен скульптурным изображением покоящегося в нем человека, были доставлены из Парижа к церкви Нотр-Дам де Шамп. Горожане высыпали на улицы; они провожали взглядами кортеж.

Многие сыновья, думала Катрин, смотря на мужа, радовались бы сейчас, говорили бы себе: «Мой отец мертв, мой старший брат мертв, поэтому я — король».

Но только не Генрих.

Сидя у кровати, он рассказывал о похоронах. Он всегда говорил о чем-то, перед тем как задуть свечи. Он обнаруживал постоянство в своих привычках; он хотел, чтобы эти визиты проходили непринужденно, чтобы Катрин не догадывалась о его желании поскорее уйти от нее. Он боялся причинить ей душевную боль.

Генрих ни словом, ни взглядом не выдавал того, что он ждет от нее вести. Он был так любезен. Неудивительно, что она обожала его. Но, увы, ее было невозможно обмануть.

Поговорив, он принимался нервно играть со склянками и бутылочками, стоявшими на туалетном столике. Потом Генрих ложился в постель. Позже он снова возобновлял беседу. Эти интерлюдии длились всегда одно и то же время. Катрин беззвучно смеялась сквозь слезы.

Сколько маленьких Валуа появятся в детской, прежде чем он решит, что у них уже достаточно детей? Когда осуществится ее мечта — Диана состарится или умрет, и король будет приходить к королеве не только ради исполнения долга.

— Ты печален, Генрих, — сказала Катрин.

Он улыбнулся — смущенно, по-мальчишески, непосредственно.

— Я не могу забыть похороны, — сказал Генрих.

— Они произвели на тебя сильное впечатление.

— Мой отец… мертв. И два моих брата умерли в расцвете сил.

Ей не хотелось говорить о его братьях. Неужели даже теперь, думая о Франциске, он подозревал ее?

— Твой брат Карл не был твоим другом, Генрих.

— Ты права. Когда я смотрел на кортеж и оплакивал моего отца и братьев, рядом со мной были Сент-Андре и Вьевилль. Они заметили мое подавленное состояние, и Сент-Андре попросил Вьевилля рассказать мне о том, что когда-то давно произошло в Ангулеме. Вьевилль сделал это. Он сказал: «Помните, сир, как по вине Шатемрэ, Дандена и Дампьера бывший дофин Франциск и вы свалились в Шаренту?» Я помнил этот эпизод и сказал ему об этом. И он поведал мне следующее; когда отцу сообщили о том, что я и мой брат утонули в реке, он был потрясен этим известием, но Карл ликовал в своих покоях. Потом он узнал о нашем спасении, и у него начался жар. Опытные врачи объяснили это резкой сменой эмоций — от радости к горю. Да, Карл не был моим другом.

Катрин приподнялась на локте.

— Генрих, — сказала она, — если бы он остался жив и женился на племяннице или дочери императора, он бы стал для тебя опасным врагом.

— Верно.

— Поэтому тебе не следует печалиться. Король Франциск умер, но он уже был немолод и успел сполна насладиться жизнью. Франция еще не имела такого замечательного короля, каким являешься ты. Я молю Бога о том, чтобы маленький Франциск оказался похожим на тебя, когда придет его время занять трон.

— Ты — хорошая и верная жена, Катрин, — сказал король.

Это сделало ее счастливой. Я завоюю его, сказала себе Катрин. Надо только двигаться постепенно, осторожно.

Но как трудно ей было действовать осмотрительно, когда она находилась рядом с Генрихом! С другими она была умной и хитрой. Муж пробуждал в ней волнение, которое мешало Катрин быть сдержанной.

Она поддалась соблазну заговорить о мадам д'Этамп, поспешно покинувшей двор. Ее судьба оставалась неопределенной.

Катрин очень хотела, чтобы Анну оставили в покое. Нет, она не любила ее. Катрин любила лишь себя и Генриха. Но если бы ей удалось успешно заступиться за Анну и Диана не смогла бы обрушить на мадам д'Этамп свою месть, это стало бы триумфом Катрин! «Ты — хорошая и верная жена!» Эти слова опьянили ее, точно доброе французское вино…

— Я думала о твоем отце, Генрих, и о несчастной женщине, которую он любил. Он просил тебя обойтись с ней милостиво. Ты отнесешься с уважением к просьбе Франциска?

Она тотчас поняла, что совершила ошибку.

— Тебе не следует заступаться за нее, — сказал он. — Я знаю, что она была таким же моим врагом, как и Карл. И при ее содействии он договорился с Филиппом Испанским о том, что они вдвоем свергнут меня с трона, когда я займу его. Мой брат обещал сделать ее правительницей Нидерландов, если он женится на инфанте. За это она помогала ему деньгами.

— Я… понимаю.

— Ты многого не знаешь, поэтому тебе не следует заступаться за моих врагов.

— Генрих, если бы я знала, что она виновата… что она интриговала против тебя…

Охваченная волнением Катрин захотела подняться с кровати и встать перед Генрихом. Сделав это, она протянула руку к своему халату. В этот момент у нее закружилась голова. Она хотела скрыть это, но наблюдательный король заметил ее состояние; он ждал появления подобных симптомов.

— Катрин, боюсь, тебе нездоровится.

— Со мной все в порядке, Генрих.

— Позволь мне уложить тебя в постель. Я позову твоих фрейлин.

— Генрих… прошу тебя… не беспокойся. Это пустяк.

Он улыбнулся ей почти сочувственно.

— Катрин… может быть…

Его улыбка была ласковой. Как он красив! Он доволен ею. Ей хотелось порадовать его. Отбросить всякую сдержанность.

— Вполне возможно, Генрих; ты рад?

— Рад? Я просто счастлив. Именно на это я и надеялся, дорогая.

Она была счастлива — его раздражение сменилось радостью. Даже если эта радость была связана с тем, что теперь он избавлялся от скучных визитов.

Некоронованная королева Франции! Несомненно, любая расчетливая и честолюбивая женщина могла мечтать о таком положении. День, когда король Франциск приказал ей подружиться с его сыном, был счастливейшим в ее жизни!