Кэтрин Коултер - Магия страсти

— Моя мечта сбылась, — объявила Софи.

— Я не вижу мастера Грейсона, — встревожился Уилликом.

— Он обедает у себя в клубе, — утешил Райдер. Уилликом поклонился и вышел из гостиной, гордо вскинув голову и справедливо предполагая, что господа последуют за ним.

— Он поразителен, — заметил Николас.

— Именно это он сказал мне, когда стал нашим дворецким, — усмехнулся Дуглас.

По просьбе Розалинды Александра усадила ее и Николаса друг против друга. Николас удивленно вскинул бровь, но ничего не сказал. Дуглас стал рассказывать о внуках-близнецах, детях его сыновей-близнецов, уверяя, что все они как две капли воды походят на отцов и что это зрелище согревает ему сердце. Розалинда, краем уха слушая разговоры, положила себе тушеного испанского лука и молча набиралась мужества.

Она дождалась, когда остальные, увлеченные едой, замолчат, откашлялась и объявила, ни к кому в особенности не обращаясь:

— Николас Вейл, лорд Маунтджой, просил меня стать его женой. Я была так потрясена, что, только приняв предложение, сообразила — он не знает, кто я такая и, стало быть, наш союз станет откровенным мезальянсом. Хочу заверить, что не выйду за Николаса, хотя он настаивает на нашей свадьбе, потому что симпатизирует мне, и да, следует признаться и в этом, ему нравится меня целовать. Он также толкует о том, что нас свела судьба, что звучит романтично и даже таинственно, но не имеет ни малейшего смысла. Он великодушен и благороден. Я желаю доказать, что благородства во мне не меньше.

Она замолчала и подцепила ложкой луковицу, посыпанную черным перцем.

Последовало секунды три ошеломленного молчания. Наконец Николас отложил вилку, улыбнулся Розалинде и обратился Райдеру и Софи:

— Вы, вне всякого сомнения, удивлены, что я так скоро сделал предложение, да еще не поговорив сначала с вами, сэр. Прошу простить меня, но когда мужчина встречает свою суженую, ни время, ни сроки значения не имеют. Я хотел подождать с объявлением, дать вам время получше узнать меня. Составить собственное мнение. Но Розалинда изменила правила игры. Боюсь высказать все, что думаю по этому поводу, но дело тут не в благо-94 родстве. Она просто взбалмошная глупышка, как охарактеризовала ее моя недавняя знакомая. Ни один человек из сидящих за этим столом не считает, что она недостойна меня, недостойна быть женой пэра. В противном случае мистер Райдер Шербрук не взял бы на себя труд стать ее официальным опекуном и не устроил бы ей дебют в Лондоне. Я прав, сэр?

Райдер был окончательно сбит с толку и не знал, что делать. Нужно отдать должное Николасу Вейлу — тот ловко загнал его в угол.

Наконец Райдер кивнул: все равно больше ничего не оставалось делать, — и украдкой взглянул на Розалинду. Та покраснела до корней волос — интересно почему? Потому что Николас не смутился, не ушел от разговора, а прямо обратился к нему?

Рассеянно комкая в руках мягкую булочку, Райдер медленно сказал:

— Да, мы твердо уверены в высоком происхождении Розалинды. Ничуть не сомневались с того момента, когда через полгода после того, как мы ее нашли, она, наконец, заговорила. Однако, Николас, мы не сумели найти ни ее родителей, ни родственников. И давно оставили поиски, поскольку опасались, что, если отыщем ее родителей, ей по-прежнему будет грозить опасность. И хотя прошло уже десять лет, кто может заверить, что убийца все еще не лелеет планов расправиться с Розалиндой? Пусть уж лучше она будет продолжать жить под нынешним именем, пока не обретет память, в чем, правда, врачи сомневаются.

Дуглас устремил взгляд на Николаса Вейла:

— Поймите, милорд, мы семья Розалинды, и всегда будем ее оберегать.

— Как и я. Клянусь в этом всем вам. Обещаю заботиться и защищать, — заверил Николас.

Розалинда порывисто подалась вперед:

— Послушай меня, Николас Вейл! Я не более реальна, чем шекспировская Розалинда. Я нашла это имя в «Как вам это понравится». Сначала предпочитала имя Ганимед — как вы помните, Розалинда переоделась пастушком и назвалась Ганимедом; ее судьба весьма напоминает мою, — но дядя Райдер и тетя Софи, убедили меня, что имя мужское и, следовательно, не совсем подходит. Пойми, я могу быть потомком царя гуннов Аттилы или Ивана Грозного. Тревожная мысль, не находишь?

— Но ты заговорила на прекрасном английском, — возразила Софи. — Так изъясняются дети, получившие хорошее воспитание. Мы сразу поняли, что ты благородного происхождения. Да и твой итальянский был абсолютно безупречен, так что, возможно, кто-то из родителей был итальянцем. Или же тебя воспитывала итальянская няня. Очевидно также, что у твоих родителей были враги, могущественные враги, которые отчего-то посчитали тебя угрозой и решили устранить. Это все, что мы знаем наверняка. И, пожалуйста, не записывай себя в дьявольское отродье. Иначе я надеру тебя уши.

— Любовь моя, вспомни о тех проделках, в которые юная Розалинда втягивала других детей! — сказал Райдер.

— Ты прав, — кивнула Софи. — Если хорошенько поразмыслить, возможно, «дьявольское отродье» — самое точное определение.

Остальные рассмеялись, но не слишком громко.

— А твое пение, дорогая девочка? — продолжал Райдер. — Учитель утверждал, что тебе давали уроки, по крайней мере, два предыдущих года. Откровенно говоря, я не слишком хочу узнать, кто ты на самом деле, потому что боюсь за тебя. Признаюсь, иногда меня одолевают мрачные предчувствия. Но это не важно. Пока ты ничего не помнишь, будешь оставаться Розалиндой. Мы твоя семья. Любящая семья.

После обеда Николас проводил Розалинду в музыкальный салон в надежде остаться с ней наедине.

— Знаешь, раньше я сочиняла истории о своих родителях, — неожиданно призналась она. — Русские царь и царица, лихие пираты Карибского моря… И в каждой истории непременно присутствовала злобная ведьма, которая почему-то так боялась меня и так завидовала красоте моего лица и фигуры, что стремилась со мной разделаться.

— Прошу прощения. Выходит, твоя мать тоже была пираткой?

— Да, и она размахивала плетью, и носила белую рубашку с широкими рукавами. И разумеется, сапоги до колен. Они с моим отцом были ужасом Карибского моря. Да-да, понимаю, что мой безупречный английский почти исключает такую возможность.

— А ничего итальянского в твоих сценариях не присутствовало?

— Нет, — нахмурилась Розалинда. — Я всегда шарахалась от всего итальянского. Если хорошенько вдуматься, это странно, не так ли?

Николас хотел что-то ответить, но поспешно закрыл рот, услышав голос графини. Разговор тет-а-тет, на который он надеялся, не состоится.

— Ах, дорогие! — воскликнула Александра с сияющей улыбкой. — Как удачно, что я нашла вас именно в музыкальном салоне. Мы все решили умолять тебя спеть.

Остальная компания немедленно последовала за ней.

Розалинде хотелось схватить Николаса за руку и утащить в какой-нибудь укромный уголок огромного дома. И одновременно она мечтала вытолкать его на улицу. Отвесить пощечину за то, что так ловко договорился с ее семьей, и зацеловать до потери сознания за то, что так умело, припер ее к стенке.

— Присоединяюсь к общим просьбам, — сказал Николас. — Садись за пианино и спой мне любовную песню. Одну из тех, которые пели драконы Саллас-Понда.

— Драконы чего? — удивилась Софи.

— Это существа из «Правил Пейла» — книги, которую Грейсон купил на ярмарке в Гайд-парке, — спокойно пояснил Николас.

Розалинда понимала, что тетя Софи готова засыпать их вопросами, ответов на которые пока не было, и поэтому поспешно пробежалась пальцами по клавишам. Она намеревалась спеть веселую шотландскую песню, тем более что у нее был неплохой шотландский выговор, но с губ полилась песня, которая жила в глубине души, так долго, сколько она себя помнила. Песня, которая всегда была в ее мыслях. Песня, которую она не понимала. Песня, которая и успокаивала, и будоражила ее. Конечно, Розалинда не знала, каким образом выучила ее. Скорее всего это песня из прошлого.

Как ни странно, она ощущала, что выбора нет. Словно кто-то диктует ей каждое слово.

О красоте безлунной ночи грежу я.

О силе и безмерной мощи грежу я.

О том, что больше я не одинок,

Хоть знаю — смерть его и смертный грех ее со мной навек.

— Каждый раз, когда я слышу эту песню, — тихо сказала Софи, — мне хочется плакать. Николас, наверное, вы не знаете, что это были первые слова, произнесенные Розалиндой после шестимесячного молчания.

— Она не произнесла их, — поправил Райдер, — а скорее, промурлыкала себе под нос.

— Ты ничего не помнишь о первых годах своей жизни, — заметил Николас, — но эта песня была в тебе. И слова действительно непонятны. Его смерть… чья именно? И ее смертный грех — кто она? И в чем заключается этот грех? По-моему, в этой песне содержатся намеки на твое прошлое, Розалинда.

— Да, мы тоже так подумали, — согласился Дуглас, — но Розалинда ничего не может объяснить.

Розалинда старалась не думать о странных словах, и поэтому заиграла шотландский рил и спела о красивой девушке, которая любила танцевать с принцем эльфов. Все дружно притопывали в такт.

Час спустя, после чая с ореховыми булочками, Розалинда провожала Николаса до двери под присмотром деликатно покашливавшего Уилликома.

— Знаешь, дядя Райдер на всякий случай дежурит поблизости, у двери гостиной. Думаю, Уилликом — его передовой отряд.

Он долго смотрел в ее голубые-голубые глаза.

— Не сомневаюсь, что, когда наша дочь достигнет твоего возраста, я буду поступать точно так же.

Рот Розалинды от изумления приоткрылся. Она прижала ладони к горящим щекам.

— О Господи, что за картины возникают в моем мозгу! Это возмутительно, Николас! Мне всего восемнадцать!

— Знаю, — улыбнулся он. — Только подумай, сколько нам нужно будет потрудиться, чтобы на свет появилась твоя копия! Ты выйдешь за меня, Розалинда? Позволишь стать твоим Орландо?

— Мужчина, знающий Шекспира! Искушение велико, Николас, но…

— Возможно, это я тебя недостоин! Взгляни на меня! Торговец из Макао. Граф по прихоти судьбы, ненавидимый отцом. Совершенно не стою тебя!

Розалинда прикусила губу и надолго задумалась.

— Может, я не растеряю все свое благородство, если выйду за тебя, — решила она наконец.

— Не растеряешь, ни унции. Мало того, достоинство твое не пострадает.

— Так и быть. Думаю, тебе пора поговорить с дядей Райдером.

Николас поднял голову и кивнул сначала Уилликому, потом — в сторону Райдера Шербрука, все еще стоявшего у двери гостиной.

— Извини, Розалинда.

Девушка молча смотрела, как он возвращается к дяде и что-то тихо ему говорит. Распрощавшись с Райдером, он подошел к ней, погладил по щеке и удалился.

Райдер махнул ей рукой и вошел в гостиную, где, как знала Розалинда, уже ждал дядя Дуглас.

На следующий день Николас с задумчивым видом вышел из гостиной Шербруков, а когда появился в кабинете, Грейсон обрадовано вскочил:

— Наконец-то! Розалинда отказывается переводить «Правила Пейла» без тебя.

Николас механически улыбнулся при виде Розалинды. Та облегченно вздохнула. Слава Богу; значит, все в порядке!

Розалинда, усмехнувшись, опустила глаза и принялась читать:

— «Случилась совершенно поразительная вещь. Драконы Саллас-Понда спели, что считают меня достойным войти в круг чародеев. Драконы умеют читать людские мысли, и они спели, что чародеи — такие же люди, как все мы; люди, которые поддерживают равновесие между различными мирами, связанными с Пейлом. Эти люди — пели драконы Саллас-Понда — всего лишь чародеи. Не боги. Один дракон сказал мне, что его зовут Таранис. Я тут же вспомнил, что Таранис — кельтский бог грома. Бог грома и дракон Саллас-Понда, тоже своего рода бог, носят одно имя?

Таранис велел мне сесть между его огромными чешуйками и держаться покрепче. Впервые я увидел Пейл с высоты, оттуда, где красновато-лиловые облака перекатываются по небу гигантскими волнами. А Таранис продолжал лететь, дальше и дальше. Мощные крылья почти бесшумно разрезали стоячий воздух. Я видел множество рек и озер, тонких как нити, но нескончаемых, голубых и очень похожих на вздувшиеся на человеческих руках вены. Но кровь моя застыла при виде крепости из черного камня на вершине гигантской горы.

Таранис спел, что это гордость чародеев, что страх, который крепость внушала, помогал им сохранять мощь и силу. Крепость чародеев на горе Оливан, мрачная, как черный стервятник, называлась Блад-Рок.[3] И этому была причина: красные, как только что пролитая кровь, потеки стекали по черной скале к самому подножию.