Я хотела было отодвинуться, но он обнял меня еще крепче.

— Нет-нет, молчи и не двигайся, — пробормотал он. — Ну не можешь и не говори. Не обижусь. Я и так знаю, что ты меня любишь.

О да, я любила его, очень любила. Умереть была готова за него. Для меня он был все: любовник, семья, близкий друг. В Париже я почти никого не знала, хотя со временем у нас стал появляться кое-кто из тех, с кем меня познакомил еще Бальсан. Одним из первых был Леон де Лаборд, всегда обходительный и любезный. Он явился с рассказами о путешествии Бальсана в Аргентину и принес корзинку лимонов от него, поскольку Бальсан знал, что кожуру лимона я использую, чтобы снять отеки с глаз. Таким образом Бальсан давал знать, что просит прощения, другого способа сделать это он не придумал, а я была так счастлива с Боем, что без колебаний приняла его посылку.

Счастлива…

Да, я была счастлива. Но не скажу, что это было безмятежное счастье. Иногда, после бурных объятий, Бой засыпал, а я наблюдала за ним, как кошка возле мышиной норки, смотрела, как мерно вздымается и опускается его грудь, вдыхала исходящий от него запах никотина, слушала, как время от времени он что-то бормочет во сне. И меня охватывал ужас, когда я представляла себе, что его могут у меня отнять, что наша идиллия долго не продлится, ведь так было всегда: все, кого я любила, со мной не оставались. Кто сказал, что я, ребенок без роду, без племени, заслужила такое счастье? Но такой страх накатывал на меня только по ночам, днем никогда. Лишь в ничем не заполненные часы, когда я оставалась одна рядом со спящим возлюбленным, прошлое тихонько подкрадывалось, как призрак, и тяжким грузом ложилось на сердце.

— Мне уже не хватает места, — заявила я однажды утром после завтрака на террасе; Бой уже собирался идти на деловую встречу. — Как насчет моего ателье?

Бой, поправляя воротничок, посмотрел на меня в зеркало.

— Будем присматривать что-нибудь, — ответил он и помолчал немного. — Бальсан предложил свою холостяцкую квартиру на бульваре Мальзерб. Сказал, что ты можешь пользоваться ею сколько угодно, пока не подыщешь что-нибудь получше. — Я посмотрела на него с изумлением, и Бой пожал плечами. — Он прислал мне письмо на адрес офиса. Раскаивается. Говорит, что вел себя с нами непростительно дурно. Хочет искупить вину.

В этом весь Бальсан: долго сердиться он просто не способен. Мне не нравилось только одно: я приняла в подарок лимоны, но заставить себя принять этот щедрый дар я никак не могла.

— А что, идея неплохая, — продолжал Бой, чувствуя мое смятение. — А еще он предложил помочь найти опытную модистку в помощь тебе. Говорил о некой Люсьене Рабате. Сейчас она работает у Мейсона Льюиса, но, похоже, хочет попытать счастья на новом месте с новыми возможностями.

Салон Мейсона Льюиса был одним из самых престижных в Париже. Кейпел водил меня туда, и я была удивлена, что цены месье Льюиса уж слишком были высоки для его безвкусных, вычурных шляпок. Но модистка из такого известного ателье была для меня подарком. Она могла бы помочь мне достичь в моем ремесле вершин мастерства, а возможно, и переманить в мое ателье ценных и влиятельных клиентов.

— И это все, что он сказал? — спросила я и закурила, глядя на Боя сквозь вьющийся дымок.

— Нет, он сказал кое-что еще, но тебе это знать не обязательно. — Бой усмехнулся, застегнул пиджак и взял в руки фуражку для езды на автомобиле.

— Ладно, я подумаю, — проворчала я.

Он наклонился и поцеловал меня в щеку:

— Думай. А пока думаешь, напиши Адриенне и спроси, не хочет ли она помочь тебе в твоем ателье. Ты легко возбуждаешься, с клиентами тебе общаться нельзя.

Адриенне я написала в тот же день. Ответ пришел через неделю, на конверте стоял штамп Мулена. Я пробежала глазами первые строчки и так заорала, что сразу прибежал напуганный Бой.

Ноги мои подкосились, он подхватил меня за талию, письмо выпало у меня из рук.

— Моя сестра Джулия… — прошептала я, прижав лицо к его груди. — Она умерла.

2

Произошло несколько ужасных событий, писала Адриенна. Я сидела на террасе, августовское солнце опускалось за крыши, а я читала письмо, где был подробный рассказ о том, как моя сестра влюбилась в какого-то офицера местного гарнизона, познакомившегося с ней, когда она стояла за прилавком на базаре. Он стал за ней ухаживать. Джулия, невинная и доверчивая Джулия, забеременела, и, как часто бывает в таких случаях, офицер срочно написал рапорт с просьбой о переводе в другой гарнизон и исчез. Бабушка с дедушкой осудили ее, и тогда Джулия собрала вещи и переехала к тете Луизе. Через девять месяцев она родила, а потом вскрыла себе вены. Адриенна послала записку в Руайо с сообщением о похоронах, но в доме никого, кроме слуг, не оказалось: я была уже в Париже, а Бальсан — в Аргентине. Так что письмо Адриенны осталось без ответа, затерялось среди корреспонденции, поджидающей возвращения Бальсана, а может, и вообще не было доставлено.

Приезжать в Париж Адриенна отказалась. Сейчас она жила в Мулене с бароном, то есть в своей бесконечной войне за него она одержала небольшую победу, и оставить его хотя бы на время означало подвергнуть их отношения риску. Но она спрашивала, не могу ли я взять на себя заботу о своем племяннике, маленьком Андре, который пока жил с Луизой, а также посоветовала написать моей сестре Антуанетте, которая уже покинула монастырь и сейчас работает, как и мы когда-то, в этом ужасном Доме Грампейр.

Насчет Антуанетты я ни секунды не колебалась. Чувство вины перед ней было таким сильным, что я срочно отправила ей весточку. С помощью Боя я послала по телеграфу банковский чек с довольно большой суммой на содержание Андре, обещая, что, как только он достигнет надлежащего возраста, я позабочусь о его образовании, но только не в монастырском приюте. После долгого разговора с Боем мы решили, что Андре должен учиться в Итоне, в закрытой школе в Англии, которую рекомендовал Бой, предложив все расходы взять на себя. Он послал письмо директору школы, с которым был знаком лично, чтобы гарантировать поступление Андре, когда придет время.

Смерть Джулии подействовала на меня угнетающе. Я уехала, так и не попрощавшись с ней. Я корила себя в бездушии и бессердечии, вспоминала о тех временах, когда мы были вместе, о своем горячем обещании в Обазине, что никогда ее не брошу, и при этом никак не могла отделаться от ужасной мысли: если бы я взяла ее под свое крылышко, то сейчас она была бы жива.

Однажды вечером Бой вернулся из очередной деловой поездки и нашел меня плачущей на диване в гостиной. Он сел рядом, прижал мою голову к своему плечу.

— Коко, — прошептал он, — не кори себя так. Ты ни в чем не виновата. И прошу тебя, не отказывайся от предложения Бальсана. Открывай свое ателье поскорее. Что поделаешь, сестру ты уже не вернешь. Не умирать же тебе вместе с ней.

И Бой повез меня на квартиру Бальсана на бульваре Мальзерб. Причем заранее созвонился, и там нас уже поджидала Люсьена Рабате. Рыжеволосая, вся покрытая веснушками и самоуверенная, она шагала впереди меня, осматривая небольшое помещение на первом этаже, на уровне улицы, прямо под пустой холостяцкой квартирой Бальсана, хмыкая при виде толстого слоя пыли на дощатом полу.

— Не Вандомская площадь, конечно, — сказала она. — Но если подать должным образом, постелить ковер и повесить колокольчик на дверь, будет, пожалуй, неплохо. — Она помолчала, пристально глядя на меня.

Я все еще не могла понять, понравилась она мне или нет. У Люсьены был острый взгляд коренной парижанки, она опытная модистка, а я никто, новичок, который делает странные шляпки.

— Хочу заранее предупредить, — продолжила Люсьена, — что, перед тем как принять ваше предложение, мне нужно посмотреть, что вы намерены продавать. Я должна поддерживать свою репутацию. И не собираюсь бросать нынешнее место работы, чтобы торговать непонятно чем.

Я как раз захватила с собой четыре шляпки, но прежде, чем я успела достать их из коробки, Люсьена быстро сунула в нее руку и выдернула оттуда одну из них. Поднесла ее поближе к свету, который сочился сквозь грязное стекло, и стала вертеть так и этак, словно выискивая недостатки.

— Хм… — Она протянула мне шляпку обратно. — Еще одну, будьте добры.

Внимательно осмотрев каждую шляпку, она поджала губы. Бой отошел в сторонку покурить. Наконец Люсьена повернулась ко мне:

— Ваши шляпки, конечно, совсем не похожи на то, что продают в других салонах. Они просты и элегантны. Могут привлечь нужных клиентов. Но это будет не так-то просто. Признанные модистки, да и Ворт с Полем Пуаре конкуренцию не жалуют. Вообще-то, они на ножах с тех пор, как Пуаре ушел от Ворта и открыл собственное ателье. Вы с ними знакомы? — (Я покачала головой; ее разглагольствования меня совершенно расстроили.) — Нет? — Она топнула ножкой. — Ну, мадемуазель, если вы хотите открыть шляпный бизнес, то вам следовало бы их знать. Месье Фредерик Ворт — англичанин, он одевал всех знатных женщин Парижа, включая членов королевской семьи. Его платья — это престиж. Ни одно не похоже на другое, для каждой клиентки он создает уникальный наряд. Пуаре учился ремеслу у Ворта, а теперь обшивает дам легкого поведения, создавая для них вызывающие ансамбли в восточном стиле. В их наряды обязательно должен входить головной убор, поэтому Ворт и Пуаре нанимают модисток и заключают с ними конфиденциальный договор, чтобы сохранить свои права на дизайн. Не хотели бы этим заняться?

— Нет. — Я расправила плечи. — Нет, — повторила я уже более твердо. — Я хочу работать самостоятельно.

— И у вас, я полагаю, есть клиентура? — Она сделала пренебрежительный жест. — Это место далеко не идеальное. Ателье Пуаре расположено рядом с Оперой, а салоны Ворта — на Вандомской площади и в Лондоне. Вам нужно искать своих покупателей, и вряд ли они потащатся сюда на свой страх и риск.

— В таком случае я буду искать.

Я принялась укладывать шляпки в коробку, как вдруг слышу, она подходит ближе. Я подняла голову. В руке Люсьена держала какую-то бумагу.

— Здесь список потенциальных клиентов, которых я могу пригласить, меня с ними познакомил Мейсон Льюис. Прошу вас, внимательно просмотрите его, и при данных обстоятельствах я вынуждена просить мадемуазель не требовать от меня рекомендаций. Я не хочу, чтобы мой работодатель знал, что я подыскиваю место на стороне.

Я тихо рассмеялась:

— Да я, мадам, не знаю ни одного имени в этом списке.

— Еще бы! — Она бросила взгляд в окно, туда, где на тротуаре возле машины стоял Бой. — Но месье Кейпел, возможно, знает.

— Возможно, — резко ответила я, забирая свою коробку. — Но он не мой работодатель.

Я уже шагнула к двери, как вдруг услышала за спиной ее голос:

— В таком случае, мне кажется, мы с вами договорились.

Я остановилась и оглянулась:

— Я не смогу вам много платить. Как вы говорите, все будет не так-то просто.

— У меня есть кое-какие сбережения, — сдержанно ответила она. — И еще: я никогда не боялась трудной работы.

Да, похоже, у нас с ней есть кое-что общее.

— Договорились, мадам Рабате, — кивнула я.

* * *

Мы с Люсьеной убрали всю паутину, отскребли полы, вымыли окно и в тесной задней комнатке, расположенной возле лестницы, ведущей в квартиру, устроили помещение для работы. Бой открыл для меня в банке кредитную линию, чтобы я могла купить стеклянные стенды для шляп, заказать прилавок с мраморной столешницей, позолоченное кресло, большое зеркало, ковер и колокольчик над дверью. Я хотела установить над дверью навес с моим именем, но управляющий домом запретил, и тогда я приказала написать на витрине крупными печатными буквами: ГАБРИЭЛЬ ШАНЕЛЬ.

За несколько дней до открытия магазина в дверях с чемоданом в руке неожиданно появилась Антуанетта. К этому времени моя коллекция шляпок уже красовалась на болванках, а витрину украшала эксклюзивная модель, созданная мной и Люсьеной: элегантная кремовая шляпа с черной шелковой лентой и пером белой цапли.

Одного взгляда на Антуанетту было достаточно, чтобы из глаз у меня покатились слезы. В свои двадцать два года она была похожа на испуганного воробышка: огромные, как и у всех носящих фамилию Шанель, глаза под густой шапкой волос; впрочем, волосы у нее были несколько светлее моих, а лицо такое же живое, как у нашей матери. Мне показалось, что Антуанетта несколько недель ничего не ела. Я сразу повела ее в кафе на углу и стала угощать круассанами с ветчиной, горячим шоколадом, а она рассказывала мне все ту же историю о бесконечно долгой жизни в монастыре, а потом про ученичество у злобной мадам Г.

— Все уже позади, — успокаивала я ее. — Будешь жить в квартире Бальсана, она прямо над магазином, там есть прекрасная спальня и гостиная, работать будешь у меня, — клиентов обслуживать, самой мне просто не справиться, надо же шляпки делать.