Вера и Марина Воробей - Маэстро, музыку!

Влади сидел на скамеечке. На ней обычно по вечерам собирались старушки из Люсиного подъезда. Черепашка со вздохом плюхнулась рядом, и парень, обернувшись, засиял улыбкой.

– Привет! – Влади привычным жестом провел рукой по своим торчащим коротким «ежиком» волосам. – Слушай, тут такое дело… Короче, мне тут в Ростов надо ехать… Ну и вот… Ну я и подумал, что, может, ты бы со мной поехала? А?..

– Ты что?! Как это? – Люся поправила указательным пальцем очки, съехавшие на самый кончик носа. – Я не могу…

– Почему? – Влади сделал вид, что очень удивлен ее ответом.

– Ну, во-первых, меня не отпустит мама, во-вторых, у меня школа, а в четверг еще и съемка, а в-третьих, мне там совершенно негде жить. – «А в-четвертых, с какой стати я должна куда-то ехать?..» – подумала Люся, но вслух говорить этого не стала.

– Ну наверняка ты уезжала в какие-нибудь командировки? – Он вопросительно посмотрел на Люсю, а она в ответ лишь качнула головой.

– И отпускала же тебя мама. Правильно? Вот и в этот раз отпустит.

– Но ведь это не командировка, – возразила было Черепашка, но Влади тут же ее перебил.

– Командировка не командировка… Какая разница? Она же не пойдет к тебе на работу узнавать…

– Моя мама работает там же, на телевидении, но проверять она, конечно, все равно не будет… Дело не в этом, просто не могу же я соврать… – Люся, почему-то чувствуя себя виноватой, опустила глаза.

– Тогда скажи правду. – Он немного помолчал. – А что касается съемок и школы, то на них, я думаю, можно забить, – закончил Влади с неожиданной твердостью в голосе.

– Как это? – отстранилась от него Люся. Она снова поправила очки, хотя те и не думали никуда сползать. – Ну, допустим, школа – это ладно. А вот съемки… Это же моя работа, понимаешь? Меня уволят, если я забью на них.

– Ну уволят и ладно… Подумаешь… – Влади махнул рукой. – А может, и не уволят, пустят какие-нибудь там повторы, и все. Ну должен же у тебя, в конце концов, быть отпуск?

– Здравствуйте. – Черепашка кивнула выходившей из подъезда соседке с третьего этажа и тут же снова опустила голову. Она как будто не слышала того, что только что сказал Влади. А он между тем продолжал упорно гнуть свою линию:

– Ну и потом, мы же ненадолго поедем, а жить у меня будем… Вместе с мамой моей, – поспешно добавил Влади. – Ну так что?

– Я не знаю… – Люся наконец посмотрела на него.

– Давай так: ты подумаешь пока, с мамой посоветуешься, а вечером я тебе позвоню. – Влади медленно встал с лавочки. – Хорошо?

– Хорошо. – Люся тоже встала, и в следующую секунду ее сердце забилось часто-часто. «А вдруг он снова меня сейчас поцелует?» – подумала Черепашка.

Но Влади не поцеловал ее. Пройдя несколько шагов, он обернулся, махнул рукой и сказал негромко:

– Пока.

– Пока, – отозвалась Люся, повернулась и быстро вошла в подъезд.

Это мне поручили узнать, куда время течет

и когда в истории начнется новый отчет.

Меня направили туда, где рождается молчание.

Я создан узнать и принести это знание.

Раньше жили в этом месте люди.

Они верили, что конца этому миру не будет,

но стали сбываться древние предсказания.

Все обречены были на скитания.

Люди ушли, не переставая ждать,

что подобное может случиться опять.

И никто уже не помнит – это сказка или быль,

что их прошлую страну поглотила бархатная пыль.

Точно это можно узнать только там,

и все готовы поверить моим словам

о том покинутом месте, где движения нет,

куда может проникнуть только лунный свет.

Когда-то росли здесь цветы,

исполнялись мечты,

здесь жили люди, но потом они ушли навсегда.

Жизни других исчезли без следа,

без следа, без следа. 

Я спускаюсь по ступеням в комнату теней,

в царство забытых дней и ночей,

где воздух замещен тишиной

и все вокруг окутано призрачной тьмой.

Сюда последний раз приходили сотни лет назад,

и я здесь первый за несколько веков подряд.

Ровные слои бархатной пыли

следы последних посетителей скрыли.

Ночные тучи расступились, светит луна,

луч мутного света льется из окна.

Холодные каменные плиты пола

бархатной пылью покрыты.

Мои глаза привыкают к этой дикой тьме,

я начинаю различать портреты на стене.

Беру старинную шкатулку в руки,

слышу нежные магические звуки.

Я околдован этим звоном тихим.

Все вокруг выглядит загадочным, двуликим.

Я прикован к этому магическому миру… да-да…

Это воплощение психолиры.

Стенам передается дрожь тела.

Медленно ступаю я вперед несмело.

Я не смею нарушать этот великий покой

веков небрежностью своих шагов.

Я гляжу без движения сквозь холод камней —

пропасть расширяется в памяти моей.

Время бесшумно поглощает города и страны,

и ничего уже не значат человеческие планы.

Замедляется звук времени, шагов,

затихает нежный шепот песочных часов.

Мои движения сковала магическая сила,

и бархатная пыль уже мои мысли покрыла.

Остановись, постой, замедли сердца бой.

Сюда проник шум вместе со мной.

Мерцающий свет засыпающих глаз угасает,

сознание мое силу теряет.

Эти мысли, леденеющие кровь…

Свет потухнет навсегда и не разбудит меня вновь.

Я останусь жертвой бархатной пыли,

как и люди те, которые столетия назад здесь жили. 

Ушедшие в прошлое, стертые временем,

ушедшие в прошлое, застывшие навеки.

Психолира – строго психическая лирика.

Корни, которые кто-то помнит.

Чтоб в страшной пустоте мое осталось тело,

Чтобы в последний раз душа моя горела

Земным бессилием, летя в рассветной мгле,

И дикой жалостью к оставленной Земле.

В третий раз Черепашка перематывала кассету на начало этой песни, которая называлась «Бархатная пыль», и каждый раз она находила в ней что-то новое. Причудливые сочетания слов поворачивались вдруг скрытой ранее гранью, будто алмаз, отражающий свет. Песня казалась Люсе удивительно, до слез печальной. И когда дверь в комнату медленно приоткрылась, глаза ее были на мокром месте.

– Привет, извини, если помешала… Это ты к передаче готовишься? – спросила Елена Юрьевна.

– Угу, – соврала Люся и принялась тереть глаза.

– Забавная вещица, – наклонила голову набок мама. – Это «Каста»?

– «Каста», – кивнула Люся и неожиданно для самой себя улыбнулась.

Конечно, Елена Юрьевна помнила об их вчерашней размолвке, но, увидев радостную улыбку на лице дочери, сразу же забыла все обиды.

– Пойдем на кухню. – Черепашка вскочила с дивана. – Мам, мне с тобой нужно поговорить… Это для меня очень важно…

– Да объясни ты толком, что случилось? – Елена Юрьевна пристально вглядывалась в лицо дочери.

Они сидели за столом, друг напротив друга. Люся не знала, с чего начать разговор. То ли рассказать вначале о предложении Влади, то ли о своих чувствах к нему…

– В общем, мам… – Она набрала полные легкие воздуха, а затем с шумом выдохнула. – Помнишь, я рассказывала тебе о Влади?

– Я так и знала, что ты чего-то недоговариваешь! – Елена Юрьевна слегка ударила пальцами по столу.

– Ну не перебивай, пожалуйста, – попросила Люся. – Так вот, тогда мы на самом деле не попали на концерт.

– Как это? – Елена Юрьевна испуганно посмотрела на дочь. – А куда же вы попали?

– Мы попали на Чистые пруды. Просто в клубе этом, «Китайский летчик Джао-Да», знаешь такой? Он на «Китай-городе» находится?

Елена Юрьевна рассеянно кивнула. Взгляд ее по-прежнему оставался напряженным.

– Короче, там и звук был плохой, и играть никому не хотелось… – продолжала рассказывать Черепашка. – Ну не в этом дело… Мы с Влади, короче, пошли гулять. Мама, понимаешь, он так похож на меня! – Люся просияла счастливой улыбкой.

– Так… Ну теперь мне все ясно! – Елена Юрьевна всплеснула руками.

– Да ничего не ясно… – Черепашка обиженно отвернулась. – Это еще не все.

– Ну, хорошо, рассказывай дальше, если это еще не все, – вздохнула мама, видимо готовясь услышать что-то из ряда вон выходящее.

– В общем, Влади предложил мне поехать с ним в Ростов, – выпалила Люся и в напряженном ожидании уставилась на маму.

– Да?! – Елена Юрьевна резко встала с табуретки. – С какой это стати, интересно?

– Ну на пару дней всего, мам! – заканючила вдруг Люся. – Жить у его мамы будем… Так что ты не волнуйся… Мамочка, миленькая, хорошенькая, добренькая, отпусти меня, пожалуйста, в Ростов!

– Да ты что, совсем с ума сошла?! – Елена Юрьевна повысила голос. – Никуда ты не поедешь! И речи об этом быть не может!

– Ну это же ненадолго, мамулечка! На два дня всего! – снова начала Черепашка, но мама тут же ее перебила:

– Неизвестно с кем, неизвестно куда! Короче, разговор окончен.

– Ну а как же, если бы я в командировку поехала? – робко возразила Люся.

– Во-первых, люди, с которыми ты ездишь в командировку, – взрослые, во-вторых, я их знаю, в-третьих, тебе оплачивается гостиница, и я точно знаю, где ты, с кем ты и когда приедешь…

– Но ты и сейчас будешь знать, где я, с кем я и когда я приеду… А что касается Влади, то он взрослый…

– Вот именно, взрослый! – Елена Юрьевна невесело усмехнулась. – Даже, я бы сказала, слишком взрослый.

Люся не стала больше уговаривать маму, а молча встала и пошла к себе в комнату. Она упала на постель и тут же неожиданно для самой себя расплакалась. Люся плакала тихо-тихо, сдерживая всхлипы, так, чтобы не услышала мама. Но Елена Юрьевна, конечно, чувствовала, как больно ее дочери. В глубине души она понимала, что сказала все слишком резко и неправильно, грубо. Ей самой было невыносимо больно и плохо. Ругая себя последними словами, она пошла в комнату дочери.

– Люсенька, – присела на краешек кровати мама. – Ну ведь ты же сама понимаешь, что…

– Я все понимаю, – сказала Черепашка дрожащим от слез голосом.

– Ну подумай… Вот стань на мое место… Люсенька… – Елена Юрьевна гладила дочь по голове. – Ну посмотри на меня! – Она старалась заглянуть Люсе в глаза. – Ну и потом, у тебя ведь съемки, школа…

– Я все понимаю, – повторила Черепашка.

Повисла тяжелая пауза. Елена Юрьевна о чем-то напряженно думала, а Люся повернулась на спину и закрыла глаза. По щекам ее катились слезы. Они затекали в уши, щекотали их, но Черепашка лежала с закрытыми глазами, безжизненно вытянув обе руки вдоль туловища. В такой позе она показалась Елене Юрьевне настолько беззащитной и жалкой, что она вдруг неожиданно для самой себя спросила:

– А когда он поедет за билетами?

– Наверное, завтра… – сказала Люся и открыла глаза.

– Только пусть вначале приедет сюда, я хочу поговорить с ним. Хоть телефон его мамы запишу. И еще! Люсь, вещи ты должна взять на любую погоду, чтобы не получилось, как в прошлый раз…

Но Черепашка уже не слушала маму. Она села на кровати, уткнулась носом в плечо Елены Юрьевны и крепко обхватила руками ее шею.

– Пусти, Люська, задушишь! – пыталась высвободиться из объятий дочери Елена Юрьевна.

– Не пущу, – одними губами прошептала Черепашка и еще сильней прижалась к матери.

– Владислав, – сказал Влади и зачем-то протянул Елене Юрьевне руку.

Правда, тут же смутившись, он опустил ее прежде, чем Елена Юрьевна успела отреагировать. Даже не пытаясь скрыть своего волнения, Влади с силой дернул вниз молнию на куртке.

– Проходите, пожалуйста… Можете не разуваться, – улыбнулась Елена Юрьевна.

Она тоже сильно волновалась. Да и Черепашка совсем не выглядела спокойной. Она то и дело поправляла свои коротко остриженные волосы, без конца одергивала футболку и почему-то отводила глаза в сторону, стараясь не встречаться с Влади взглядом.

– Давайте чаю выпьем, – предложила Елена Юрьевна, провожая гостя на кухню. – А может, вы есть хотите?

– Нет-нет, спасибо большое, – испуганно замахал руками Влади.

– Люсь, да не стой ты как каменное изваяние! – Елена Юрьевна похлопала Черепашку по плечу. – Давай-ка помоги мне накрыть на стол.

– Я тоже могу… – тихо сказал Влади.

Мать и дочь одновременно обернулись. На лицах обеих читалось недоумение.