— Я буду безутешен, если не смогу приехать, потому что хочу посмотреть ваш замок, лошадей и угодья.

Она протянула ему руку; он взял ее, густо покраснев.

Женщина приблизилась к Генри.

— Не забывай, что ты — сын короля Франции.

Она была права. Он — сын короля. Никогда прежде он не ощущал этого так остро.

Он проводил ее взглядом. Она покинула сад. Уходя, она повернула голову и улыбнулась.

Она прекрасна, как богиня, подумал Генрих, и очень добра.


Летние месяцы стали самыми счастливыми в жизни Генриха. Случилось чудо — дама получила разрешение короля на приезд Генриха. Обедая, болтая и катаясь верхом с вдовой сенешаля Нормандии, он уже был не тем, что прежде.

— Я буду называть тебя Генрихом, — сказала она, — а ты зови меня Дианой — ведь мы друзья навеки, верно?

Он пробормотал, что надеется всегда оставаться достойным ее дружбы. Они много ездили на лошадях, хотя при других обстоятельствах он уделял бы этому занятию еще больше времени. Диана любила охоту не так страстно, как Генрих, она не могла рисковать своим прекрасным телом. Она превосходно справлялась с заданием короля. В ее обществе юноша освобождался от своей неловкости; к сожалению, она возвращалась к нему, когда они были на людях.

Она привязалась к Генриху. Он не был лишен обаяния. Ей льстила его зарождающаяся преданность. Она привыкла к восхищению, но этот мальчик вызывал в чей чувства, которые она не испытывала прежде. Ее переполняло сочувствие к Генриху. С ним обходились очень плохо. Неудивительно, что он так чувствителен к проявлению доброты.

Очень скоро после их первой встречи Генриху стало казаться, что он не может быть счастлив без Дианы. Она казалась ему богиней, самим совершенством. Он не просил у нее ничего, кроме права служить ей. Он хотел участвовать в турнирах под ее цветами, но многие носили цвета Дианы, чтобы добиться ее благосклонности. Генрих не хотел, чтобы его преданность Диане была истолкована людьми превратно. Он не стремился к тем милостям, о которых мечтали другие мужчины. Он был счастлив сидеть возле нее, любоваться ее прекрасным лицом, слушать мудрые фразы, слегавшие с совершенных губ Дианы, наслаждаться добротой женщины.

Она подарила ему лошадь; он выбрал для нее несколько животных, и она купила их. Диана попросила его указать на лучшую лошадь, и когда он, догадываясь о ее намерении, сделал это, она сказала, что дарит ее Генриху. Он запротестовал со слезами на глазах. Он не хотел получать от нее подарки. Он хотел лишь находиться рядом с ней. Но она, засмеявшись, сказала: «Почему не принять подарок от друга?»

— Эта лошадь будет мне дороже всех остальных, — серьезно сказал Генрих.

Все ее поступки были необычными. Она с таким изяществом и тактом обсуждала с Генрихом его костюмы, советовала ему, как следует одеваться, кланяться, приветствовать мужчин и женщин, что это не казалось уроком. Она не могла научить его лишь одному — улыбаться другим людям. Он улыбался только ей одной.

Услышав, что ему предстоит жениться на девушке из Италии, он встревожился. Он тотчас отправился к Диане и поделился с ней новостью.

Она проявила понимание, сочувствие. Взяла его за руку, точно он был ее сыном. Рассказала, как ее, пятнадцатилетнюю девочку, выдали замуж за старика. Поделилась с ним своими тогдашними страхами.

— Но, Генрих, я быстро поняла, что бояться нечего. Мой муж был пожилым человеком; эта юная итальянка — твоя ровесница. Тебе не стоит бояться маленькой девочки.

— Да, Диана, чего мне бояться? Просто мне не хочется жениться.

— Мой юный друг, человек столь высокого происхождения, как ты, должен жениться.

— Тогда я бы хотел сам выбрать себе супругу.

Он поднял голову и посмотрел Диане в глаза.

— Но та, которую я выбрал бы, слишком хороша для меня.

Диана изумилась. Что произошло с мальчиком?

Она непринужденно рассмеялась.

— Послушай, мой дорогой, кто может быть слишком хорош для герцога Орлеанского?

Он собрался что-то пробормотать, но она быстро сменила тему.

Хорошо, подумала Диана, что он женится. Она надеялась, что юная итальянка окажется достаточно хорошенькой и понравится ему.

Генрих обрадовался, узнав, что Диана вошла в свиту, которая будет сопровождать его до Марселя, где ему предстояло встретить юную Медичи и жениться на ней.

НЕВЕСТА ЕКАТЕРИНА

Лучший город Европы — Флоренция — располагался в долине. Купола и шпили соборов блестели в прозрачном воздухе, бросая вызов пологим холмам, склоны которых подходили к их воротам. Вдали искрились серебристо-серые воды реки, бежавшие на запад через долину Арно и Тоскану к Пизе и морю. Земля здесь была плодородной; повсюду виднелись виноградники и оливковые плантации. Город был богатым; банкиры и торговцы шерстью способствовали его процветанию; но он обладал еще более значительным достоянием, которое делил со всем миром. Здесь жили Леонардо да Винчи и Боттичелли, Данте и Донателло. В этот летний день Микеланджело, еще сравнительно молодой человек, работал в своем доме. Дворцы и церкви города хранили несметные сокровища. Лишь свободу ценили здесь выше искусства и знаний. Граждане следили за тем, чтобы правящая семья помнила о флорентийской гордости и флорентийской независимости.

Солнце палило нещадно на Виа Ларджа, раскаляя толстые каменные стены дворца Медичи. Лучший во всей Флоренции образец архитектуры эпохи Возрождения, казалось, был способен выдержать любой штурм, поскольку по существу являлся крепостью; спасавшие от зноя стены отбрасывали контрастную тень; сооружение притягивало к себе взгляды своим мрачным, напоминавшим тюрьму первым этажом и более изящным верхом. Это было одно из самых впечатляющих зданий города.

В одной из верхних комнат дворца юная Екатерина делала уроки. Ее голова раскалывалась, глаза болели от усталости, он она держалась стойко. Она не должна жаловаться на физическую слабость; она обязана всегда помнить о своем достоинстве, о том, что она — женщина из правящего дома. Все это внушали ей кардинал Пассерини, управлявший этим городом по приказу папы и курировавший ее обучение, и тетя Кларисса, следившая за ее манерами вместе со Святым Отцом, которого девочка видела реже. Она — важная персона, с ней связаны их надежды.

«Не забывай, Екатерина Мария Ромола де Медичи, — говорила Кларисса Строцци, всегда пользовавшаяся ее полным именем, что, по мнению тети, подчеркивало достоинство человека, — ты — дочь Медичи. Ты всегда должна держаться с достоинством и мужеством, постоянно учиться, не позволять себе глупости и безумства».

Когда она сделает эти уроки, начнутся другие — манеры, танцы, верховая езда, беседы с кардиналом, тетей Клариссой, возможно, с Филиппо Строцци — банкиром, мужем тети Клариссы. Кроме языков, она должна изучать историю собственной семьи и правящих доков других стран. Тетя Кларисса говорила, что она должна знать все значительные события в жизни ее прадеда, Лоренцо Великолепного; он был кумиром тети Клариссы, она часто сравнивала его с Джулио де Медичи, возглавлявшим сейчас в качестве папы Климента Седьмого их семью. Екатерина испытывала потрясение, когда слышала неуважительные отзывы о Святом Отце, но ее учили скрывать свои чувства. Екатерина не демонстрировала свое изумление.

Откинув назад длинные светлые волосы, закрывавшие лицо, она собралась снова уткнуться в книги, но неожиданно кто-то принялся царапать дверь. На мгновение забыв о достоинстве, она вскочила и впустила в комнату Гвидо — спаниеля с карими глазами, излучавшими любовь и преданность. У Екатерины были две собаки — Федо и Гвидо. Только эти два существа помнили ее маленькой девочкой, любившей шалить и громко смеяться, что считалось неприличным.

Гвидо был испуган. Съежившись, он лизнул ей руку. Он выглядел так, словно только что избежал несчастья и знал, что спасение было временным. Екатерина тотчас поняла, что преследователем Гвидо был Алессандро — мальчик, называвший себя ее братом. Она называла его Мавром. Больше всего на свете он любил обижать собак и молодых слуг — мальчиков и девочек. Он мог безнаказанно мучить их. Екатерина думала, что когда-нибудь он начнет забавляться подобным образом со взрослыми людьми.

Она погладила шелковистую шкуру собаки. Она охотно опустилась бы на колени и обняла Гвидо. Но Екатерине из рода Медичи не подобало обниматься с псом — ее могли увидеть. Она подавила это желание.

Она оказалась права. За собакой гнался Алессандро — распахнув дверь, он вошел в комнату. Закрыв за собой дверь, он прислонился к ней и посмотрел на Екатерину. Гвидо попытался спрятаться у ног девочки Екатерина, стараясь скрыть, как отчаянно бьется ее сердце, подняла глаза.

И его называли Медичи! Почему, возмущенно спросила себя Екатерина, ее благородный отец, странствуя по свету, бросал свое семя в столь дурную почву? Как мог он любить грубую рабыню-берберку, которая, очевидно, была матерью Алессандро? Похоже, он любил ее, хоть и недолго, поскольку сводный брат девочки, Алессандро, жил здесь, в этом дворце. На этом настоял папа, хотя тетя Кларисса охотно выгнала бы его на улицу. Этот бастард мог быть законнорожденным братом Екатерины! Нет! Благородная кровь не породила бы этот узкий лоб, широкий нос, злобный рот, нахальные глаза. Екатерина боялась бы Алессандро, если бы не чувствовала себя защищенной от его опасных выходок. Он не смел обижать ее. Однако он ненавидел Екатерину. Она была законной дочерью, а он — внебрачным ребенком. Святой Отец, любивший мальчика, никогда не допустил бы, чтобы девочке, являвшейся надеждой семьи, был причинен вред.

Алессандро медленно прошел в глубь комнаты. Ему исполнилось четырнадцать — он был на восемь лет старше Екатерины. Уже чувствовалось, что за человек вырастет из него.

Собака заскулила.

— Замолчи, Гвидо, — сказала Екатерина, не отводя взгляда от лица сводного брата.

— Эта тварь убежала от меня! — заявил Алессандро.

— Я рада это слышать, — отозвалась Екатерина.

— Он не видит своей выгоды, этот пес. Я собирался покормить его.

Засмеявшись, Алессандро показал свои зубы, напоминавшие крысиные.

— Я приготовил для него деликатес…

— Ты не посмеешь причинить вред моей собаке, — сказала Екатерина.

— Вред? Говорю тебе, я хотел накормить пса.

— Ты способен дать Гвидо лишь то, что причинит ему вред!

Ее глаза сверкнули; наедине с Алессандро она могла не думать о сдержанности, не улыбаться, когда ей делают больно, отвечать колкостями на его колкости.

— Ты считаешь убийство забавой, — сказала она. — И чем безжалостней убийство, тем оно забавнее для тебя.

Он не возразил ей. Оскалив в ухмылке зубы, он посмотрел на собаку и пробормотал:

— Иди сюда, малыш Гвидо. Я покормлю тебя, мой дорогой.

Екатерина упала на колени. Ее обычно бледные щеки заалели. Она испугалась, что может потерять спаниеля — одного из ее самых дорогих друзей.

— Гвидо, — взволнованно зашептала она, — ты не должен подходить к нему. Если он тебя поймает, кусайся.

— Если бы он укусил меня, — сказал Алессандро, — я бы разрезал его на маленькие кусочки. Или посадил бы в котел и сварил. Я не позволяю собакам кусать меня, герцогиня.

— Оставь в покое моих собак, — с достоинством произнесла Екатерина, вставая с пола и глядя на Алессандро. — Развлекайся с другими животными, но не трогай моих собак.

— Когда я увижу Святого Отца, — произнес Алессандро, — я скажу, что ты превратилась в сорванца, который вечно возится с собаками. У тебя их заберут. Может быть, я попрошу, чтобы их отдали мне.

Она задрожала от страха. Святой Отец поверит Алессандро! Этот могущественный человек, обожавший власть, совсем не любил свою шестилетнюю кузину, однако проявлял большое расположение к ее уродливому брату — бастарду.

— Тогда, — промолвила Екатерина, — я скажу ему, что я слышала, как одна из служанок кричала в твоих покоях, и прослежу за тем, чтобы девушка ничего не утаила, когда ее станут допрашивать.

— Ты забываешь, что я умею добиваться молчания. Эта девчонка не посмеет распустить язык.

— Ненавижу тебя! — выпалила Екатерина. — Я пожалуюсь тете Клариссе.

— Даже если она поверит тебе, то не сочтет достойным наказания.

— Тогда я скажу кардиналу.

— Он не поверит дурным словам о человеке, которого так любит его господин — Святой Отец.

Несмотря на все ее воспитание, у Екатерины возникло желание броситься к нему, ударить, исцарапать, покусать. Она, возможно, так и поступила бы — страх за собаку разрушал ее выдержку, — но в этот момент дверь открылась, и в комнату вошел Ипполито.

Как разительно отличался он от безобразного Алессандро! Ипполито был самым красивым юношей Флоренции; он унаследовал лучшие черты рода Медичи; однако такие качества его предков, как коварство, подлость и жестокость, не передались ему. Ипполито было лишь шестнадцать лет, но его любила вся Флоренция; народ, знавший, что он является внебрачным сыном, тем не менее видел в нем своего будущего правителя. Люди отмечали его сходство с Лоренцо Великолепным, а также со своим благородным отцом, герцогом Немурским; природа наделила юношу смелостью и мужеством. Он любил искусство и обладал качествами, которые флорентийцы желали видеть в своем правителе. Все надеялись, что со временем Ипполито заберет бразды правления из рук Пассерини, управлявшего городом под присмотром папы Климента Седьмого, чья нерешительная политика привела к волнениям в Италии.